Она все еще ломала голову, пытаясь придумать, как им жить дальше, причем так, чтобы эта жизнь устраивала их обоих. Но если каким-то образом склонить короля приблизить ко двору юного амбициозного клерка и его старшего товарища, сведущего в медицине, тогда…

— И кроме того, — она блеснула улыбкой и постаралась как можно точнее воспроизвести его акцент, — тебе во всем Кембридже не сыскать такой достойной женщины в попутчицы.

Он тоже улыбнулся и ответил ей в тон:

— А куда подевалась та почтенная вдова, которой кое-кто помогал по хозяйству?

Джейн прыснула от смеха.

— Она уехала из города.

— Ладно уж, — уступил он со вздохом. — Я возьму тебя с собой. Но только потому, что до отъезда не успею пристроить в другое место. И еще я расскажу обо всем Джеффри и Генри.

— Зачем? Не вздумай! — Если они обо всем узнают, путь назад будет отрезан.

— Я не могу быть рядом ежеминутно. — Страх за нее сделал его непреклонным. — Нужно, чтобы тебя мог защитить кто-то еще помимо меня.

— Они могут нечаянно выдать нас.

— Даже не настаивай. Тебе не переубедить меня, как ни старайся.

— Тогда не говори им до нашего отъезда, — взмолилась она в попытке выторговать еще несколько дней свободы.

— Джейн, я расскажу им, как только они вернутся с каникул, и точка.

— Меня зовут Джон, — сказала она, глядя на него в упор. — Постарайся не забывать.

Его глаза потемнели.

— Тебя зовут Джейн. Постарайся не забывать.

Она проглотила возражения. Чем дольше они спорят, тем сильнее он упирается. Но он разумный человек и со временем сам придет к выводу, что единственное логичное решение — оставить все на своих местах.

Вернувшись в реальность, Дункан машинально занялся своими привычными обязанностями. Настроение было неважным. Джейн ушла в пекарню, куда он с неохотой отпустил ее одну, а сам Дункан тем временем встретился с поваром, чтобы узнать, все ли готово к началу семестра.

Почти месяц они ни на минуту не расставались. Он словно прирос к ней. Нежность, любовь, душевный покой — с нею он обрел все, к чему стремился.

Жизнь рядом с этой удивительной девушкой, в которой прямота и храбрость сочетались с поистине мужской силой духа, была напоена открытиями и бесконечной радостью.

Как можно было допустить даже мысль о том, чтобы отослать ее прочь?

Но теперь к влечению примешался страх.

Он смотрел на нее — и видел не Джона, а Джейн. Ее смех, ее улыбка, ее голубые глаза, которые становились почти синими, когда он к ней прикасался… Боже, да любой, кто увидит, как они друг на друга смотрят, немедленно обо всем догадается.

Хорошо, что после возвращения студентов в общежитии будет стоять такая суматоха, что на них никто не обратит внимания, а там придет срок уезжать в Вестминстер.

Плохо, что отъезд не решит проблему, а отложит ее на короткое время. Что будет потом? Ситуация казалась ему совершенно неразрешимой.

Ему нечего было ей предложить. Ни сейчас, ни через годы. Но ни одна женщина не согласится ждать так долго.

Он не был монахом, но о женитьбе никогда не задумывался. Возможно, когда он оставит университет и начнет зарабатывать на жизнь медициной… Но он был связан обетом преподавать, а значит задержится в Кембридже еще на два года. Плюс на то, чтобы стать полноценным медиком, уйдет не менее десяти лет, если брать в расчет обучение на континенте.

Вот еще аргумент против. Если они поженятся, придется знакомить ее с родителями и с его былым образом жизни — со всем, что он старался вычеркнуть из своей памяти.

Дункан знал о Джейн далеко не все, но достаточно для того, чтобы понимать, что она воспитывалась совершенно иначе, нежели он. Она привыкла к комфорту и сытой жизни, к тем вещам, за которыми он ушел из Иденской долины и которые до сих пор не нашел.

Допустить, чтобы она и дальше жила в общежитии под видом мальчишки, он не мог. А какие были еще варианты? Навязать ей жизнь на севере, от которой он в свое время удрал? Тоже невозможно.

