— Пасека в горах — это колхозное дело, а окультуривание — дело совхозов. А вы хотите всучить колхозу договор на сбор дикорастущих! На свою работу колхозников еле хватает!

— Мы будем облагораживать леса! Пионеры будут работать! — вмешался Егор.

— А где план и смета на облагораживание? — не сдавался Абдулла. — Это дело Витаминпрома, Лены Чукмасовой. Иди и договор с ней заключай, она нанимает ребят на сбор дикорастущих! — сказал счетовод Егору и нетерпеливо махнул рукой, чтобы ребята уходили.

Мальчики не двинулись с места.

— Значит, документа не отыщете? — сурово спросил Егор.

— Сколько раз тебе повторять, мальчик! — возмутился счетовод.

— Нам нужен центнер бензина для движка, иначе погибнут опыты, — повторил Егор.

— Зачем еще эти незапланированные опыты, не предусмотренные по смете?

— Вот возьмите-ка, это от Пханова, — сказал Егор и подал Абдулле записку, которую сжимал все время в кулаке.

Счетовод поднял брови, нахмурился, недоверчиво взял записку, внимательно прочел ее три раза и, пожевав губами, кратко сказал:

— Половину дам.

— Давайте все, — настаивал Егор.

— Что ты меня учишь! — закричал взбешенный Абдулла. — Видишь? — Он дрожащими руками взял бумажку и поднес к глазам Егора.

Но Егор не знал, а Абдулла не мог ему объяснить, что раз Пханов расписался с особой закорючкой на конце, значит надо дать половину.

— А где бочка с бензином? — спросил Егор в тревоге, как бы счетовод не передумал и не пришлось итти разыскивать.

— Нет бочки, — сердито сказал Абдулла, — давай свою тару!

Егор нахмурился и опустил голову. Бочки у ребят не было, и ехидный счетовод это знал.

— Будет бочка! — раздался звонкий голос Гюльнары, стоявшей у двери.

Абдулла даже вздрогнул.

— Ты опять здесь! — яростно закричал он.

Дверь распахнулась, и вошел высокий молодой мужчина в военном костюме. У него было гладко выбритое мужественное лицо.

— Опять ты кричишь, Абдулла? — насмешливо спросил он. — Ну, что здесь случилось?

— Это приехал наш председатель Туйгун, — шепнул Асан на ухо Егору.

Председатель пожал руки всем присутствующим, не исключая и ребят.

— Я не могу расходовать материалы и колхозные средства на работы, не предусмотренные сметой и планом, — упрямо сказал Абдулла.

— Если работа важная, значит надо пересмотреть смету и план, а можно иногда работать и не выходя из сметы, а изыскивая внутренние ресурсы, — спокойно возразил Туйгун. — А в чем дело? — Он подошел к своему столу, взял из папки бумаги и стоя начал бегло их просматривать.

Егор подошел и хотел все объяснить, но Туйгун прервал его:

— Я все знаю. Почин наших ученых замечательный. Правление их поддерживает. И если некоторые, — Туйгун презрительно посмотрел на Абдуллу, — до сих пор не научились мыслить по-государственному и, сберегая копейки, упускают десятки тысяч рублей, то это легко поправить. Абдулла, выпиши все то, что надо нашим пионерам для работы в плодовых лесах. Я беру ответственность на себя перед правлением. Мы должны были бы сейчас же построить снесенные мосты и отправить пионеров на машинах, но дело срочное, и чтобы не задерживаться, лучше вы идите по ущелью Чак. Дойдете?

— Дойдем, — сказала Гюльнара. — А хлопкоуборочная машина?

— Работает, и очень хорошо работает.

— Без твоей резолюции не выдам, — сказал Абдулла, подходя с запиской Пханова.

Туйгун, увидев записку Пханова, усмехнулся, порвал ее и сказал:

— Мудрите вы тут! А ну-ка, дай заявление Слу.

На заявлении парторга он написал распоряжение о выдаче бензина и продуктов.

— Мяса не надо, — сказал Егор, — сами настреляем. Возле крыльца уже столпились в ожидании пионеры.

— Победа! — крикнула Гюльнара. — Машина работает. Принесите мелкую тару для бензина, у кого что есть: бочки, четверти.

— А у нас есть осел, — отозвался Асан, — он повезет на спине хоть два центнера.

