— Я не хочу ее смерти. Так что постараемся удержать эту землю. А если уж не выйдет, плывите и укрывайтесь на острове. Сезон дождей закончился, океан спокоен, доберетесь даже на малых каноэ.

— Почему ты решил, что на острове мы сможем укрыться? У Кайманов тоже каноэ есть. Догонят, это просто, а потом их говорящую победить в поединке и все.

— Нет, в океан они не сунутся. Нельзя им, запрещено. — И, отвечая на немой вопрос друга, я рассказал, как помнил, историю рода Кайманов, которую услышал от одного из озерных охотников на большом празднике в племени Муравьедов еще несколько кругов назад, когда все были живы.

Когда-то давно предки жили в мангровых рощах у берега моря. Жили хорошо, и не было у них там опасных врагов. Сухопутные хищники боялись воды, речные хищники не любили соли, а акулы не могли заплыть в переплетения корней. Спали на ветвях деревьев, еду ловили в воде. И было еды вдоволь, и рыбы, и гадов морских, и не знали они голода. Жили они так круг за кругом и не интересовало их ничего за пределами родных зарослей. Мир замер, Старейший Время уснул и забыл о своих подопечных. И тогда дети его Луна и Солнце взбунтовались и решили уничтожить людей. Пришел огонь с неба и встала стеной вода океанская. Ничего не осталось от прибрежных рощ, и предки Кайманов утонули в огромной волне. И только одну девушку, именем Позабытая, волна унесла далеко в глубину суши и бросила на ветви гигантского дерева. Много дней Позабытая висела на нем, без памяти, голодная и измученная, пока не ушла вода обратно в океан. А потом свалилась с дерева от усталости да угодила прямо в болото у берега реки. Там ее и нашел Серый Кайман. Был он двадцать шагов в длину, а пасть больше человеческого роста. Но не стал он есть Позабытую, а покрыл ее как самку. И снесла Позабытая в срок четыре яйца, и вылупились из них люди. Вот с тех людей, детей Позабытой и Серого Каймана, и пошло племя Кайманов. И запретил покровитель племени детям своим спускаться к океану, чтобы не дразнить Луну и Солнце. Запрет в силе до тех пор, пока Время томится в неволе.

— История хороша, — голос Пумы, раздавшийся от входа в хижину, оказался неожиданностью нам обоим. Я обернулся: она сидела на лестнице, ведущей ко входу, оказавшись там совершенно беззвучно. Много ли успела услышать? Спустилась и приблизилась к нам. — И как думаешь, Вой, много ли в ней правды?

— Про жизнь в манграх похоже на правду. На нашем берегу таких зарослей нет, а вот дальше на восход есть большой залив, там встречаются. Еды в воде действительно много, но только что это за жизнь: на ветвях? Для обезьяны еще подойдет, а для настоящего охотника — оскорбление. Правда, они ведь не настоящие охотники, Кайманы. А вот то, что Старейший Время уснул будто бы от беспечности Кайманов, правдой быть не может.

— Почему? — не понимает Зуб. Жена молча кивнула, догадалась. Умница она у меня.

— Потому, что Старейший Время один над всеми племенами. И получается, либо предки Кайманов — предки всех племен, либо эта история лжет. Но мы же знаем, что в наших предках Рыжий Волк и жил он на полуночных равнинах, а не в мангровых зарослях. Вот так, все просто и никакой тайны.

— Разумеется, уж мы-то знаем… — Пума вздохнула и ушла в хижину. Не похоже, что я угадал ее мысли, но переспрашивать не стал.

Марги.

6 день 11 луны 10904 круга от н.м.

Танцующая, наевшись, почмокала губами, закрыла глаза и уснула. Одна луна от роду, еще почти все время спит. И спокойнее спит, когда слышит сердце мамы, потому я уложила девочку в широкую плетеную переноску-ленту и повесила наискось через плечо, собираясь дойти до залива искупаться. Больше половины луны после родов я не могла купаться в соленой воде и сейчас с удовольствием наверстывала упущенное. Однако поплавать не удалось. Шум и громкие крики привлекли мое внимание к центру поселка, и я свернула туда.

