Дополнительная литература
Елистратов B.C. О философском подтексте фонологии // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2000. № 1. С. 30–35.
Маковский М.М. Системность и асистемность в языке. – М., 1980. Тираспольский Г.И. Система языка и системность в языке // Филологические науки. 1999. № 6.
14. Универсальность языка
Стало аксиоматичным утверждение, что язык как средство общения и орудие мышления обладает особым качеством – универсальностью, под которой обычно понимают возможность при помощи сравнительно ограниченного, во всяком случае конечного, числа элементов передать неограниченное количество сообщений. «Нет более показательной общей характеристики языка, чем его универсальность», – утверждал Э. Сепир. «…Мы не знаем ни одного народа, который бы не обладал вполне развитым языком… Каковы бы ни были недостатки примитивного общества в плане культуры, – продолжает свою мысль Э. Сепир, – язык этого общества всё равно создаёт аппарат референциального символизма, столь же надёжный, полный и творчески активный, как и аппарат самых изощрённых языков, какие мы только знаем» [Сепир 1993: 211].
Хотя художники слова порой и сетуют на недостаточность человеческого языка («муки слова»), в целом мысль о безграничных возможностях естественного языка ни у кого сомнений не вызывает. «Язык всегда готов или быстро может быть подготовлен к выражению индивидуальности художника» [Сепир 1993: 203]. «…Язык устроен таким образом, что, какую бы мысль говорящий ни желал сообщить, какой бы оригинальной или причудливой ни была его идея или фантазия, язык вполне готов выполнить любую его задачу» [Сепир 1993: 251–252].
Обычно исходят из двух посылок: во-первых, с расширением познавательной и производственной практики человека неуклонно увеличивается количество языковых единиц, главным образом слов; во-вторых, элементы языковой системы обладают широкими комбинаторными возможностями.
На самом же деле эти аргументы можно подвергнуть сомнению. Во-первых, количественное увеличение языка сравнительно незначительно, при этом достаточно большая часть слов находится в пассивном словаре или выпадает вовсе. В любом случае количество новых реалий, понятий неизмеримо больше, чем новых слов. Во-вторых, комбинаторные возможности языка при всей их широте конечны. Выведена даже формула, показывающая конечность языка, если принять его как простую комбинацию элементов [Пазухин 1969: 57].
Итак, простая комбинаторика слов даже при очень большом количестве лексем, широкой валентности и возможности построения весьма развернутых высказываний не решает проблемы универсальности языка.
Некоторые ищут источник универсальных свойств человеческой речи в так называемом «двойном членении языка». Суть концепции «двойного членения языка», изложенной французским лингвистом А. Мартине в работе «Основы общей лингвистики» [Мартине 1963], состоит в следующем: «…Любой результат общественного опыта, сообщение о котором представляется желательным, любая необходимость, о которой хотят поставить в известность других, расчленяется на последовательные единицы, каждая из которых обладает звуковой формой и значением» [Мартине 1963: 376]. Это не что иное, как знаки, явившиеся результатом первого членения языка. В свою очередь, звуковая форма тоже членится на единицы. Это второе членение языка. Если итог первого членения – знак, то результат второго членения – фигура, которая служит конструктивным элементом знака и отличается от него своей односторонней (только план выражения) сущностью. По мысли автора концепции, второе членение «делает форму означающего независимой от значения соответствующего, благодаря чему языковая форма приобретает большую устойчивость» [Мартине 1963:381]. «Двойноечленение» обнаруживается не только в языке, но и в других знаковых системах, например, в знаке дорожного указателя фигурами являются цвет и форма.
«Двойное членение языка» отвечает принципу экономии, что «позволяет выковать орудие общения, пригодное к всеобщему употреблению и делающее возможной передачу очень большого количества информации при незначительной затрате средств» [Мартине 1963: 381].
Дальнейшим углублением этой концепции являются поиски фигур плана содержания, так называемых семантических множителей, или сем.
При всех неоспоримых достоинствах концепции «двойного членения языка» она не разрешает проблемы его универсальности. По справедливому замечанию Р.В. Пазухина, наличие в языке двойного или n-степенного членения не способно само по себе сделать его универсальным, поскольку оно, как и рассмотренная выше комбинаторика слов, опирается только на количественную сторону языка и игнорирует качественную, а в рассмотрении именно качественной стороны и заключена загадка универсальности [Пазухин 1969: 61].
