— Та или иная личность, — сказал Нихат, — не в силах преодолеть самое себя. Я поясню примером. Возьмём фабрику. Каждый, кто работает на фабрике, не более чем частица общего процесса. Он словно капля в реке. Так разве под силу такой капле оказать влияние на реку? Или, скажем, винтик в каком-нибудь механизме…
— О нет, это другое дело! Иногда винтик может сыграть большую роль…
— Короче говоря, дорогой, я убеждён, что отдельная личность, — ничто. Так было и так будет.
— Да, но Мустафа Кемаль-паша — тоже «отдельная» личность.
— Ну, это исключительная личность.
— Следовательно, всё же один винтик иной раз может перевернуть на огромной фабрике всё вверх дном.
— Но это не более чем случайность.
— Случайность? А вся человеческая история? Ведь в ней тоже всё менялось в зависимости от стечения различных случайностей. По существу, судьба всей цивилизации и определялась столкновением этих случайностей. Но в действительности это лишь кажущиеся случайности, и направление всего исторического процесса, всей цивилизации зависит не от какого-то фатума, а от действия определённых закономерностей. Вот что такое в действительности все эти случайности.
— Охо-хо-хо! Кого я вижу перед собой? Уж не пророка ли?
Но Мазхар не был склонен шутить.
— Однако разве в данном случае, — размышлял он вслух, — необходимость состоит в том, чтобы я был убит? Необходимость?! Нет! Но тогда что же это?
— Лучше скажи, дорогой, когда ты собираешься ехать в Стамбул?
— В самые ближайшие дни. Может, в конце недели.
— До конца недели ещё целых пять дней. Было бы лучше, если бы ты не мешкал и уехал, скажем, послезавтра. А сына можно оставить у нас.
— Действительно, было бы неплохо. Ты думаешь, это возможно?
— Несомненно. Во-первых, Халдун без ума от Милой тёти! А во-вторых, он мой будущий зять. Вчера Хикмет в шутку спросила у него, возьмёт ли он замуж нашу дочку, если она когда-нибудь родится. И Халдун вполне серьёзно ответил: «Конечно!» Словом, о сыне можешь не беспокоиться, незачем таскать его, будет только путаться у вас под ногами. Поезжайте вдвоём.
Такое решение пришлось по душе и Нериман и Халдуну. Отъезд был назначен на следующий день.
Под вечер Мазхар отправился навестить мать. Он долго стучал и уже собрался было уйти, когда дверь вдруг открылась. На пороге появилась Хаджер-ханым. У неё был растерянный вид.
— Ты мылась?
— Нет… Ах да, я спала, — но, поняв, что Мазхар с изумлением смотрит на её распущенные волосы, спохватилась и пробормотала: — То есть я собиралась мыть голову…
Сбивчивые объяснения матери показались Мазхару довольно странными, но он не обратил на них особого внимания.
Понемногу Хаджер-ханым пришла в себя, но вдруг заметила, что возле тахты, на которой уселся сын, валяется носок Рызы и её собственная подвязка. Старуха едва не задохнулась от испуга.
— Посмотри-ка, Мазхар, что там ползёт по стене? — засуетилась она.
Пока Мазхар внимательно рассматривал место, на которое она указала, Хаджер-ханым быстрым движением ноги задвинула носок под кровать.
— Да где, не вижу? Здесь ничего нет.
— А я подумала, что там клоп.
— Постарела ты, мама, тебе уже начинает мерещиться…
— Что поделаешь? — с притворным огорчением сказала Хаджер-ханым. — От горя и не то бывает, дитя моё.
Уголком глаза она взглянула на дверь, которая вела в соседнюю комнату. Только бы не вздумал Мазхар осмотреть её новое жильё! Но, слава аллаху, у него, кажется, нет такого желания.
Мазхар в двух словах сообщил ей о предстоящей поездке и, выложив деньги для уплаты за аренду дома, собрался уходить.
— Почему ты так торопишься, выпей кофе.
— Не хочется.
— Значит, завтра уезжаете?
— Уезжаем.
— Да сохранит вас аллах! И долго там пробудете?
— Нет, мама. Неделю — дней десять, самое большее две недели.
— Ну, счастливого пути, сынок!
