Вы часто смотрите вокруг себя? В каждом приличном городе есть синагога, костел, кирха, храм, церковь. Туда приходят люди и молятся. Правильно. Трудно спорить. Но там еще и работают. Люди умные, образованные борются за души и кошельки своих прихожан. У этих кошельков есть одно удивительное свойство – они содержат тех, кто совершенно в них не нуждается. Люди свято верят в то, что их деньги могут помочь им приблизиться к Богу. А на фига Господу деньги? Кто первым ответит – тому бейсбольный мячик розового цвета. Люди смешны – к Богу дорога закрыта давно. И эти запоры крепки, и открыть их не могут ни деньги, ни истовая вера в Него. Да и дорога эта давно стала платной. А вера остается дома, когда Вы идете в храм. Ей дела нет до Ваших призрачных мечтаний. Что Вы хотите? Может быть еще немного удачи, еще немного денег, новую машину, лакированные туфли, конфет, повышения по службе, неприятностей врагу своему? Богу есть до этого дело? Нет. Как нет его и тем, кто входит в храм с другого крыльца. У них есть свое дело – это дело много важнее Вашего. Важнее, чем борьба за Вашу душу (в конце концов, надо же и делиться). Важнее…. Слушайте, они ведь сражаются не столько во Имя, сколько ЗА Бога. Представляете, какие пробки там? Все предыдущее население Земли, которое переехало Туда вместе со своей верой в свой рай…. Плюс, конечно, ад. А Богов сколько? Ну, вот и подумайте: сколько надо приложить усилий, чтобы поселиться Там в приличном районе, поближе к Нему. Работают люди.

…В пятницу обязательно будет дождь. Должен быть. Капли будут падать на железную крышу, а в саду цветет жасмин. Запах вокруг, в запахе можно купаться. Все бы было так весь день, если бы на столе не появилось большое деревянное блюдо с жареной бараниной под соусом из клюквы. Немного молодого вина на баранью ножку: и сразу раздается вкусный звук – и в комнате возникает легкий запах чеснока. И он не раздражает. Нет. Совсем напротив – он обязывает отложить все дела назавтра и понять, что люди могут подождать, а молодой чеснок нет. Уважение, господа! Уважение к чесноку вас не утомит. Оно заставит лишь тоньше понимать устройство мира, созданного Богом. Не я придумал чеснок и не мне позволять себе думать, что чеснок лишь приправа. Он - суть. Хотите спорить? Тогда зачем вы берете чеснок, когда готовите баранину?

Я не сказал, что баранью ножку еще вчера аккуратно разрезали вдоль кости тонкими слоями, которые сейчас не видно совсем? Обязательно разрезали! Разложили на мраморном столе, и каждый слой смазали крупной дижонской горчицей и переложили тончайшими ломтиками постной ветчины (чтобы не смешивался жир) и, привезенным из Греции удивительным сыром халуми (конечно, не соленым). Потом совсем немного гречишного меда. Слои мадам Пуссен аккуратно (впрочем, она всегда аккуратна!) сложила вместе и смазала по бокам курдючным салом. Обычно курдюк выбрасывают, но не мадам Пуссен. Для нее это грех равный трем библейским грехам. Сало в печи нагреется и затянет шрамы, как затягивается порез на коже маленького мальчика, свалившегося с дерева и ободравшего ладонь.

Пройдет шесть часов томления на медленном огне и ровно в девять часов наступит время сбора гостей. Скрипнут двери старого дома, и мадам Пуссен прислушается: шаги затихли в комнате рядом со столовой. Наступило время бокала вина и ничего не значащих разговоров об урожае. Потом пробьют часы четверть десятого, и еще раз скрипнет дверь: голоса затихнут и все воздадут хвалу Единому Творцу за то, что наступила пятница и ужин состоится. Нельзя собираться вместе за одним столом в субботу, нельзя в воскресенье – все надо успеть сделать в пятницу, когда часы еще не пробили полночь, а на столе уже остывшее пустое деревянное блюдо. Слава Создателю за то, что один раз в году есть вечер пятницы.