Известный американский учёный М. Полани полагает, что фундаментальными законами языка являются «закон бедности» и «закон грамматики». Суть «закона бедности» заключается в следующем. С помощью 25 букв латиницы можно построить 25 в восьмой степени, т. е. около ста тысяч миллионов условных восьмибуквенных слов. В этом случае английский язык «обогатился» бы в миллион раз – и был бы разрушен полностью: эти слова были бы бессмысленны, ибо значение слова формируется и проявляется в его многократном употреблении. Язык должен быть настолько беден, чтобы можно было достаточное число раз употреблять одни и те же слова. Язык держится на постоянстве и повторяемости своих единиц, что предопределяет неизбежность грамматической упорядоченности, без которой нет языка. Суть «закона грамматики», по мнению М. Полани, такова: «…Фиксированный, достаточно бедный словарь должен использоваться в рамках определенных и всегда имеющих одно и то же значение способов комбинирования. Только грамматически упорядоченные группы слов могут выразить с помощью ограниченного словаря безмерное разнообразие вещей, соответствующих известному опыту» [Полани 1985: 116].
Предполагают, что универсальность языка зиждется на асимметрии языковой единицы – знака и его значения. Эта идея впервые была высказана С. Карцевским. Сущность её заключается в следующем. Обе стороны лингвистической единицы не являются неподвижными. «Если бы знаки были неподвижны и каждый из них выполнял только одну функцию, язык стал бы простым собиранием этикеток» (Цит.: [Звегинцев 1965: 85]). Подвижность языковой единицы обусловлена неизбежным нарушением соотношения между двумя её сторонами: постоянно и очень медленно изменяется фонетический облик языковой единицы, столь же постоянно, хотя и гораздо быстрее, изменяется содержание этой единицы. Иначе, форма стремится получить новое, дополнительное значение, а значение стремится обрести новое формальное выражение. Это приводит к тому, что первоначальное соответствие (симметрия) звучания и значения постоянно нарушается, возникает асимметрия. Отсюда следует важный для нас вывод: асимметрия лингвистической единицы делает язык беспредельным, и решающим фактором языкового универсализма считают семантическую, но не формальную неограниченность языка. Язык социально ограничен, языковая единица, по определению, – стереотип, но язык реализуется в речи, и в ней социальный шаблон языковой единицы преодолевается благодаря свойству семантической асимметрии, реализующейся только в речи, и непостижимое, личное, экзистенциональное в мышлении индивида в процессе речевой деятельности становится достоянием других. «…Каждая культурная эпоха обогащает внутреннее содержание слова новыми успехами знания, новыми понятиями человечности. Стоит проследить историю любого отвлечённого слова, чтоб убедиться в этом» [Веселовский 1940: 51]. Безграничные возможности индивидуального выражения, полагал Э. Сепир, обусловлены «текучестью» языка как средства выражения.
Фундаментальными свойствами естественного языка, занимающего особое место среди знаковых систем, являются «принципиальная нечеткость значения языковых выражений, динамичность языковой системы; образность номинации, основанная прежде всего на метафоричности; бесконечные творческие возможности в освоении новых знаний; семантическая мощь словаря, позволяющая выражать любую информацию с помощью конечного инвентаря элементов; гибкость в передаче информации; разнообразие функций; специфическая системность» [Городецкий 1987: 17]. Всё вместе обеспечивает удивительное интеллектуальное могущество языка. «Все языки способны выполнять всю ту символическую и смысловую функцию, для которой предназначен язык вообще, – либо в реальном, либо в потенциальном плане. Формальная техника выполнения этой функции есть сокровенная тайна каждого языка» [Сепир 1993: 253]. Автор процитированных строк полагал, что базой «сокровенной тайны» являются обширные и самодовлеющие сети психических процессов, которые ещё предстоит точно определить [Сепир 1993: 255]. Универсальность языка, по мысли Э. Сепира, соединена с его невероятным разнообразием. Феномен универсальности языка/речи удачно сформулировал А.Н. Радищев: «И весь мир заключён в малой частице воздуха, на устах наших зыблющегося».