III

— Сколько пионеров пойдет в Пчелиный город? — спросил Егор.

— У нас подготовлен отряд в двадцать три пионера, — ответила Гюльнара.

— Так мало? — удивился Егор.

— Мы думали, что пионерам придется много помогать в колхозе из-за войны. Мы считали, что демобилизованных колхозников снова призовут в армию, а их так и не призвали, даже еще прибыли демобилизованные.

— Подожди, я что-то не понимаю: о какой войне ты говоришь?

— Как — о какой? О войне с Японией!

— С Японией?! — крикнул Егор так, что Гюльнара вздрогнула, и тихо добавил: — Ты что-то путаешь.

Асан, стоявший рядом, делал знаки Гюльнаре, чтобы она замолчала, но она не замечала ни его гримас, ни жестов.

— А ты разве ничего не знаешь? — удивилась Гюльнара. — Не знаешь, что у нас с Японией война с восьмого августа? Ничего не знаешь?

— Гюльнара, ты правду говоришь? — взволнованно спросил Егор.

Гюльнара от неожиданности даже хлопнула себя руками по бедрам.

— Эй, Темир! — крикнула она в открытое окно ближайшего дома.

— Еще не собрался! — донесся ответ.

— Какая последняя сводка Информбюро, наши гости не знают! Они даже о войне ничего не слышали.

— О! — раздался удивленный возглас, и Темир выскочил из окна и подбежал к Егору.

Это был круглолицый, плотно сбитый невысокий мальчик в белых трусах, белой майке и черной тюбетейке. Егор сразу вспомнил Ахмета из Четвертой пионерской дружины — приятеля Бориса. Та же живость, тот же огонь во взгляде, весь в движении. Удивленные пионеры окружили Егора.

— Ты ничего не слышал о войне? — не веря своим ушам, переспросил Темир.

— Мы были в диких горах, — сказал Егор.

— Еще девятнадцатого августа наши авиадесантные части высадились в Харбине, Гирине и Мукдене, — торжественно провозгласил Темир. — Гремят орудия, наступает пехота. Наша авиация громит тылы врага, давят врага танки, режут волны военные корабли. Ты понимаешь, понимаешь?

— А Япония? Надо высаживаться в самой Японии! Японцы — это знаешь!.. Помнишь Халхин-гол?

— Конечно, помню, — авторитетно заявил Темир, будто он сам был участник боев на Халхин-голе.

— Поеду бить японцев! — в неистовом азарте закричал Егор. — Полковник Сапегин там, конечно. С первой же машиной… Жаль, Онуфриев уехал. Почему же он нам ничего не сказал?

Сердце Егора залила горячая волна. Ему стало жарко, и он задышал часто-часто. Отчаяние, что он не на войне, не на Дальнем Востоке, где гремят орудия и слава овевает советские знамена, овладело им с такой силой, что он решил «действовать». У Егора не осталось и тени сомнения, где искать полковника Сапегина. Только в самом горячем месте, а таким местом сейчас был японский фронт. А ведь Егор знал кое-что о подготовке к этой войне. Ведь друг Сапегина полковник Ростовцев уехал в энском направлении, на восток, со своим «хозяйством» еще месяца два назад и ведь звал Егора. И вот какое горе — он тогда не пошел и прозевал! Проморгал! «Ну и недотепа!» мысленно ругал себя Егор. Но то, что он услышал, вызвало также и взрыв восторга.

— Ну, а сегодня что передавали?

Темира не надо было просить дважды — рассказывать о победах Советской Армии было для него огромным удовольствием.

— Сегодня, двадцать третьего августа, Совинформбюро передало следующую сводку, — отчеканивая слова, громко начал он, и голос его звенел от гордости и радости. — Наши войска заняли Дайрен, заняли Порт-Артур… За двадцать первое августа взяли в плен семьдесят одну тысячу солдат и офицеров.

— Так это же победа! — закричал Егор.

— И еще какая! — подтвердила Гюльнара. — Японцы уже пятнадцатого августа капитулировали!

— Не верь капитуляции, — решительно заявил Темир: — приказ японским войскам о прекращении боевых действий не отдан. Японцы оказывают зверское сопротивление. В сводке Информбюро так и сказано: «фанатическое сопротивление».

— Но японский император согласился капитулировать! Ты скажи, согласился? — набросилась Гюльнара на воинственного мальчика.