На час останавливались все работы, в том числе на фермах. Людям предлагалось вернуться в койки и пристегнуться к ним ремнями. Детей нужно было уложить рядом и обязательно придерживать, а также по возможности закрепить все тяжелые предметы, которые могли сдвинуться со своего места.

Я взглянул на Нора и почувствовал, как пересохло в горле.

— Начинаем? — внезапно осипшим голосом спросил я, и Нор кивнул. — С ума сойти, неужели начинаем?

— Если получится, — так же хрипло ответил он и вскочил. — Помнишь, как обучали все закреплять?

Я кивнул и тоже встал. Нам всем раздали схемы — как обезопасить себя на время поворота, — и сейчас требовалось прикрепить стол цепью к ручке двери, засунуть под него стулья, снять и положить на пол визор, заблокировать дверцы шкафа. Теоретически, поворот должен был оказаться плавным и без особой тряски, но никто не мог предвидеть, что случится, когда заработают маневровые двигатели.

— Если они вообще заработают, — пробормотал Нор, отвечая моим невысказанным мыслям.

Управились мы довольно быстро, залезли в постель, я щелкнул пряжкой ремня, пропущенного вокруг кровати, повернулся к Нору и обнял его. Он прижался ко мне, уткнувшись носом в плечо и часто дыша.

По селектору слышался ровный стук метронома — за минуту до начала он сменится на сирену.

Я чувствовал страх Нора, да и сам боялся не меньше. Мы мчались в Пространстве сотни лет, никто не знал, насколько вакуумная коррозия повредила маневровые двигатели. Запускать их должны были пирокинетики — в том числе и Маришка. Отец рассказал мне, что один из синтезаторов работал только на производство детонирующих стержней, которые в специальных связках загружались в топливные баки. При горении они выделяли чистый кислород, которому предстояло вступить в реакцию с сухим горючим. Дело осложнялось тем, что пять из шестнадцати корабельных двигателей были разрушены во времена Катастрофы. Можно ли управлять Кораблем с оставшимися — не знал никто. На такой скорости он мог закувыркаться вокруг своей оси, и тогда центробежные силы просто разрушат титанитовый корпус.

— Аналитики все просчитали, — дрожащим голосом сказал мне Нор. — Одновременно запустят коллайдер, он скомпенсирует вращающий момент.

А если не скомпенсирует, подумал я, мы все умрем так быстро, что не успеем испугаться. Наверное, и не почувствуем ничего — просто мгновенно лопнем в вакууме.

Вслух я ничего говорить не стал. Крепче обнял Нора, нашел его губы и прижался к ним в тот момент, когда в динамике негромко взвыла сирена.

А затем по Кораблю прошла долгая мучительная дрожь. Раздался отвратительный скрип — казалось, бронелитовые плиты трутся друг о друга, теряя прочность, сжимаясь и расходясь. Скрип становился невыносимым, хотелось зажать уши руками, спрятать голову под подушку — лишь бы не слышать этот пронзительный визг металла. Я вцепился в Нора, чувствуя, как меня с головой захлестывает его ужас, усиливая мой собственный, сводя с ума.

Наверное, в каждой каюте сейчас кричали от страха — дети, взрослые, мужчины и женщины, мутанты и офицеры. Невозможно было не кричать — усиливающаяся вибрация Корабля передавалась каждой клетке тела, выжигая разум, разрушая любой, самый жесткий самоконтроль…

И вдруг все закончилось. Корабль перестал дрожать и дергаться, сирена выключилась, в динамике снова защелкал метроном. Я попытался приподняться, совсем забыв про то, что мы пристегнуты к кровати. И тут из селектора раздался голос Адмирала.

— Корректировка курса прошла успешно. Планируемое время начала эвакуации на Гебу — через двенадцать корабельных суток. Все могут вернуться к своим обязанностям.

— Получилось! — завопил Нор, обхватил меня за шею и снова опрокинул на кровать. — У них получилось!!!

Очередная смена принесла сверху несколько больших плакатов-фотографий. Сделаны они были, наверное, с экранов Корабля. Плакаты развесили около зала собраний, и туда сразу же началось паломничество. На плакатах — их оказалось пять — был отражен весь Поворот. Я тоже после работы потащился к залу, чтобы увидеть все своими глазами. Мне-то казалось, что поворачивали мы бесконечно долго. Но на деле двигатели работали всего шесть минут, пока не сожгли остатки топлива.

