— Научишь меня играть?
Дункан без колебания вручил ей драгоценный инструмент, и она неловко установила его на коленях. Множество раз она видела, как он перебирает струны маленькой щепочкой, но смотреть — не значит делать. Он создавал мелодию легко и свободно, в то время как ее пальцы оказались способны породить только неуклюжее бренчание.
Он обнял ее со спины, и задал ее пальцам правильное положение на грифе.
— Теперь проведи по струнам.
Научившись простенькому мотиву из трех аккордов, она с энтузиазмом исполнила его несколько раз, жалея о том, что петь у нее получается много проще.
— Это труднее, чем учить латынь, — сконфуженно призналась она, возвращая ему инструмент.
Он рассмеялся.
— Может быть, но у музыке у тебя больше способностей.
Она шутливо ущипнула его и вздохнула.
— Подумать только, как же мне не хватало пения.
— У тебя чудесный голос.
— Мама говорила, что голос — единственное, что есть во мне от женщины.
— Тут я бы с нею поспорил, — озорно ухмыльнулся он.
Она улыбнулась и подсунула ступни под его теплое бедро, упиваясь своим женским счастьем и слушая, как он подбирает мелодию.
— Расскажи мне о своей матушке, — вдруг попросил он.
Во рту у нее пересохло.
В эти благословенные дни она и думать забыла о своих секретах. Он узнал, что она женщина, но не узнал, из какой семьи. Что, если ее последняя тайна вызовет у него еще большее негодование? Проверять это предположение она была еще не готова.
— Что именно? — спросила она с деланным безразличием.
— Какой она была? Вы похожи?
«Была». Он все еще думает, что оба ее родителя умерли. Поправлять его она не стала.
— Она была сильной женщиной.
— Значит, похожи.
Джейн так не считала. В свое время ее мать была богата и владела землями столь обширными, что мужчине они могли бы гарантировать место в Палате лордов. Но со смертью ее царственного покровителя все ее могущество сошло на нет, а земли указом парламента отошли ее мужу, который промотал все до последнего гроша и умер.
Оставшись без мужской поддержки, мать растеряла всю свою силу. В этом смысле Джейн совсем не стремилась быть на нее похожей.
— Но за эту силу ее… скажем так, недолюбливали.
— Так уж заведено в мире, — произнес он, медленно водя рукою по струнам. Она, наконец, вспомнила эту мелодию. Он играл ее в ночь, когда они впервые занимались любовью. — Сильных всегда не любят, и мужчин, и женщин. Она была такая же светловолосая, как ты?
Джейн покачала головой.
— Нет. У нее были темные волосы, и глаза тоже. — Солей унаследовала от матери цвет волос, а вот глаза ни у одной из дочерей не были карими.
— Значит, ты пошла в отца?
— Да. — Она улыбнулась, вспомнив пышную золотистую гриву покойного короля. Сходство с царственным отцом доставляло Джейн немалую гордость, когда она была маленькой. Она воображала себя принцем, который может получить все, что только пожелает — стоит лишь протянуть руку.
Впрочем, разговор об отце лучше отложить на потом.
— Что это за песня?
— Рано пока называть это песней.
Значит, он сложил ее сам.
— А слова уже есть?
— Так, несколько строк. — Он заиграл мелодию с начала и запел.
Смотреть на тебя приятно моим глазам, ласкать тебя приятно моим ладоням, целовать тебя приятно моим устам, любить тебя дорого моему сердцу.
Позволь возлечь с тобой рядом, позволь любить тебя вечно.
Он замолчал, а музыка лилась дальше.
— Конец я еще не придумал.
Она задержала дыхание.
Множество раз она всматривалась в его глаза, пытаясь прочесть его чувства, но только теперь поняла, где они скрывались все это время. Они струились сквозь его пальцы, складываясь в слова, превращаясь в музыку, обнажая перед ней его душу. Каждое слово и каждая нота наполняли ее сердце радостью, подобной той, что он уже подарил ее телу, и сердце ее забилось в одном ритме с дрожанием струн.
