Annotation

Николай Иванович Пирогов вошел в историю как человек, который сделал хирургию наукой, фактически открыл в ней новую эпоху. Но его деятельность была значительно шире. Ее результатом стали и уникальные по точности анатомические атласы, и принципиально новая техника проведения операций, и революционные труды по обезболиванию, и создание военно-полевой хирургии.

Пирогов был не только гениальным ученым, патриархом военно-полевой хирургии и травматологии, выдающимся анатомом, но и крупным организатором военно-медицинской службы, педагогом и общественным деятелем.

Как же формировался этот мощный характер, откуда взялась эта удивительная сила, позволившая Пирогову стать тем, кем он стал?

О. Таглина

О. Таглина

Николай Пирогов

Николай Иванович Пирогов вошел в историю как человек, который сделал хирургию наукой, фактически открыл в ней новую эпоху. Но его деятельность была значительно шире. Ее результатом стали и уникальные по точности анатомические атласы, и принципиально новая техника проведения операций, и революционные труды по обезболиванию, и создание военно-полевой хирургии.

Важными чертами характера Пирогова являлись подвижничество, невероятное трудолюбие, неутомимость в поиске, умение отстаивать свои взгляды, ставить интересы дела, интересы общественные выше личных, научная принципиальность и честность.

Николай Иванович Пирогов был не только гениальным ученым, патриархом военно-полевой хирургии и травматологии, выдающимся анатомом, но и крупным организатором военно-медицинской службы, педагогом и общественным деятелем.

Как же формировался этот мощный характер, откуда взялась эта удивительная сила, позволившая Пирогову стать тем, кем он стал?

Николай Иванович Пирогов родился 13 ноября 1810 года в Москве в семье майора Ивана Ивановича Пирогова, служившего казначеем в провиантском депо, и его жены Елизаветы Ивановны. Из родившихся в семье четырнадцати детей большинство умерло в младенчестве. Шестеро остались в живых, Николай был самым младшим.

Семья жила поначалу безбедно. К заболевшим детям вызывали известных врачей, например, профессора Ефрема Осиповича Мухина, который поражал детей своим видом, голосом, уверенными интонациями, а главное – результатами лечения. После профессорских визитов детвора играла «в лекаря». Роль «знаменитого врача» неизменно брал на себя Николай, а «пациентами» выступали и братья, и сестры, и матушка, и служанка Прасковья, и няня Катерина Михайловна, а иногда даже кошка.

По стечению обстоятельств многие постоянные гости семьи Пироговых были причастны к медицине. Так, Григорий Михайлович Березкин, посещавший их, служил лекарем, был хорошим врачом, его латынь поражала энергией, блистала афоризмами и шутками. Но это была латынь медика. Березкин подарил Николаю справочник лекарственных растений. Именно с него начался первый пироговский травник – так тогда часто называли гербарии. Надо заметить, что Николай Пирогов надолго сохранил страсть к собиранию растений.

Другой гость, Андрей Михайлович Клаус, был весьма известным акушером, занимался прививками оспы. Он умел говорить с детьми на их языке, иногда давал им свой микроскоп и разрешал рассматривать разные препараты. Николая просто невозможно было оторвать от этого замечательного прибора.

Поколение, к которому принадлежал Николай Пирогов, росло на легендах и былях только что отгремевшей войны с Наполеоном. Двенадцатый год тревожил юные умы, мальчишки самозабвенно играли в войну и обязательно побеждали врага, защищая свою Родину. Ровесник Николая Пирогова Александр Герцен писал: «Рассказы о пожаре Москвы, о Бородинском сражении, о Березине, о взятии Парижа были моею колыбельной песнью, детскими сказками, моей Илиадой и Одиссеей».

В приходе церкви Святой Троицы в Сыромятниках, где жили Пироговы, сгорело при французах сорок четыре дома из пятидесяти. Дома постепенно отстраивали. Частным владельцам было предписано разбивать по обеим сторонам улицы на пожарищах сады. Отсюда, с Земляного вала, кольцо вокруг центра начинало превращаться в Садовое кольцо.