Около стены стоял какой-то мальчишка, подробно объясняя процесс всем желающим, хотя и так все было очевидно.

— Вот она у нас слева по курсу, видите? А тут — поворот на полградуса. А здесь был рывок, и Корабль развернулся еще на градус. А тут — видите свечение по краям? — это заработал коллайдер, и скомпенсировал две десятых градуса поворота. Ну и на последней хорошо видно, а кому не видно, то здесь все написано — Корабль вышел на требуемый курс и через две недели пройдет в миллионе километров от Гебы. Вот здесь схема движения. Это можно взять и дома рассматривать.

Я тоже взял лист с графиком. Не то чтобы мне это было нужно. Но почему-то и правда хотелось принести схему в каюту и прикрепить к стене. Как зримое доказательство того, что мы все-таки это сделали.

О том, как мутанты шесть минут управляли Кораблем, на следующий день не говорили только немые. Что из этих рассказов было вымыслом, что правдой — я не знал. Но слушать, как мутанты заменяли собой электрические схемы компьютеров, как на расстоянии воспламеняли топливо, как силой мысли запускали процессы в коллайдере и даже удерживали Корабль от распада, оказалось забавно. Каждый новый враль расцвечивал историю новыми подробностями, и оставалось только смеяться, когда мне с серьезным видом сообщали, будто бы Адмирал лично пожал каждому руку и пообещал назвать именами героев каждое озеро и каждую гору на Гебе.

Но потом стало не до смеха. Почти все мутанты, принимавшие участие в Повороте, оказались в лазарете, и Блич с Норой сбивались с ног, приводя их в норму. Напряжение оказалось слишком большим — и тут же дали о себе знать все те побочные эффекты, которые проявлялись при подобных срывах.

— Я в лазарет, — сообщил мне Нор сразу после торопливого ужина. — Надо подменить наших медиков хотя бы на несколько часов.

Я только вздохнул. Сегодня я пришел домой чуть раньше и рассчитывал, что нам с ним хотя бы в этот вечер удастся вырвать пару часов для любви. Мне безумно этого не хватало — нормального полноценного секса, а не вялых ласк на грани сна. Нор уставал не меньше моего — штурманы занимались по шестнадцать часов ежедневно, отрабатывая навыки пилотирования, хотя бы даже виртуального. Риск ошибки был слишком велик — а за каждым из членов команд шлюпок находилось по тысяче беззащитных людей. Если моя усталость была чисто физическая, проявлявшаяся в ноющих мышцах и непреодолимом желании лечь и спать столько, сколько позволят, то Нор после напряженных занятий мучился головными болями, бессонницей и постоянно глотал таблетки. А еще — от долгого сидения перед экранами у него воспалялись глаза. Блич выдал какие-то капли, я каждый вечер закапывал их под красные припухшие веки Нора, но помогало мало.

82

Предложение Адмирала мы обсудили уже дома. Я видел: Вену не слишком нравится, что в случае положительного ответа я буду много времени проводить наверху, и старался не демонстрировать свое желание. Но он меня удивил, когда, поразмышляв, вздохнул и велел соглашаться. От счастья я снова повис у него на шее. Хотелось смеяться и приплясывать, словно какой-нибудь дикарь. Или взлететь под потолок каюты. Потому что это означало — я все-таки приму непосредственное участие в высадке. Думаю, ничего глобальнее данного события в моей жизни уже никогда не произойдет.

Честно говоря, я тогда даже близко не догадывался, что за это самое глобальное событие мы все будем расплачиваться потом и кровью. Знал бы — не радовался так уж сильно. Потому что смотреть на это оказалось невыносимо.

После двенадцатичасовых смен на фермах Вен приходил вымотанный донельзя. Если бы он успевал хотя бы полноценно отдыхать, вероятно, происходящее выглядело бы не так уж и плохо — в конце концов, все мы понимали, что трудиться придется на совесть. Но через двенадцать часов Вен снова отправлялся на поля, и восстановиться у него не было никакой возможности. Особенно учитывая «особое» отношение Марципана.