-Два месяца назад, моя девочка заболела. Заболела той же болезнью, что и ее мать. Людмила болела около года.Ксюшенька же…Прошло только два месяца, а мою девочку уже не узнать! У нее нет тех сил, которые были у матери! Она всегда была слабенькой и болезненной! Моя девочка угасает не по дням, а по часам! Вот уже и священника пришлось пригласить! Денег опять нет…Ты, ты, виновата во всем!

Мужчина снова начал впадать в гнев, его лицо побагровело, а кулаки сжались! На лбу у него выступил пот, а глаза покраснели! Мне в голову пришла одна мысль, но для этого нужно было предотвратить приступ гнева

-Я могу помочь вашей девочке, - закричала я прямо в лицо Святогора Епифановича, - только прекратите обвинять меня во всех грехах!

Как я и предполагала, приступ тут же прекратился, так и не начавшись.

Однако мужчина опять стал вялым и безразличным.

-Чем ты можешь помочь? Ты, приживалка несчастная!

-Смею вам заметить, - тут же вскинулась я, - что приживалкой я стала не без участия дядьки Андрея! Вы вот его жалеете, а знаете ли вы, что он лишил меня сознания и спрятал в «Боготольском базаре», месте гнусном и отдаленном от города. Месте, где царили разврат и проституция. Впрочем,-я взглянула на мужчину и увидела, что он снова начинает багроветь,-впрочем, это сейчас не важно! Сейчас главное здоровье вашей дочери. Если хотите, я принесу карту клада, и вы сможете…

-Нет, - горько рассмеявшись, проговорил мужчина, - теперь этого нельзя делать!

-Но почему?

-Теперь нельзя…Если Катька и ее банда так легко тебя выследили, неужто этого не смогли бы сделать хунхузы, хозяева карты? Шпионы хунхузов везде, все под их приглядом! Каждый китаец и кореец является невольным пособником хунхузов! Никто не смеет им отказать! Наверняка они знают, что ты жива и ждут только момента, когда ты вынесешь карту из подземелья!

-Нет, - я даже попятилась от хозяина дома, - да нет же, я бы почувствовала слежку!

-Ну нет, так нет. А только не нужна мне карта твоя сейчас. Есть другой способ найти деньги. Этот способ верный. За ним еще нет следа крови и убийств. Об этом…Об этом никто не знает! Только я и вот теперь ты…будешь знать!

В дверь опять постучали. Не услышав ответа, в комнату вошла вторая жена хозяина дома. На ее лице был написан испуг

-Я прошу прощения,- проговорила она, чуть переведя дыхание, - но Ксюше совсем плохо! Она отказывается от священника. Кричит и плачет!

-Ладно. - Мужчина чуть поморщился, внимательно посмотрев на жену, - ты иди. Я сейчас приду.

Увидев, что женщина и не собирается трогаться с места, он закричал

-Выйди вон, я тебе сказал! Иди, вели вызвать врача!

-Врач сегодня приезжал три раза. Сказал, что ничем помочь не может и сегодня больше не приедет!

-Ну тогда…Вели принести обед сюда, мне надо накормить нашу гостью!

-Я никуда без тебя не уйду, - женщина упрямо поджала губы, - Ксения требует тебя, и я больше не в силах слышать ее крики и упреки!

-Ладно, - внезапно согласился господин Святогор, - я действительно что-то здесь задержался! Дай мне еще две минуты…Нет, пять минут! Если через пять минут я не выйду из этого кабинета, то можешь зайти сюда и вывести меня под руку. А сейчас…уйди, ради бога!

Женщина сжала губы так, что линия рта совершенно исчезла. Повисла тишина. Наконец решив, что дальше оставаться здесь бессмысленно, она вышла за дверь, но тут же вернулась, чтобы напомнить:

-Пять минут! Не забывай, мы договорились на пять минут!

В дверь полетел стул, брошенный богатырской рукой хозяина. К счастью, хозяйка дома к этому моменту была уже за дверью. Стул упал, отлетев от двери, и в комнате опять повисла тишина. Хозяин дома привычным движением поднял стул и сел на него.

