Глава 9. В лапах смерти

Сознание возвращалось медленно и постепенно по крупинке, как растущая песчаная горка в песочных часах. Сначала он почувствовал холод. Потом начал возвращаться слух. Шум постепенно приближался и нарастал, из полифонической каши стали выделяться отдельные звуки, а потом уже и людские голоса. Слова обретали смысл, возвращалось их понимание, звуки находили отклик в памяти. Он отчётливо слышал лязг металлических инструментов. Обоняние включилось с одного единственного запаха – это запаха лекарств на спирту, а потом выплыл и противные запахи разлагающейся плоти и ацетона, которые сопровождал их во всех последних вылазках и операциях. Зрение возвращалось тяжелее всего. Сначала он вообще ничего не видел и решил, что ослеп, но потом оказалось, что он просто не может раскрыть веки. Сквозь тоненькие щелочки приоткрывшихся глаз он увидел белый свет. Даже не белый цвет, а матово белесую неяркую пелену. Сплошную матовую поверхность стали разбавлять пятна и полосы, которые постепенно складывались в узоры и обретали форму. Цветные разводы начали растекаться по мозаике, заползая в отдельные ее кусочки. Тем не менее, глаза подарили ему расцвеченную фактурную картинку. Вид помещения напугал до коликов в животе. А когда он понял, что привязан ремнями к металлическому столу, Смуглянка запаниковал по настоящему. Вкупе с разделанными трупами и дергающимися зомби на соседних столах выглядело это действительно жутко. Во всем теле была ужасная слабость, как после жуткого похмелья. Голова болела, но не так сильно как с бодуна. Единственное, что он никак не мог привести в порядок так это свои воспоминания. Кроткие мысли беспорядочно скакали в голове, но память о последних сутках никак не возвращалась. Он не мог понять, где он находится и что с ним происходит. Попытки вспомнить предшествующие события сваливались кучей всяких обрывочных образов, которые относились к совершенно разным промежуткам времени, а порой вообще мало отличались от сна или бредовых фантазий. Живых людей он в помещении не заметил. Зато столики с медицинским инструментом, шкафы со всякими банками-пузырьками-склянками и непонятные аппараты присутствовали в изобилии. Ему даже стало интересно, что это за лаборатория безумного ученого. В морге Смуглянка бывал неоднократно, но помещение больше напоминало громадную светлую операционную или ультра-современную пыточную. Последнее сравнение ему очень не понравилось. В помещении было не грязно, скорее всего, это можно было назвать рабочим беспорядком. Смуглянка задергался, пытаясь вывернуться из пут пока не вернулись врачи-палачи-вивисекторы для продолжения работы. Жёсткие кожаные ремни с мягкой внутренней оплеткой держали надежно и крепко, как и положено оковам. Выпутаться он не смог, зато понял, что у него болит все тело. Смуглянка уставился в белый потолок, покрытий какими-то пластиковыми панелями. Над каждым столом была специальная операционная люстра, но над его столом люстра была отклонена в сторону. Раздался звук открывающейся двери. Смуглянка попытался повернуть голову налево, но шею прострелила острая боль. Шаги двух людей приближались к нему, отбивая мгновения до определения его участи. – Привет, Смуглянка. – Здравствуй, Смерть, – ответил на знакомый голос Смуглянка. – Не ожидал тебя увидеть. – Не обижайся, Смуглый, что током шарахнуть тебя пришлось. Напугал ты меня. Вот я и пальнул в тебя на максимальной мощности, аж провода задымились. Доктор смерть шарахнул его из дистанционного электрошокера который может поражать противника стреляющими электродами на расстоянии до 7 метров. Ему говорили, что их тазерами называют. «Спасибо, что из макарова не пальнул, сволочь», – подумал Смуглянка. – Так мы и есть обида. Забыл что ли. Обиженными быть по жизни – вот наш удел. – Ну, ты мне тут эту философию не разводи. Я чуть не обделался