Теперь тишина. Понятно только то, что произошло непредвиденное: остается ждать. О его приезде знали обе стороны: и те, кто его направил сюда, и те, кто об этом не должен был знать. Джонатан встал из-за столика, положил несколько евро на блюдце со счетом и пошел к выходу. Голос за спиной заставил вздрогнуть. (Кажется, я слишком возбужден. Нет. Скорее, я просто испуган. Так не годится. Это плохо). Голос вежливо, но настойчиво повторил:

- Я ведь к Вам обращаюсь, сэр.

Джонатан медленно повернулся к говорившему:

- Простите?

- Вы забыли заплатить.

- Я положил…. Простите, разве Вы не принимаете евро?

- Не по субботам, сэр. Обменные пункты закрыты, а мне сдавать кассу.

- Но у меня нет шекелей, - Джонатан почувствовал себя действительно неудобно. – Что же делать?

Официант подумал немного и сказал:

- Ничего страшного – давайте в евро. Только не четыре, а, скажем, семь. За беспокойство.

- У Вас праздничный субботний курс? – Джонатан попытался пошутить. Шутка не получилась – парень поднял бровь.

- Сэр не может заплатить и, может быть, хочет, чтобы я позвал полицейского?

- Боже упаси! Вот, возьмите. – Тиз аккуратно положил на столик банкноту в десять евро.

Парень молча взял и отошел. «Здравствуй, Джонатан. - Пронеслось в голове. – Ты в Израиле».

Десять евро плюс четыре евро на блюдечке. Получается четырнадцать евро за кофе? Израильтяне никогда не пропадут, даже если их три раза выгонят из Палестины. Первое, что они сделают – станут арабскими евреями и останутся тут жить, как и жили. Будут продолжать торговать и арабы при всем их хитроумии просто станут нищими при таких ценах. Он часто думал: какая между ними разница? Никакой. Привычки, менталитет, обряды, история – все общее. Камень в храме и тот один и тот же. Одна земля и века сражений во имя Господа с двумя именами. «Джонатан, это ересь!». Голове не запретишь возражать. Но все идет к тому. Иначе, зачем ты приехал, Джонатан? Зачем? Возможно, на этот вопрос ответ будет дан сегодня.

Телефон завибрировал: «Пожалуйста, подождите. К Вам подойдут». Вежливо, как в приемном покое. И через минуту он услышал:

- Как долетели, мистер Тиз? – К нему с радушной улыбкой подходил молодой человек.

«Где я его видел? Яркая рубашка – они сидели напротив меня…. Ну, те – трое, которые громко спорили и смеялись. Все странно: странно и плохо. Я стал неаккуратен».

- Да. - Автоматически ответил Джонатан.

- Мистер Тиз. – Подошедший заговорил тихо, но улыбка не сошла с его лица. – Мистер Тиз, Вам ничего не угрожает. По крайней мере, пока Вы будете внимательно нас слушать и выполнять наши указания. Вы прилетели по приглашению рыцаря Де Жофора. Я отвезу Вас в хороший отель. Вы отдохнете, и вечером я за Вами заеду. Это будет в шесть. Постарайтесь расслабиться – все уже произошло, но мне поручили передать, что ничего плохого еще не случилось – все может вернуться на круги своя.

- На круги своя? Что я здесь делаю? – Джонатан понимал, что любой вопрос останется без ответа, но может быть этот, вызовет хоть какую-то реакцию?

- Вы встретитесь с теми, кто хотел, чтобы Вы приехали. Вы сами всегда этого хотели – это все. – Молодой человек взял сумку Джонатана и пошел в сторону стоянки такси. «Рыцарь Де Жофор? Это бред. Такой фамилии нет в списках». – А в голове кто-то ожил опять. – «В каких списках, Джонатан? В твоих? А разве нет других списков? И какие из них настоящие? Вот увидишь, оживут герои Дюма, и встретит тебя какой-нибудь Буатреси или того лучше, сам Мазарини ».

Такси плавно тронулось, и за стеклами поплыл Иерусалим. Четырнадцать евро за кофе? Как стала тяжела голова, как тяжело бьется сердце. Не надо было пить кофе…. Столько переживаний…. А за окном земля, по которой ходил Он. Столько дней и ночей ты видел ее в своих снах…. Она за окном, но тебе сюда было нельзя. Теперь можно. Теперь можно все…. Как плавно едет автомобиль и хочется спать. Я устал. Я устал. Я боюсь? Нет. Все хорошо – уже нет за окном Его Земли. Это не та…. Спать. Не надо было пить…странный кофе у них….