В первую очередь он должен сосредоточиться на спасении отца. Все остальное подождет. Что делать с Джейн он придумает по возвращении из Вестминстера.

Искушение нашептывало оставить ее при себе. Но чем дольше они остаются вместе, тем выше вероятность, что в конце концов судьба обременит его не только женой, но и ребенком.

Он был сильным человеком, но даже сильный человек не может сопротивляться искушению вечно.

Он сам научил ее логике. Рано или поздно она согласится с тем, что дальше так продолжаться не может.

Накрошив луковицу на кусочки, Джейн бросила их в горшок с кипящей водой. На кухне стоял дым коромыслом, ибо общежитие снова заполонили студенты, и все они были голодны с дороги. Ее грудям было тесно под влажной от пота полоской ткани. За месяц на воле они будто бы подросли.

— Маленький Джон, Дункан, где вы? — послышался голос Генри.

Нацепив на лицо маску Маленького Джона, она выбежала наружу и обняла его, но из-за пугающего заявления Дункана радость от встречи несколько омрачилась.

— Смотрю, в отсутствие повара ты нисколько не отощал, — сказал Генри.

Дальше своего носа он, как обычно, не видел и никакой перемены в ней не заметил.

Сверху спустился Дункан, и они с Генри, следуя приветственному ритуалу, обменялись шутливыми тычками, а потом крепко обнялись.

— Где Джеффри? — спросил он, избегая ее взгляда.

— Зашел в лавку за пергаментом. К ужину обещался вернуться. — Генри повернулся к ней: — До сих пор не понимаю, почему ты предпочел остаться с этим остолопом, вместо того чтобы провести каникулы у меня в гостях, как я предлагал.

В ответ на это оскорбление Дункан вполне натурально изобразил смех, а она сбивчиво оправдалась тем, что должна была готовиться к экзамену у магистра грамматики.

— Когда он вернется, нам надо будет поговорить, — сказал Дункан и косо взглянул на нее.

Джейн сделала умоляющие глаза, но его решимость не дрогнула.

На город опустились зимние сумерки. Джеффри не вернулся.

Студенты разместились за длинными столами и принялись за еду, но радостное оживление сошло на нет. Все прислушивались, не раздастся ли стук в дверь.

После ужина она увидела, как Дункан вышел на улицу и огляделся, словно ждал, что Джеффри откликнется на его взгляд. Затем он вернулся, чтобы накинуть плащ, и снова вышел наружу. Джейн тоже оделась и вместе с Генри последовала за ним.

Вечер выдался на редкость морозным. После шумных дневных братаний на улице казалось особенно тихо. Мимо Святой Троицы, оставляя за собой облачка дыхания, прошли двое педелей.

— Наверное, он засиделся где-нибудь и забыл о времени, — сказал Генри.

Однако никому из них в это не верилось. Джеффри не отличался забывчивостью. Он непременно вернулся бы к ужину, как обещал, но, очевидно, что-то или кто-то помешал ему это сделать. По спине Джейн пополз холодок дурного предчувствия.

Педели завернули за угол и скрылись на Бридж-стрит. Кивком головы Дункан поманил Генри за собой.

— Обожди здесь, — шепнул он ей, но Джейн не послушалась и увязалась за ними следом.

Они дошли до черного силуэта колокольни Святой Марии и повернули на Хай-стрит. Вечер стоял глухой, безлунный. В морозном воздухе ясно слышался каждый шорох. В полном молчании они дошли до лавки торговца пергаментом, попутно прислушиваясь к любым звукам, которые могли навести их на след пропавшего друга.

Где-то заплакал ребенок. Мать запела колыбельную. Из общежития Фисвика донесся взрыв хохота.

Лавка торговца пергаментом была закрыта, но сквозь щель в ставнях на верхнем этаже пробивался свет от свечи. Дункан несколько раз постучал. Ставни распахнулись, и из окна выглянул хозяин.

— Закрыто. Уходите.

— Мы разыскиваем одного студента. Высокий, плечи узкие, волосы тонкие — не заходил такой?

— Заходил, но давным-давно ушел. Верно, спит в своей постели, как и положено добрым людям. — Лавочник со стуком захлопнул ставни и опустил щеколду.