Наконец, последняя нота уплыла в воздух и затихла. Что же дальше? Она замерла в ожидании. И встретилась взглядом с его серыми, полными надежды глазами.
Он отложил инструмент в сторону, и они тесно обнялись. Он нежно гладил ее волосы, а она, закрыв глаза, уютно и расслабленно устроилась у его груди, слушая, как стучит его сердце.
— Да, — шепнула она, отвечая на вопросы, прозвучавшие в песне. — Навсегда — да.
Позднее, ночью, она задумалась, что означает это слово — навсегда.
Всю жизнь она наблюдала, как мужчины ставят себя выше женщин, и обещала себе сделать все, чтобы не попасть в зависимое от них положение.
Когда она жила в Виндзорском дворце, у нее, как у дочери короля, было все — еда, одежда, защита. Невидимые слуги, коих во дворце было несметное множество, разжигали камины, приносили одеяла, исполняли любые ее желания.
Потом они лишились всего. Дважды. Сначала по вине парламента, потом из-за мужа ее матери.
Десять лет, пока они жили в маленьком доме в деревне, каждое полено, каждый кусок хлеба был на счету. Потом Солей вышла замуж. У них снова появились еда, одежда и защита. Конечно, роскошествовать, как в былые времена, не приходилось, но все самое необходимое было в достатке.
Тот факт, что миром правят мужчины, был для нее очевиден. Но она выросла в доме, где мужчин не было, и потому не имела точного представления, как они этого добиваются. В ее глазах они шагали по жизни и по праву рождения присваивали себе все, что полагали своим.
Только пожив среди них какое-то время, она поняла, что их доля не так проста, как кажется.
Еда и питье не появлялись из воздуха. Любые жизненные блага им приходилось зарабатывать тяжким трудом. Все, что мужчина мог назвать своим, добывалось потом и кровью, благодаря силе его рук, упорству его воли и остроте его разума.
Она серьезно заблуждалась на счет мужчин. Когда они приходили в возраст, их выставляли за дверь, и пробиваться в жизни они должны были сами — своим трудом и умом. Однако по поводу женщин она никогда не питала иллюзий. Если мужчин выставляли за дверь, то женщин запирали в четырех стенах.
Устройство жизни не изменилось с тех пор, как она сбежала из дома. Изменилось другое — она сама.
Раньше она и помыслить не могла, что ею завладеет любовное безумие. Она не думала, что может возжелать мужчину так, как она возжелала Дункана, что будет искать и находить радость в соитии, что будет наслаждаться тем, насколько разные их тела и тем, насколько идеально они подходят друг к другу. Она хотела, чтобы это волшебство задержалось с нею надолго.
Навсегда.
Но если Джон исчезнет, в жизни Джейн больше не будет латыни. Нельзя будет, нацепив шоссы, вольно бродить по улицам, получать знания, распевать в пивной песни вместе с друзьями-студентами. С мечтами увидеть Париж или Рим придется навсегда распрощаться.
А если с Дунканом, не приведи Господь, что-то случится, то она окажется совершенно беспомощной и беззащитной.
Она хотела быть с ним, но не такой ценой. Должен быть какой-то другой выход.
Если Дункан любит ее, он поймет.
Глава 17
— Расскажи о своей семье. — Они лежали в постели, обнявшись, обнаженные после любви. Прижимаясь к нему и слушая его расслабленное дыхание, Джейн подумала, что настал момент расспросить о его близких. Он почти не упоминал о них, больше задавал вопросы о ее семье. — Ты говорил, у тебя есть старший брат. Вас только двое?
Его рука слегка напряглась на ее плече.
— Теперь — да.
Всего два слова.
Она не видела выражения его глаз. Навивая на палец волосы, которые курчавились на его груди под ее щекой, ждала продолжения. Он молчал, и она мягко подтолкнула его:
— Теперь?
— У меня был младший брат.
Был.
— Как его звали?
— Питер.
Она поняла, что это грустная история. Дотянулась до его правой руки и сплела с ним пальцы.
— Он умер, когда ему было шесть.
— От болезни?