Мадам Пуссен все сделает вовремя – ее мать и ее бабка делали также. Нельзя опоздать, нельзя торопиться – блюдо с бараниной должно быть подано на стол только в тот момент, когда все займут свои места. И, конечно, на столе будет стоять одна бутыль «Коммандарии» из подвала кипрского монастыря. Кто знает – может быть, именно эту бутыль брал в руки Святой Лука. Но даже если и так – вино от этого не лучше, не хуже - вино такое, каким должно быть.

Мадам Пуссен тихо уйдет, притворив за собой дверь. Она съест на кухне кусок горячего хлеба с сыром из соседней лавки и, перекрестившись для аппетита, конечно, выпьет стакан вина. Простого, не старого. Зачем ей? Слава всем Именам, ей нечего стыдиться – она сегодня все сделала правильно.

А за столом сидели семь мужчин. Семеро стражей Единой Веры, семеро скучных и скромных мужчин. И не было в каждом из них того, что любой человек хочет видеть в слугах Божьих. Не было отличий, кроме разве что весили они по-разному. Кто толще, кто чуть тоньше. Ну, это уж зависит от аппетита, а не от веры, не правда ли? Хотя, еще, конечно, цветом кожи они отличались: от белого до темного. А в остальном не было в них никаких отличий. Скромность и незаметность – вот отличительная черта тех, кто имеет Право. А что до баранины – то ее есть можно, хотя кому-то кажется, что нельзя. Им – можно.

Ели весело, выпили молча – каждый по одному бокалу кипрского. И в час, когда на улице совсем затихло, все-таки пошел дождь. Наступило время разговора, иначе бы, зачем и собираться?

Все по очереди встали из-за стола, и перешли в библиотеку. На круглом столе стояли шесть глиняных чашек и глиняный кувшин, наполненный водой. В стороне стоял еще один небольшой столик, на котором стоял медный чан с водой, немного разбавленной уксусом. Мужчины подошли к столику и омыли руки в чане, и вытерли одним белым полотенцем, лежавшим рядом. Пора. Все сели. Завтра наступало через час – и ровно час был отведен на разговор. Кто был старшим, и был ли тут старший, трудно сказать, но один все же начал первым. (Я не думаю, что это случайно, но у круглого стола нет главного места – значит, все происходило в известном только им порядке).

- В Городе завтра будет встреча, о которой мы знаем. Хотим ли мы ее? Знаем ли мы результат, как знаем причину? Но кто знает, почему Иосиф перестал нас слышать?

Вопрос относился ко всем, и все его слышали. И нет причины уточнять, кто спрашивал, кто отвечал. Говорили все.

- Равновесие может быть нарушено.

- Это недопустимо.

- Но это уже случилось. В Город прибыли все, кто должен обсудить этот вопрос.

- Наш делегат уже там? – Вопрос повис в воздухе. Все знали, что человек, который был послан Стражами, уже в Городе. К чему был задан вопрос? Задавший его усмехнулся. Воистину, нет ничего более простого способа остановить пустой разговор, как задать глупый вопрос.

- В мире есть только две силы, способные это равновесие поколебать. Так было создано давно, так было создано до нас. Веками мы хранили понятие Веры в незыблемость и не пускали новых членов в наш круг. Эти две силы находятся в этой комнате. Никто не смел нарушить наше число. Но появился тот, кого можно называть по-разному. Мы знали о нем. Мы дали ему много из того, что он требовал. Но он хочет большего? Что мы можем ему еще дать?

- Мы должны понимать, что время не стоит на месте. Он решил выйти на свет.

- Имя ему – Сатана. – Сказавший это, единственный кто сидел, опустив голову. Все затихли. Разговор смолк на минуту.

- Ты всегда был слишком предан учению, Ессей. – Это сказал тот, кто взял в руки кружку и наполнил ее до краев кипрским вином.

- Советник, ты не должен второй раз наполнять свою чашу. – В комнате начался гул говорящих сразу нескольких человек. Им что-то не нравилось – наступало странное время – время недовольства своим положением? Время слабости? Они потерялись во времени.

- Все меняется, братья. – Наполнивший чашу, не стал ее пить. Он поставил ее на стол и, наполненная до краев, она готова была пролить первую каплю. Все замолчали и кто настороженно, кто хмуро, смотрели на нее. Были среди них и те, кто отвел глаза.

- Вот она – наша жизнь. – Поставивший чашу обвел глазами каждого по очереди. Все перевели свои взгляды на говорившего эти слова.