Джон оказался девушкой, и Дункан не знал, как с нею обращаться.

Буря в его душе на время утихла, но чресла наотрез отказались прислушаться к голосу разума. Ее груди влекли к себе, так и подмывало задрать ей тунику. Она сидела, отставив колено, и поза ее будила воспоминания о том, где недавно побывали его пальцы, еще немного — и они проскользнули бы внутрь…

Еле сдержав стон, он прикрыл веки и попытался обрести над собою контроль. Все же он взрослый человек со степенью магистра искусств, а не похотливое животное.

— Расскажи, почему ты сбежала из дома.

— Моя сестра рожала, а я не могла… а они… — Ей не хватило дыхания.

Он терпеливо ждал. Она молчала, не поднимая глаз. Потом начала заново:

— Меня хотели выдать замуж. За совершенно незнакомого человека. Я его ни разу в жизни не видела. Я должна была делить с ним ложе, прислуживать его…

Сердце его сжалось, но он преодолел слабость и заставил себя сказать:

— Возвращайся домой и выходи за него.

От взгляда, который она на него бросила, любой деревенский дурачок забился бы под лавку.

— Об этом браке можно забыть.

Она была права. Никто не возьмет в жены девушку, которая жила в мужском общежитии. Все — ее жених, ее родные — сделают вывод, что она ходила по рукам, как обычная шлюха. Ее, безусловно, начнут сторониться, а то и вовсе прогонят из дома.

— Но замуж ты все же хочешь? — уточнил он, вспомнив, как часто она заводила речь о браке.

Вид у нее сделался как у наставника, раздраженного непонятливостью тугодума-ученика.

— Ни за что и никогда. Ни один муж не разрешит мне жить такой жизнью. — Она обвела руками пространство вокруг себя, подразумевая этим жестом все, что окружало ее в эти месяцы — общежитие, университет, риторику, грамматику, даже латынь.

Хлопнула входная дверь — студенты начали возвращаться с утренних лекций. Оставаться дальше наедине стало опасно.

И внезапно возможные последствия ее маскарада — для нее, для них обоих — стали для него очевидны. Он привел ее сюда. Взял под свое крыло. Если студенты узнают, что она женщина, то никто — даже Генри и Джеффри — не поверит в то, что он был в неведении. Его карьера будет разрушена. Ее же судьба могла сложиться еще печальнее.

— Ты понимаешь, что будет, если они узнают о твоем обмане?

— Они вышвырнут меня вон.

— В лучшем случае.

Она побледнела.

— Думаешь, меня могут…

— Я-то тебя не трону, девочка. Но не все такие, как я.

Озлобленные, ослепленные похотью студенты способны учинить над ней самую жестокую расправу, когда узнают о ее вероломстве. Особенно если они вообразят, что все это время она принадлежала Дункану, а ныне стала доступна для всех.

Только его сильные руки способны остановить их.

— Тогда будет лучше, если для них я останусь Джоном.

Она прикусила довольную улыбку, и он понял, что и впрямь был тугодумом. Эта девица вознамерилась остаться.

Колокола прозвонили полдень. Нужно было что-то решать. Скоро кто-нибудь постучится в дверь с просьбой докупить пергамента или выдать дров для растопки. Да и Пикеринг, с которым они условились о встрече, вероятно, заждался его.

— Пока все останется как есть. — Абсолютно логичное и естественное решение. И оно никак не связано с нежеланием разлучаться с нею. — Но только временно. Пока я не разберусь с тем, как быть дальше.

Она потянулась вперед, чтобы поцеловать его руку, но он, страшась любого контакта с нею, отдернул ладонь.

— Пойми, у тебя не получится дурачить их вечно.

— Я буду более осторожна.

Он вздохнул. Не все люди настолько слепы, каким был он сам. Ее разоблачение — вопрос времени.

— Веди себя, как раньше. Занимайся уроками. И держись поближе ко мне.

И когда она улыбнулась, он с пугающей ясностью осознал, насколько они стали близки. Дункан и Джон. Джон и Дункан. Как братья. Больше, чем братья…

Он неуклюже потрепал ее по плечу. На ее ресницах заблестели, угрожая пролиться, слезы. Ослабев под его ладонью, она порывисто обняла его, и он инстинктивно прижал ее к себе, открыв в своем сердце то, что подспудно чувствовал все это время. Она женщина. И он будет защищать ее до конца.

