Истина обнаружилась лишь в середине XVIII века. В 1748 г. группа испанских археологов, уже лет десять исследовавшая Геркуланум, крайне заинтересовалась местностью близ Чивита, прослышав о найденных там древностях. Вскоре их внимание было вознаграждено: вначале они откопали великолепную стенную роспись, изображавшую плоды и цветы, а затем - скелет мужчины; среди костей валялись бронзовые и серебряные монеты. Этот человек, успев захватить толику денег, тщетно убегал от смертоносного буйства вулкана.
Впрочем, испанским копателям не было дела до человеческой трагедии: их интерес привлекали исключительно мраморные обломки и прочие трофеи древности. Здесь, в отличие от Геркуланума, карьерная работа оказалась намного легче, так как слой лавы и шлака был не столь глубок и менее плотен. И все же подлинное имя поселения, скрытого под Чивита, открылось лишь в августе 1763 г., когда рабочие обнаружили надпись, где были выбиты слова res publico. Pompeianorum - "государство помпеян". Древний город наконец был найден.
На протяжении всех этих лет, весьма прытко шла охота за сокровищами, что наносило изрядный ущерб бесценным залежам древностей вокруг Везувия. Алкубьерре, руководивший раскопками с 1738 по 1756 г., был сам ничем не лучше грабителей. В своем рвении откопать для испанского короля Карла III побольше трофеев он перескакивал с одного места на другое, волей-неволей прорывая шахты и тоннели, немедленно забрасывая раскоп, если в нем ничего не обнаруживалось, унося все подчистую из любого дома или храма, какие только встречались. Фрески попросту срезали со стен. Вазы, монеты, статуи, прочие находки, - все это сгребали в одну кучу и утаскивали, нисколько не заботясь хотя бы записать, где они были обнаружены. Разбой ускоряли пороховые взрывы.
Такие грубые методы принесли желанные плоды: коллекции древностей короля Карла, возраставшей день ото дня, завидовала вся Европа. Время от времени некоторым именитым гостям разрешалось "поучаствовать' в захватывающих открытиях: пока гость восторгался зрелищем раскопок, кто-нибудь из рабочих вдруг испускал ликующий крик и извлекал некое сокровище, якобы только что обнаруженное, - а на самом деле заранее приготовленное и припрятанное там специально для этого случая.
Со временем к работам были допущены и ученые. В 1755 г. была основана Геркуланская Академия, которая начала выпускать многотомную серию, посвященную археологическим находкам в этом городе. Блистательный знаток древностей, немецкий ученый Иоганн Винкельман, которого позже по праву назвали отцом археологии, посетил раскопки у подножия Везувия. В 1760-е гг. он обнародовал подробные описания находок из Геркуланума. Он первым произвел детальное исследование обнаруженных памятников, - и первым понял, сколь важен такой подход для постижения древнего мира в целом.
В 1787 г. другой, еще более знаменитый, немец - писатель и ученый Иоганн Вольфганг фон Гете - приехал осмотреть руины обоих городов. Он пришел в ужас от методов Алкубьерре. Несколько лет спустя Гете писал: "Тысячу раз жаль, что к раскопкам не привлекли умелых немецких шахтеров, которые выполнили бы свою работу на славу, - ибо, несомненно, в ходе хищных и случайных поисков то здесь, то там, было попусту погублено множество ценных древностей." Но и его пленило великолепное зрелище, открывавшееся среди карьеров. Оно почти затмевало саму величайшую трагедию, сопутствовавшую их преждевременной гибели. "Много бедствий выпадало на долю мира, но ни одно не произвело столь неизгладимого впечатления на потомство, как это."
В 1798 г. власть вновь перешла в другие руки: Наполеон присоединил эти земли к территории Франции. Спустя десять лет, сделавшись императором, он отправил в Неаполь выбранную им самим королевскую чету, которая блюла бы там его интересы, - маршала Франции Иоахима Мюрата с супругой Каролиной, сестрой Наполеона. При их воодушевленном содействии, раскопки стали продвигаться быстрее. К работам было привлечено около пятисот человек. Особенно завораживали раскопки королеву Каролину - и не только из-за того, что в их ходе обнаруживалось множество драгоценностей и прочих предметов искусства, но еще и из-за скелетов, которые придавали засыпанным городам "человеческое измерение". Частенько отлучаясь от своих придворных обязанностей в Неаполе, она бродила среди развалин, засыпая смотрителей работ вопросами. Наконец она настолько прониклась любовью к руинам, что выстроила себе дом неподалеку.