-Мне действительно надо идти. У меня к тебе просьба. Сейчас, когда я уйду, все же возьми, и рассмотри тот рисунок, который я предлагал тебе посмотреть ранее. Не бойся, этот рисунок тебя не укусит! На рисунке нарисована Золотая Баба. Золотая Баба-это тот шанс добыть деньги, о котором я тебе говорил. Ты не будешь упрямиться?

-Нет. Постойте еще минуту. Мне пришла в голову мысль! Получается, что мы с вами…Мы родственники? Не по крови, конечно, но родственники? И ваша дочь…Она моя кузина?

-Да. Мы родственники, но очень дальние! Настолько дальние, что…Лучше бы нам не иметь с тобой никакого родства! Ладно. Называй меня дядей Святогором. Надо же тебе меня как-то называть! Ну, что ты обо всем этом думаешь?

-Я хочу помочь Ксении!

-Хорошо. Тогда возьми этот рисунок, но только тогда, когда я выйду из кабинета. Все, я пошел!

Как только комната опустела, я села к столу. Кресло было удобным, но стояло довольно далеко от стола. Мне это не понравилось. Я попыталась придвинуть его к столу, но у меня ничего не получилось. Обойдя кресло, я обнаружила, что оно прибито к полу. Подивившись этому странному обстоятельству, я снова села, и взяла со стола рисунок, но рассмотреть его опять не успела. Хозяин кабинета ворвался в комнату и кинулся ко мне.

-Не думай, что сможешь убежать из этого дома! Извини, но у меня нет другого способа!

Не успела я и пошевелится, как мой, так называемый, дядя, надел мне на руку наручник и пристегнул к креслу.

-Вот так. Я, конечно, поверил тебе, но…Я уже почти поднялся в комнату дочери, как вдруг вспомнил, как…В общем, я не хочу, чтобы ты исчезла отсюда неведомо куда. Вот теперь все. Посиди здесь, и рассмотри рисунок. Наручники не помешают тебе этого сделать!

Не волнуйся, это мои наручники. До того, как заболела моя жена, я служил в полиции.

Прошло пять минут, а может десять или пятнадцать. Я была потрясена, но не удивлена. Чего-то подобного я и ожидала от этого непредсказуемого мужчины, но не думала, что это произойдет так неожиданно. Я и не собиралась покидать кабинет, таким, как он выразился, диковинным способом. Бесполезно было кому-то объяснять, что по своему желанию я не могу вырастить крылья и улететь. Крылья Шуби появляются в минуту страха или опасности. То есть тогда, когда я перестаю контролировать себя. Дай бог, чтобы такая ситуация не повторилась.

Рисунок лежал передо мной. Мне не хотелось брать его в руки, но…У меня и раньше то не было выбора, а уж теперь тем более!

На рисунке была изображена нагая женщина. Судя по всему, женщина была отлита из какого-то желтого металла, вероятно золота. Дотронувшись до рисунка, я опять ощутила чувство дурноты и тоски. В глаза ударили два луча золотого света, и я увидела лицо той, которая была изображена на рисунке. Рисунок не передавал черты лица Бабы. У нее не было никаких черт, вместо лицо был нарисован лишь овал. Туловище, руки и ноги тоже были изображены лишь схематически. Теперь же, после того, как молнии пронзили мои глаза, лицо стало проявляться. Очень медленно, черта за чертой, лицо появлялось. Наконец все черты стали законченными и совершенными, но к этому моменту я уже была не в доме у Святогора Епифанович. Я оказалась в прошлом.

Я находилась в том городе, который раскинулся на территории нынешнего города Владивостока. Город назывался Юнминчен. Корейцы и Китайцы называли его городом вечного света. Крылья Шуби несли меня как ветер, но я все же успела разглядеть кое-что. Город был огромным и густонаселенным. Очертания города не совсем были похожи на очертания города нынешнего, но что-то общее все-же было. Если нынешний Владивосток будет продолжать строиться и разрастется вширь и вдаль, то тогда, наверное, сходство будет более полным. Крылья несли меня к тому месту, где сейчас находилась Госпитальная падь. Сейчас здесь заливные луга, а раньше здесь стоял дворец князя. Но крылья несли меня дальше. Дворец князя был обнесен стеной, с четырех сторон были ворота. Четвертые ворота вели в даль, но не к выходу. Четвертые ворота звали в путь. В путь духовный. Стоило пройти четвертые ворота, как нога вступала на ступени. Ступени вели наверх, в храм князя. Туда же несли меня и крылья.