Разомкнув объятия, он с осторожностью отодвинул ее от себя и приподнял ее лицо за подбородок, чуть было не утонув в ее глазах.

— И как же мне теперь называть тебя?

Дрожащая улыбка.

— Джейн. Меня зовут Джейн.

Но он не мог называть ее так. Просто не мог. У Маленького Джона больше не было имени.

Глава 11

— Слава богу, она жива, — сказала Солей. Попугай в клетке заскрежетал, передразнивая ее.

Улыбаясь, Джастин смотрел, как жена укачивает их маленького сына, который попискивал, но не выпускал из ротика ее грудь. Худшее осталось позади, но поскольку Солей была еще очень слаба, доктора настояли на том, чтобы она провела в постели еще какое-то время.

— Была жива в прошлом месяце.

Записка, которую они получили вчера, была первой весточкой от нее за два с лишним месяца. Юноша, доставивший записку, сообщил, что видел Джейн на день святого Дионисия, то есть несколько недель назад. Было неясно, почему он прибыл с таким опозданием, и все же хорошая новость приободрила их и несколько ослабила чувство вины, которое мучило Джастина.

— Зря я пытался найти ей мужа.

— Ты бы никогда не выдал ее замуж насильно. — Жена дотронулась до его руки. — Ты же говорил Джейн, что последнее слово останется за ней.

Но Джейн решила не дожидаться встречи с женихом. Когда торговец, предназначенный ей в мужья, приехал и обнаружил пропажу невесты, он сперва возмутился, но, получив сытное угощение и бочку хорошего вина за беспокойство, отбыл восвояси.

Солей забрала у младенца грудь, и маленький Уильям протестующе завопил. Его приложили к другой груди, и он умолк, довольно зачмокав.

У Джастина защемило сердце. Он едва не потерял их обоих. Солей и его сына.

— Мне казалось, она знала, что я буду заботиться о ней в любом случае — даже если она не выйдет замуж.

— Джейн привыкла не доверять мужчинам, — вздохнула Солей.

И немудрено. Ни король, которого она считала своим отцом, ни ее настоящий отец о ней не заботились.

— Наверное, стоило рассказать Джейн правду, — проговорил он. — Твоя мать полагала, что королевская кровь будет для вас даром, точно так же, как вы с Джейн были подарком покойному королю. Но сейчас это уже не имеет значения.

— Это не наша тайна. Рассказывать ей или нет, должна решить мама.

Они надолго замолчали. Наконец, Солей вздохнула, возвращаясь к прерванному разговору.

— Значит, в прошлом месяце Джейн была в Кембридже проездом к какой-то святыне. В ее натальной карте действительно есть путешествие, но мне непонятна одна вещь. — Узнав, что Джейн пропала, Солей достала свои астрологические таблицы и принялась искать в гороскопе сестры какую-нибудь зацепку. — В это время года не принято совершать паломничество, разве не так? Прочти мне записку еще раз.

Джастин по памяти пересказал ее содержание.

Простите меня. Надеюсь, что Солей и ребенок здоровы. Я молюсь за них каждый день. Я счастлива. Не ищите меня. Familiam euro.

Покачивая младенца, Солей задумчиво наморщила лоб.

— Юноша точно больше ничего не добавил? — спросила она в который раз.

— Он открывал рот только затем, чтобы попросить поесть, — попытался пошутить Джастин.

Юноша рассказал им крайне мало. Кто-то передал ему записку. Нет, не светловолосая девушка. Он забыл, кто именно. И когда, тоже не помнит. Вроде, кто-то из паломников. Нет, он понятия не имеет, куда эти паломники держали путь.

— Ближе всего оттуда собор в Норвиче. С другой стороны, она могла направляться и в Дарем. Ты же сказал ему, что она могла быть одета в мужское платье?

Он кивнул.

— Она просит не искать ее. Думаю, своей запиской она просто хотела сообщить нам, что жива и здорова.

— Не только, — проговорила она, расправляя мягкие темные волосики малыша. — Она хотела удостовериться, что и с нами все хорошо. Она хотела узнать о ребенке.