В круге наших охотников стояло четверо с узорами племени Кайманов на телах, причем один возвышался над остальными, даже над немаленького роста волками, как башня — огромный, массивный и тон кожи его отличался от прочих: не красновато-коричневый, а скорее светло-кофейный. В роду его явно был кто-то из викингов, хотя здесь и слова-то такого не знают. Стало тревожно. Откуда он взялся? "Викинг" поднял копье в полтора своих роста с привязанным к наконечнику черепом каймана и, стукнув тупым концом в землю у своих ног, рявкнул:

— Я, Большое Бревно, говорящий с покровителем нашим, Серым Кайманом из Старших, вызываю на суд воли и силы шамана вашего племени и его покровителя!

Опа! А ведь готового противоядия у меня нет. Надо как-то задержать, отменить, перенести это безобразие! Рванулась было вперед… но Вой уже входит к ним в центр:

— Я, Волчий Вой, говорящий с Рыжим Волком из Старших, принимаю вызов.

Толпа зашевелилась, раздвигая круг. Кто-то побежал за ковриками и чашами для поединка… Вот ведь не везет-то!.. Нечего стоять и дергаться тут без толку, может, удастся подсунуть противоядие Вою позднее, если он еще будет жив. Этот кайманский бугай раза в два тяжелее, значит яд на него будет действовать медленно. Не успеть, красной лиане упариваться самое малое часа три, остальным травам меньше. Я метнулась к хижине, за спиной заворочалась Танцующая, разбуженная моим беспокойством и резкими движениями. Ничего, маленькая, потерпи. Тут понимаешь, папу убивают…

Следующие три часа изо всех сил старалась не отвлекаться, и не слушать воплей "болельщиков", чтоб им, доносящихся из поселка. Травы, дозы, подогреть, перемешать… И вот наконец, затаив дыхание, смешиваю настой трав и отвар красной лианы. Заливаю в тыквенную флягу. Уф, почти готово. Что там творится? Жив ли еще Вой? Кинула взгляд на Танцующую: спит. Скорее в поселок.

В круге молчание, Вой лежит ничком на земле, скрюченные пальцы царапают пыль. "Викинг", в отличие от него, сидит, хотя и с трудом. Губы синие, белки глаз красные от полопавшихся сосудов, дышит хрипло, выплевывает слова:

— Ну… все видят?! Покровители любят меня… К утру он умрет… Кто не верит? Можете влить в него еще чашу Воды Духов,… и я могу еще выпить… Тогда умрет сразу… Верите? Значит… суд воли и силы закончен. Уносите его… А мне двух девочек и место для сна… Я теперь ваш говорящий с ду… завт-тра поговорим…

Я толкаю в бок Быстрого Секача.

— Быстро, хватайте с приятелями Воя и тащите в хижину. Шевелись.

— Но какой сейчас смысл? — парень раздражен, ошеломлен, растерян. — Все равно уже…

— Ш-шевелись живо, волчок, а то стану звать Сонной Мухой!

Что-то в моем голосе вынуждает его повиноваться. Быстрый с двумя приятелями заносят Воя в хижину и укладывают в гамак. Я каменным ножом разжимаю мужу зубы. Это удается без особого труда, мне даже показалось, что Вой на несколько секунд пришел в себя и попытался открыть глаза. Но, может быть, только показалось. Тонкой струйкой лью в рот противоядие. Только бы успеть… и чтобы не захлебнулся еще. Все. Четверть фляжки, больше нельзя, либо подействует, либо уже нет. Теперь ждать.

— Ребята, стерегите у входа в хижину, чтоб никто сюда не совался. Всем, кто спросит, отвечать, что жена шамана с горя рыдает, мужа провожает…

— А на самом деле? — не похожа я, видать, на оплакивающую, скорее на свихнувшуюся — опаска в голосе.

— Лечить буду.

— Разве это возможно? Если духи уже призвали его к предкам…

— Пойду и заберу! Поглядим до вечера.

Быстрый кивает и выходит вместе с приятелями из хижины. Кажется, побоявшись спрашивать что-нибудь еще. Можно на секунду расслабиться и не делать каменного лица. Да и Танцующую пора кормить.

Примерно через час дыхание Воя становится спокойным и он проваливается в сон, хотя губы все еще синие. Кажется, успела.

Еще через час он шепотом просит пить. Осторожно подношу ко рту чашу с мочегонным отваром, глотает уже сам, а потом снова засыпает. Смотрит какие-то кошмары. Но здесь я уже ничего не могу сделать, после такой дозы Воды Духов и смутных воспоминании о проигранном единоборстве ничего, кроме кошмаров, сниться и не может.