Выпроводив наконец, нежданного гостя, Хаджер-ханым свободно вздохнула. Прибежал Рыза, он сидел в одних подштанниках в соседней комнате и изрядно продрог. Придвинувшись к самому мангалу, Рыза сказал, довольно потирая руки:
— Не перевелись ещё блага на этом свете!
— В Стамбул едут, — сказала Хаджер-ханым, забираясь под одеяло.
Он слышал весь разговор, но больше всего его занимали оставленные Мазхаром деньги.
— А сколько там? — кивнул он на кредитки.
— Только для уплаты за квартиру.
— Но ведь мы внесли за три месяца вперёд!
Хаджер-ханым совсем забыла, что Рыза знает об этом.
— Видишь, какие мы с сыном рассеянные люди. Но… теперь я поделю эти деньги с тобой.
Рыза молчал.
— Полно дуться, бери хоть все!
Чёрный ход пригодился. Спрятав деньги, полученные от Хаджер-ханым, Рыза незаметно выбрался из домика и зашагал к бару. На улицах уже зажглись фонари, но лавки ещё были открыты. Надо бы купить подарок Наджие, заткнуть ей глотку. Ведь она могла его заподозрить.
Рыза приобрёл в лавке красный халат с синими цветочками и красные домашние туфли на каблучках. Под утро, возвратясь с работы домой, он положил подарки подле спавшей жены.
Проснувшись, Наджие не могла прийти в себя от изумления. Она взглянула на мужа: бледен как покойник! Только сейчас она заметила, как осунулось за последние дни его лицо. Что его так выматывает? Может, завёл в баре шашни с какой-нибудь красоткой?.. Вряд ли, ведь им нужны с толстым кошельком… Должно быть, просто устаёт от работы, решила Наджие и пошла в кухню приготовить кофе.
Почуяв аромат, Рыза проснулся… И не поверил своим глазам: жена подала ему кофе в постель! Она не делала этого уже много лет.
Рыза даже подскочил от удовольствия.
— Браво, Наджие! Ты настоящая женщина, клянусь аллахом!
— Конечно, женщина! Ты знаешь свои мужские дела, а я свои женские.
— Понравился тебе халат?
— Очень! А сколько ты отдал за него?
— Это тебя не касается. Ну а туфли?
— Тоже хороши! Но странно всё же… Откуда у тебя деньги?
— Выиграл в карты.
— Опять принялся за старое? Мало мы хватили горя из-за этих проклятых карт?
Потягивая из чашечки кофе, Рыза оправдывался:
— На свои, что ли, играю? За меня ставит один приятель. Выигрыш делим пополам, а если проиграю, расплачивается он.
— Так бы и говорил. Но смотри, на свои не вздумай играть.
— Сумасшедший я, что ли?
И, словно он не был в курсе дела, Рыза спросил:
— Как там у них дела, едут в Стамбул?
— Сегодня вечером. Дом запрут, а мне и кухарке дали отпуск на две недели. Халдуна оставляют у Хикмет-ханым.
— Жаль малыша! Испортят его эти друзья Мазхара! Почему было не оставить ребёнка у бабки?
Наджие вспомнила, как суетился Рыза, помогая Хаджер-ханым переезжать на новую квартиру.
— Пусть у неё глаза повылазят! — с сердцем сказала она, скорчив гримасу.
Рыза промолчал.
— Как, по-твоему, есть у старухи деньги? — спросил он, заметив, что жена немного успокоилась.
— Конечно, есть.
— Знаешь, о чём я подумал…
— О чём? — сердито глянула на мужа Наджие.
— Ну вот, тебе в голову лезет всякая ерунда. А зря! Если бы ты захотела, мы бы обставили старуху и выудили у неё денежки на кабачок.
— Пропади пропадом её деньги! — крикнула Наджие. — Как же, даст тебе что-нибудь эта старая ведьма! Вон как надрывался, перетаскивая её вещи, а много она тебе заплатила?
— Так ведь это я сделал из уважения к Мазхар-бею!
— Рассказывай! А самому небось нравится, как она заигрывает…
— Скажешь тоже! Она мне в матери годится!
«И в самом деле, — подумала Наджие. — Стоит ли так беспокоиться? На него и смотреть страшно — кожа да кости. Со мной, молодой, и то не знает, что делать…»
— Ну, я пошла. Скорей бы наступал вечер — пусть хоть ко всем чертям убираются, отдохнуть бы от них. Ох, буду завтра дрыхнуть до самого полудня!