когда тебя увидел. Еще скажи спасибо, что автомат я выбросил когда бежал, а к Макарову у меня патронов не оказалось. Вот только эта пукалка с саквояже была, – доктор смерть покрутил перед его глазами то самый американский стреляющий электрошокер. – Может, отцепишь меня по прежней дружбе, а то крысой лабораторной себя чувствую. – Нет, Смуглый. Я тебе подарок хочу сделать. – Ты полегче со своими садо-мазо. Ты же знаешь, что у меня другие наклонности. Даже в зоне с Машками не грешил. – Нет, Смуглый. Бери выше. Ты послужишь ее величеству науке. – Вот ты гнида поганая ты, Смертушка. Опять за старое взялся. На людях эксперименты делать будешь. – Почему опять? Я и не прекращал. Смуглянка помнил, в каком зачуханном и затравленном виде привезли к ним доктора. При его прегрешениях перед общаком, он бы до освобождения не дожил. Он тогда вообще был на гране помешательства, а сейчас вон каким орлом смотри. А глаза у него поганые – такие серый и холодные как лед. И смотрит он на Смуглянку как на морскую свинку для опытов, которая еще и говорить умеет. «Вот так попал!» – подумал бандит. Память угодливо преподнесла картинки воспоминаний о том как доктор Смерть потрошил людей на пытках или экзекуциях. Как торжествующе блестели глаза доктора, когда он слушал мольбы о смерти, когда его подопечные просили даже не прекратить пытки, а просто дать им умереть. Как такую сволочь земля еще носит? Такого упрашивать бесполезно. Но зачем он ему сейчас? В поле зрения Смуглянки появился второй человек. На первый взгляд они были ровесники с доктором, но выглядел лопоухий лысоватый мужичок получше, чем их отрядный лепила. Когда они снюхаться-то успели? – Не помните меня? – спросил его второй человек. – Не припоминаю, – осторожно ответил бандит. – Мы к вам раньше за материалом приезжали. Так вот оно что! Еще когда только начиналась катастрофа, у них внезапно появился заказчик, который выкупал не восставшие трупы. Не долго думая они для него просто отлавливали в укромных места и убивали выстрелом в голову зазевавшихся людей. Также во время нападений на машины с беженцами они старались отстреливать фраеров в голову. Очень хорошо платили за детские трупы. Практически после второго торга ему потребовались живые молодые и крепкие мужчины. Что он собирался с ними делать, это было не известно. Пацаны в отряде во всю потешались, предполагая способы их использования. Этот логический ряд заставил Смуглянку побледнеть. Вот теперь он узнает, зачем этому ушастому нужны молодые крепкие мужчины. Смуглянка не знал, сойдет ли он за молодого, но за крепкого он сойдет несомненно. Доктор Смерть догадался по его виду о чем он подумал и визгливо заржал молодым не свойственным старикам смехом. – Да, мой друг. Я совершенно верно выделял вас из общей массы той мразоты с которой мне приходилось работать. В действительно стоящий материал. Если вы даже погибните, что даю вам слово, что не напрасно. Хотя подозреваю, что жить вы будете и миссия у вас действительно важная. Практически судьбоносная, – выдавил из себя смеющийся доктор. Смуглянка опят начал рваться. А смех доктора Смерть продолжал летать под потолком, биться в стекла и прыгать по всему помещению. – Не пугайтесь, уважаемый. К сожалению, не знаю как вас зовут. – Смуглый его зовут, – закончив смеяться, пояснил доктор Смерть. – У меня имя еще есть, которое родители дали. Если умру, то от погоняла своего поганого избавиться хочу. Николай меня зовут. – Вы, Коля, не бойтесь. Положитесь на свою удачу. Вы можете стать тем уникальным новым человеком. Если это получиться, то те, кто пойдут по вашим стопам – наследуют землю со всеми ее богатствами. – Насколько я понимаю: за меня все решили и моего согласия не требуется. – У вас нет выхода. Смиритесь с этим. И надейтесь на лучшее, – обнадежил его ушастый. – Я думаю вас нужно перевести в другое