Я нашла Ее. Золотая Баба была невзрачной и какой-то тусклой. Однако это была Она. Это была Золотая Баба города Юнминчен. Вокруг было тихо-тихо. Я знала, что не имею права уйти, не забрав Золотую Бабу. Что-то говорило мне, что если я не заберу ее сегодня, то завтра ее на месте не окажется. Ведь тайна Бабы уже открыта. Выглянув наружу, я увидела, что вокруг никого нет. Только вдалеке виднелось желтое одеяние служителя. Я потянулась, чтобы взять золотую богиню, как вдруг у меня помутилось в голове. Я попала в еще более дальнее прошлое. Ярко горели свечи, жаровня источала такой жар, что мне казалось, что еще чуть-чуть, и я просто истаю. Звучала музыка, звонил колокол, бил барабан. Вдалеке слышались взрывы смеха и крики восторга. Под звук фейерверка в Юнминчен пришел новый год. Однако в храме, несмотря на обилие свечей, жаровен и прочего материала, источающего свет и жар, было сумрачно и тяжело. Вдруг по павильону пронесся вздох ветра, и все свечи кроме одной погасли. Воцарился мрак. Однако монахов, казалось, это нисколько не смутило, они как будто ждали чего- то подобного. Их пение становилось все громче и громче, потом звук пения начал искажаться и дрожать. Стал прерывистым и вибрирующим. Как только пение монахов перекрыл посторонний звук, они все разом замолчали и, опустившись на пол, зарылись головой в колени. По стенам металась тревожные тени. Тревога нарастала. Однако было непонятно, где ее источник. Все монахи растянулись на полу и не издавали ни звука. Вдруг все звуки пропали, чтобы внезапно возвратиться ритмичным стуком, сопровождаемым подвыванием. Тень начала двигаться в такт стуку. Она вертелась все быстрей и быстрее, пока вдруг порыв ветра не распахнул двери в павильон. Человек в белом внес огромный поднос. На подносе лежал…младенец. Сходство дополнялось тем, что где-то в стороне вдруг послышался детский плач. Зажглись все свечи, вспыхнул, чуть не опалив мне окончательно глаза, огонь в жаровне. Тень, дойдя до кульминации танца, вдруг исчезла. Монахи встали в тесный круг, пальцы их были вытянуты вверх. Поднос с младенцем был помещен на пальцы служек, а фигура в белом вдруг растворилась. Человек не ушел, он исчез. И тут началось самое страшное. Где-то в отдалении ребенок зашелся плачем, однако тот, что лежал на подносе, молчал как мертвый. Вдруг двое из монахов подошли с двух сторон, схватили младенца за руки и ноги и… разорвали. Остальные монахи довершили дело. Лишь приглядевшись, я поняла, что никакой это не ребенок, а фигурка, вылепленная из теста и наполненная жидкостью, напоминающей кровь. Меня замутило, но сила, притащившая меня сюда, не дала опустить веки. Монахи намазали жидкостью, которая была в тестяном младенце, место между бровями. А тестяное тело преподнесли Хозяйке всего сущего на земле. Преподнесли Золотой Бабе, чтобы после нового года, Юнминчен ждал богатый урожай. Совершив этот ритуал, монахи замерли. Минута шла за минутой, как вдруг воздух наполнился бисером из нефрита. Нефритовый снег мгновенно засыпал всю залу. А монахи в величайшем восторге возопили хвалебную песнь. Качаясь в такт пению, монахи вышли из павильона. Я попыталась последовать за ними, но не смогла. Ноги мои будто приклеились к полу, а бисер все сыпал и сыпал. Вот он дошел до талии, до плеч, до подбородка.