Дом майора Ивана Ивановича Пирогова был открыт и хлебосолен, в нем имелась библиотека. Юный Николай был книгочеем. Одна из первых его книг – «Зрелище вселенныя»: картинки с объяснениями к ним по-русски, по-немецки, по латыни. Фактически маленькая детская энциклопедия – восемьдесят иллюстраций в красном сафьяновом переплете. Короткие рассказы о Земле и небе, металлах и камнях, животных и растениях, о человеческих занятиях. Эти картинки из детских книжек Пирогов помнил потом всю жизнь. Даже в глубокой старости он мог их перечислить, потому что зрительные образы для него были яснее, отчетливее и долговечнее словесных.

На полках отцовского шкафа располагались толстые кожаные тома, среди которых были описания путешествий по разным провинциям Российского государства академика Петра Палласа, стихи Жуковского и Державина, поэмы Гомера, басни Крылова, Лафонтена, Эзопа. В углу перед киотом с образами стояло Евангелие – тяжелая книга в зеленом бархатном переплете, закрытом серебряными застежками.

Отец и мать проводили долгие часы за молитвою, читали и по требнику, и по псалтырю, и по часовнику. Николай знал наизусть множество молитв и псалмов. В семье свято блюли посты. В Великий пост даже кошке не давали скоромного. По праздникам выстаивали в церкви долгие службы.

Когда Николай подрос, он сдал экзамен в частный пансион Кряжева.

Василий Степанович Кряжев был человеком незаурядным, он написал, перевел и издал множество книг: учебники французского, английского и немецкого языков, арифметику, географию всех стран света; прекрасно декламировал стихи.

Русская словесность стала в пансионе для Николая любимейшим уроком. Словесник Войцехович учил не только слушать – учил понимать, поэтому Николай с охотой разбирал литературные произведения. Учитель надеялся увидеть своего ученика знаменитым филологом. Филологом Николай Иванович Пирогов не стал, но его литературный стиль всегда отличался безупречностью, он писал точно, сжато, образно, о чем свидетельствуют многие его тексты, в том числе и воспоминания.

Алгебра в пансионе Николаю не нравилась, но привлекала геометрия, более наглядная и зримая.

А вот танцы были мальчику совсем неинтересны. Он считал их немужским занятием. Николай не собирался отплясывать на балах. Он хотел лечить людей, как Мухин, или воевать, как Кутузов.

Еще совсем юный Пирогов был человеком весьма ответственным. Он завел тетрадь, сшитую из толстой серой с желтизной бумаги. Тетрадь называлась «Посвящение всех моих трудов родителю» и предназначалась в подарок отцу. Николай записывал в нее собственные сочинения в стихах и прозе, переложения прочитанного, а также свои мысли, рассуждения, почерпнутые из читаемых им книг. Во многих отрывках тринадцатилетний ученик частного пансиона уже ищет ответ на вопрос о задачах просвещения и воспитания. Его мысли, поначалу нечеткие, приобретают наконец строгую формулировку: «Истинный предмет учения состоит в приготовлении человека быть человеком». Эту идею Николай Иванович Пирогов позже положит в основу своих работ по педагогике.

Семья Пироговых была патриархальной, устоявшейся, крепкой, она казалась вечной – со своими законами и неизменным укладом. Но беды не обходили и ее. На глазах у Николая умерли от кори его сестра и брат. Это были первые смерти в жизни мальчика, смерти страшные и непонятные.

Другой брат Николая – Петр – оказался азартен, он играл в карты, делал непосильные для семьи карточные долги.

Николай тоже был азартен по своей природе, но никогда в жизни не играл в карты. Хотя, как и брат, любил рисковать. Позже, уже будучи сорокалетним, Николай Иванович признавался, что по своей страстной натуре он мог бы стать либо картежником, либо банковским спекулянтом. Но свой азарт он использовал иначе, на другом поприще, более интересном с его точки зрения, на поприще медицины.