…Земля, у которой нет имени, земля, которая не приняла никого и никого не отпустила. Земля, во имя которой покинули мир миллионы, и именем которой они были уничтожены. Земля праведников и грешников – ибо сказано: «Всяк праведен и грешен во время иное. И пришедшие канут, и ушедшие взойдут». Земля рождения и погибели, истины и словоблудия, греха, позора и славы. Все началось отсюда, и все вернется сюда. Пройдут наши времена и наступят другие, и ничего не изменится до тех пор, пока не вернется Он – пока не вернется Вера. Или пусть только вера в Него. А Он стал многолик. И хоть плачь, хоть смейся – пред глазами встает Шива, как образ сегодняшнего дня: многорукий Бог, сменивший много масок и имен. Танцуй во имя смерти и рождения! Танцуй, пока есть силы, а мы будем видеть только то лицо, которое ты показываешь, а другое видят те, кто стоит перед нами. «Лицом к лицу – лица не увидать» - кто это сказал? Не помню. Шива…. При чем тут он? Образ многоликости мира? Зла, добра, красоты и силы. Скорее, многорукости: пока одна рука набирает телефон друга – вторая звонит его врагу. Все в одном, как «Head and Shoulders» или корейский автомобиль, способный ездить, но неспособный стать «Мерседесом». Откуда взять силы, чтобы видеть разом все лики Мира: Будду, Христа, Магомета…. Всех пророков, словно издевающихся надо мной и то появляющихся, то исчезающих? Из книги в книгу, из языка в язык: те, кто были, и кого не было никогда. Кто из них знает больше? Тот, кто молчит. Вместо литературного труда обет молчания – омерта. Кто создал мафию, тот ее и танцует. Только они знали, что делали – другие так ничего и не поняли. Но именно им я верю больше всего – тем, кто ничего никогда не видел – они знают, они ведают, они чувствуют и истинно верят. Пусть даже они верят в сказку – она полезнее правды, которая кровава и грязна. И уж точно, она не имеет ничего общего с истиной. Пусть заблуждаются, сочинив свою историю. Эта история полезнее той, что началась жарким днем и кончилась душным вечером странного дня.

И преследуют одни и те же имена, и только одного имени нет. Так теряют веру, Джонатан. Так теряют веру. Веру? Но, какую? Я верил в незыблемость Ложи. Верил? Пусть не истинно верил, но знал, что века прошли, и ничего не изменилось. А теперь? Теперь не так, теперь кто-то нарушил обет и открыл тайну. Какую тайну, Джонатан? Тайну Истины? Ой-ой! Какой истины? Ты действительно в это веришь? В то, что кто-то может ее знать и так долго хранить? Ну, или хотя бы в то, что она есть – Истина? Есть только одна тайна – тайна исповеди, но она создана лишь для того, чтобы твои грехи стали известны кому-то кроме тебя и Бога. А то, что знают трое, знает весь мир. Сказал Cпаситель и до тебя дошли эти слова и вместо ясности, породили сомнения:

"Bсе сyщества, все создания, все твоpения пpебывают дpyг в дpyге и дpyг с дpyгом; и они снова pазpешатся в их собственном коpне. Bедь пpиpода матеpии pазpешается в том, что составляет ее единственнyю пpиpодy. Тот, кто имеет yши слышать, да слышит!"…

Уши есть, но о чем Он? Не о том ли, что не может быть несколько истин? Так было для тебя всегда – что же случилось? Ты перестал верить, что только твоя правда и есть Истина? И она одна, и ее у тебя украли. Ее присвоили другие, назвав по-другому, дав ей другое имя. Что же получается? Нет разницы в наших словах, и мы говорим об одном, а потом лжем другим, лжем себе. Значит, есть только Ложь. И она тоже многолика, но она тоже одна, как Истина. Как ты их называл всегда, Джонатан? Рай и ад? Свет и тьма? День и ночь. Смешно и глупо. Глупо и банально. Слишком просто, чтобы в это поверить.

Но у палки тоже только два конца и правильный только тот, за который держишься ты – другой станет «божьим промыслом», «бичом божьим», «карающим мечом». И правильна лишь та дорога, которую указывает другой конец палки. Так? Так. И не надо сомнений – сомнения оставь другим, а ведь ты человек умный – то есть тот, у кого есть палка. Только так можно выжить. Только так.