В течение многих лет раскопки в окрестностях Везувия привлекали куда больше охотников поживиться, чем серьезных исследователей. Настоящие попытки изучения прошлого были предприняты лишь после образования объединенной Италии в 1860 г., при короле Викторе Эммануиле II. Чутко осознавая, сколь дорого всему миру великолепное культурное наследие Италии, Виктор Эммануил предоставил средства небольшой группе археологов для раскопок в Помпеях, Геркулануме и других соседних с ними поселениях. Но величайшей заслугой короля следует признать то, что он назначил руководителем этих работ Джузеппе Фиорелли. Фиорелли, опытный археолог, написавший историю Помпеи, оставался при этой должности вплоть до 1875 г.
Его подход отличался крайней строгостью и упорядоченностью. Начав с Помпеи, ученый принялся удалять из раскопа огромные завалы мусора, накопившиеся в ходе предыдущих работ. Затем он внедрил дренажную систему для стока дождевой воды, явно ускорявшей разрушение раскопанных сооружений. Отследив расположение городских стен, он составил карту города и разделил весь раскоп на участки, - или по-латыни regiones, - обозначив отдельные блоки и старательно пронумеровав дома в логическом порядке. В ходе работ он следил за тем, чтобы каждый вновь найденный предмет получал должное описание, учитывавшее не только его внешние черты и назначение, но также его расположение и отношение к другим предметам. Везде, где это было возможно, новые находки оставляли на своем месте, вместо того чтобы сразу увозить в какой-нибудь музей или хранилище.
По мере того, как накапливалось множество фрагментов, которые благодаря аналитическим методам удавалось сложить воедино, - прошлое, высвобождаясь из-под гнета небытия, понемногу оживало. Поскольку смерть напала на города и поместья внезапно, тлен времени едва коснулся их, и теперь они возвращались к жизни почти в полной сохранности. Фиорелли показал, что это вполне возможно, и многие талантливые археологи последовали его примеру. Их усилиями миру открылась потрясающая драма, тем больнее задевающая за живое, что в ней трагичным образом переплелись приметы земного бытия и апокалиптический ужас.
В Помпеях находили яйца и рыбу, до сих пор лежавшие на столе. В горшках все еще находились мясные косточки, а в лавках валялись засохшие луковицы, бобы, оливки и фиги. В комнатах обнаруживали разнообразные хозяйственные принадлежности, расставленные в привычном для хозяев порядке. Там же нашли уйму предметов личного обихода - украшений, притираний и мазей, благовоний, бронзовых зеркал, гребней из слоновой кости, оберегов и талисманов "на счастье". Геркуланум поведал ту же историю повседневной жизни, застигнутой посреди забот и навсегда замершей. На одном из столов лежали хлеб, зелень, пироги и плоды; на торговом прилавке были разбросаны орехи; где-то сохранились веревки и рыбацкие сети; а там, где в роковой день распаковывали привозную стеклянную утварь, до сих пор лежала солома.
На свой лад послышались и голоса. Стены домов в Помпеях были испещрены надписями-граффити. Это были любовные весточки ("Ткач Сукцесс любит Ириду, рабыню трактирщика"), личные нападки ("Самий Корнелию: ступай и удавись"), отвлеченные размышления ("Не может быть порядочным человеком тот, кто не любил женщины") и многие другие сообщения частного и общего характера.
Наконец, нашлись и сами люди. Тот способ, каким их удалось вызвать из небытия, до сих пор кажется почти магическим.
Вскоре после вступления в должность Фиорелли сосредоточился на размышлениях о вулканическом пепле. Слетая с небес, он принимал очертания всех тех предметов, на которые оседал. Он забивался в волосы жертв, проникал в складки их одежды, окутывал руки, прижимавшие к груди детские тела, припорашивал рты, застывшие в предсмертном вдохе, облеплял скрученные агонией пальцы. Из опыта предыдущих раскопок он знал, что этот пепел, вначале мягкий, затем был увлажнен дождями, пролившимися вслед за извержением, а потом высох и затвердел. А такой ход мысли был чреват весьма любопытной возможностью.