помещении. Те эксперименты, которые ту происходят не имеют никакого отношения ни к вам и к тому, что вам предстоит. Попрощавшись с ним, доктор смерть и его ушастый приятель ушли и операционной. Зато после них появились два крепкие мужика и некрасивая женщина с круглыми и ничего не выражающими глазами. Женщина привычным чем-то уколола его шею. После чего тело Николая стало чужим и беспомощным. Его отвязали от стола и переложили на тележку-каталку. Тело он свое чувствовал, но оно все занемело. Попытки двинуть рукой лил ногой приводили лишь к легким подёргиваниям. Он был не в силах преодолеть тяжесть своих конечностей. Женщина положила ему на глаза тряпку типа вафельного полотенца. Тряпка была чистая. Ну, хотя бы за это спасибо. Везли его не долго. Он оказался в ярко освещенной комнате без окон. Николай осмотрелся по сторонам. Прямо в самой комнате были душ, унитаз и раковина, отгороженные клеенчатой занавеской. Зеркала не было. У стены противоположной двери стояла кровать с матрасом, но без одеяла и подушки. Рядом с кроватью был привинченный к стене откидной столик вообще без ножек. Николая уложили на кровать, но пристегивать не стали. Оставили его не на долго. Женщина вернулась через некоторое время. Она принесла ему одежду, а также пластиковую бутылку с водой и пластиковый судок. Вид плещущейся жидкости в прозрачной бутылке вызвал острый приступ жажду. Николаю захотелось аж завыть от раздирающей горло боли. – Вы пить хотите? – спросила женщина. Николай смог ответить только слегка кивнув головой. Его очень удивило, что женщина к нему обращается на «вы». Он ее пленник, к тому же приговоренный к смерти или к чему-то там еще. В его понимании к пленным или смертникам должны были относиться с полным презрением. Женщина налила в судок воду из бутылки, подняла голову Николая с подушки и чуть повернула в бок. В его пересохший рот полилась влага, разбивая мучающую сухость. Он сначала чуть не захлебнулся. Женщина резко убрала сосуд и дождалась пока он проглотит воду и продышиться. Потом она снова стала поить его из судка, но уже намного осторожнее. От ее рук пахло хлоркой. Этот запах напомнил ему бассейн в который он ходил в дестве. Неуместное детское воспоминание лишило его последних остатков силы духа, и жалость к себе без остатка завладела им полностью и абсолютно. Слезы сами собой покатились из глаз. Он плакал о своей беспомощности в настоящий момент, о несостоявшейся жизни, о потерянном прошлом, о страшном неизвестно будущем, которое будет коротким и болезненным. – Ну, вот еще. А нука возьмите себя в руки. Мужик вы или кто? – начала говорить женщина. Голос у нее был совсем не сердитым и не презрительным. Она говорила с ним как с ребенком. От этого неуместная жалость к себе навалилась на него с новой силой. И еще Николаю стало стыдно. Чувство стыда помогло ему, он перестал лить слезы. Так он выпил примерно литр. Вода булькала в пустом желудке, но зато исчезла жажда. Он почувствовал себя намного лучше. – Наверное давайте я вам утку поставлю, а то вон столько выпили. Слабость у вас еще часа полтора-два будет, а потом все пройдет. Я вам еще капельницу поставлю с лекарством. Вам легче будет. Синдром сниму. Договорились? Николай снова моргнул глазами. Было так неожиданно, что в таких обстоятельствах о нем кто-то заботится. Женщина раздвинула ему ноги и сунула между бедрами полупрозрачную пластиковую емкость. Организм как будто ждал команду. Моча практически сразу полилась с едва слышным журчащим звуком. Женщина удовлетворенно кивнула и укрыла его простыней, которую принесла вместе с одеждой. Когда она подтыкала ему одеяло он умудрился коснуться ее руки и сжать пальцы. Женщина вздрогнула всем телом и замерла. Такого он не ожидал. С его стороны это был знак благодарности. Да и врятли она испугалось совсем слабого пожатия вялых и почти бесчувственных пальцев.