Изменить стиль страницы

Заканчивал сбор крови вамперлен уже без моего участия.

— Ну вот, — сцедив последние капли в специальный контейнер, упырь довольно потёр руки. — А теперь самое интересное.

С этими словами он извлёк из кармана нечто, завёрнутое в носовой платок и, торжественно сунув свёрток мне под нос, аккуратно развернул ткань.

— Вставная челюсть?

— Накладные клыки, — поправил Куяшский Аполлон. — Чтобы ни у кого не возникло сомнений, что здесь побывало чудовище. Обычно мы имитируем следы укуса немного по-другому, но раз уж ты тут, покажу самый крутой способ.

Жозеф вставил клыки в рот и игриво оскалился. Надо заметить, смотрелся он великолепно, совсем как красавцы-вампиры на обложках дамский романов. Впечатление это, однако, длилось недолго: ровно до тех пор, пока парень не впился зубами в коровий зад, произнеся перед этим дурашливое "ням-ням".

Корова, до сих пор покорно терпевшая все издевательства над собой, обиженно замычала и дёрнулась вперёд. Версаль, смешно размахивая руками, на полусогнутых ногах засеменил следом. Вместе они продефилировали мимо предусмотрительно вжавшейся в стенку меня и вышли из сарая. Спустя пару мгновений с улицы донеслись нелицеприятные ругательства Куяшского Аполлона в адрес не то коровы, не то слишком плотно засевшей в её заду вставной челюсти. Не удержавшись, я сдавленно захихикала.

— Кто тута? — внезапно прогремело со стороны хозяйского дома.

— И чего он вылез, зараза? — прошипел поспешно вернувшийся в сарай вамперлен. — Ещё и с ружьём. Выключи фонарь.

Я молча подчинилась.

— Сейчас попробую его отогнать.

— Попробуешь? Разве вамперлены не способны нагонять на человека панику взглядом?

— Ну да. Я смогу повлиять на него, если он поближе подойдёт, но не выход ведь: испугается, палить начнёт. Ежа мне под босу ногу, ну почему именно ружьё?

Меня больше волновало, почему именно я. Почему, стоит мне появиться где-то, как именно там концентрируются все злоключения мира?

— У-ты скотина какая! Я те покажу, как на чужую скотину зариться, — тем временем распинался хозяин. — Чудище, они говорят. Подумаешь, чудище. В гробу я видал этих ваших чудищей. Пеструшка, пшла с дороги, а то и тебя, дуру, пристрелю.

— Ну что там? — чуть слышно спросила я.

— Плохи дела — сюда идёт.

— И как теперь быть?

— Драпать надо. Давай вещи.

Я послушно протянула ему сумку, куда он ранее уложил лапы, "шприц" и контейнер для крови.

— Залазь ко мне на спину.

Упрашивать дважды меня не пришлось.

— Ну, ни пуха. — Он звучно вдохнул и рванул вперёд.

В мгновение ока мы оказались на середине сада. Жозеф двигался очень быстро, но всё-таки не быстрее пули. Каким образом мужик понял, куда стрелять — ума не приложу, как он умудрился попасть в меня — тем более.

Больно не было. Я просто почувствовала, как что-то тяжёлое стегнуло плечо, а потом, вместе с осознанием случившегося по телу разлилась волна цепенящего страха.

— Твой дом, — услышала я будто где-то вдалеке голос Жозефа. Он говорил что-то ещё, но его слова звучали для меня так, будто он произносил их, засунув голову в ведро с водой. Пришла в себя я, лишь когда он, потеребив меня по макушке, растаял в темноте. Оцепенение медленно начало спадать, и я почувствовала, как плечо обожгла тупая, пульсирующая боль. Казалось, будто когтистая лапа неведомого существа, впившись в плоть, пытается утянуть меня в скрытое за поворотом царство смерти.

"Я умираю", — внезапное осознание этого факта вновь притупило все чувства, помимо страха. "Я умираю" — насущные проблемы в мгновение ока померкли, как луна в лучах восходящего солнца. Сжимая здоровой рукой пылающее плечо, на негнущихся ногах я поковыляла к дому.

— Э? — Ямато, высунувшись из кухни, изумлённо воззрился на меня. — Я думал, ты наверху.

Он вернулся. Он жив. А я умираю. Какая ирония судьбы.

Я слабо, вымученно улыбнулась. Он лишь недоумённо склонил голову набок. Такое знакомое движение… Такое трогательное… Если подумать, он ведь гораздо обаятельнее Жозефа с его идеально правильными чертами лица и обольстительной улыбкой. И как же я раньше не замечала…

— Я рада, что смогла увидеть тебя. Теперь я могу уйти без сожалений.

— Ты что, пьяна?

— Я… — отпустив плечо, я продемонстрировала окровавленную ладонь, — …умираю.

Забавно было наблюдать, как плавно, будто в замедленной съёмке, распахиваются его выразительные глаза, а выскользнувшая из руки кружка падает, расплескивая вокруг бусины воды. Или же это лишь для моего затухающего разума время приостановило ход?.. Впрочем, какая теперь разница? Последние остатки жизни уже покинули моё тело. Смиренно прикрыв глаза, я приготовилась погрузиться в сгущавшийся вокруг сумрак. В сумрак, а не в искры, посыпавшиеся из глаз после того, как Ямато, резко крутанув меня на месте, приложил лицом о дверь.

— Эй, так не обращаются с умирающими! — Мой слабый голос потонул в треске разрываемой ткани.

— Что ты делаешь? — уже куда более бодро возмутилась я.

— Потерпи. — Нож, мелькнувший в руке лженаречённого, заставил меня умерить пыл. Стараясь не делать лишних движений, я покладисто прислонилась носом к двери и позволила ему разрезать на себе всё, что он счёл нужным.

— Царапина, — наконец облегчённо выдохнул фольклорист.

— Царапина?.. То есть как? Я не умираю? Ты уверен?

Извернувшись, я попыталась нащупать рану, но аспирант перехватил мою руку.

— Не трогай. Нужно обработать. Пошли наверх.

С каждым шагом по лестнице мир вокруг снова обретал краски. Кажется, теперь всё стало даже ярче, чем накануне. В комнату Ямато я впорхнула уже новым человеком. Словно феникс, сгоревший и возродившийся из пепла, я вновь раскрыла объятия навстречу жизни. Как же это всё-таки здорово, быть живой!

— Раздевайся.

— Что?

— Раз-де-вай-ся, — по слогам повторил лженаречённый. — Сними эти грязные тряпки.

Я окинула взглядом свою одежду — действительно, теперь она напоминала именно их.

— Выйди.

Аспирант театрально возвёл глаза к потолку, но просьбу всё же исполнил.

Превозмогая боль в плече, теперь ставшую такой неприятно-отчётливой, я избавилась от лохмотьев, некогда бывших моим любимым свитером и вываленных по колено в грязи джинсов. При мысли о том, что теперь я нахожусь в комнате лица противоположного пола в одном нижнем белье, становилось неописуемо стыдно, посему я поспешно сдёрнула с кровати простыню и несколькими слоями обмотала вокруг груди на манер платья.