Отношение к действительности – субъективно-объективное, прямое, оценивающее и анализирующее, осложненное существующими философскими, политическими, социально-идеологическими теориями.

Таким образом, функциональные стили как типы текстов различаются прежде всего ТМ – определенным отношением производителя речи к действительности и к самой речи. Эти две важнейшие характеристики дифференцируют функциональные стили и служат источником семантического многообразия текстов.

Наряду с семантико-синтаксической структурой, отражающей характер сцепления, развития мыслей, каждый текст обладает модальной структурой, выражающей отношение производителя речи к миру и к самой речи, к ее содержанию. По отношению к семантико-синтаксической структуре – к интеллектуальной, логической, диктальной информации – текстовая модальность выступает как ее речевая форма. Это специфически речевая форма высказывания, синтаксическая семантика текста, которая играет не меньшую роль в текстообразовании, чем специфические средства связи между предложениями, так как текст строится по законам ТМ. В процессе порождения текста происходит согласование модальных значений высказываний – внешне– и внутримодальных.

Поэтому текстовая модальность (ТМ) – важнейшая категория текста, образующая его семантическую основу, определяющая отношение производителя речи к действительности и к самой речи и выражающая тем самым установку на определенный характер изложения. ТМ выступает и как важнейшая категория функциональной стилистики, так как, воплощая установку на тот или иной характер изложения, определяет во многом строй и тон речи, ее стилевые качества, отбор языковых и речевых средств и в конечном итоге конституирует функциональные стили как разновидности литературного языка.

Функциональные стили намечают использование речи в самом общем виде. Дальнейшая детализация, конкретизация текстовой модальности совершается в жанрах, являющихся формой существования и реализации стилей. жанр в известном смысле – это устойчивая форма использования того или иного типа (типов) речи и реализация определенного соотношения «производитель – субъект речи». О связи жанра и лица, от которого ведется речь, писал Р. Якобсон, имея в виду, что особенности различных жанров обусловливают разную степень использования речевых функций: «Эпическая поэзия, сосредоточенная на третьем лице, в большей степени опирается на коммуникативную функцию языка; лирическая поэзия, направленная на первое лицо, тесно связана с экспрессивной функцией; «поэзия второго лица» пропитана апеллятивной функцией: она либо умоляет, либо не умоляет, – в зависимости от того, кто кому подчинен – первое лицо второму или наоборот»[44].

По сути дела, речь здесь идет о субъективно-модальном значении лица, от которого строится повествование, о закрепленности в жанровых формах определенных типов речи.

Реальные тексты, воплощая основные черты стилей и жанров, представляют дальнейшую конкретизацию намеченных характеристик, обусловливая многообразные вариации в рамках жанровых форм. В текстах происходит взаимодействие, «согласование» всех средств текстовой модальности – внешних и внутренних, – образующих единую линию, единую тональность. Покажем хотя бы на одном примере действие текстовой модальности. Перед нами очерк В.А. Гиляровского «Шипка» (1906). Вот его начало:

Зачин – информационная деловая лаконичная фраза, своеобразный информационный повод для последующего текста («исполнилось 25 лет со дня русско-турецкой войны 1877 года»). Фраза объективирована, лишена субъективной модальности. Если брать ее вне контекста, то это сообщение о факте, которое может иметь различное продолжение, например описание войны или описание 25-летнего периода жизни с 1902 года. И это был бы описательный контекст речи (описательная текстовая модальность). Основа описательности – перфектное значение глагола-сказуемого «исполнилось» (результат в настоящем). В целом зачин – лаконичная, но обстоятельная по содержанию, нейтральная по лексическому наполнению фраза с прямым порядком слов – задает тон спокойного, делового изложения.

Тесно связанная с зачином вторая фраза («Вместе со многими участниками этой войны я поехал...») продолжает спокойный, сдержанный тон изложения, однако регистр его меняется. Изложение переходит в план рассказа, нарратива. И главное изменение производит местоимение я. Я – это не условная речевая маска, а реальный автор, конкретная личность, В.А. Гиляровский. И дальнейшее изложение, как и зачин, освещается светом этого я. Перед нами не просто изложение событий, но рассказ очевидца о том, что он видел, думал, пережил. Дается не только факт, но и отношение к нему, комментарий, вызванный осмыслением и переживанием события. В изложение вносится личностное начало, рассказ приобретает объективно-субъективный характер. Событие характеризуется извне, объективно и изнутри, субъективно (т.е. какой отзвук оно находит в душе рассказчика, свидетеля, участника события). Именно в таком двойственном подходе к действительности и заключается, проявляется текстовая модальность публицистики и очерка как одного из ее жанров.

Я автора, появившись во второй фразе, бросает новый свет на все дальнейшее изложение. Все последующие фразы, даже самые объективированные, остраненные, воспринимаются как субъективно-модально окрашенные.

Ср.: «Мы прибыли...»

«Из Варны на Шипку можно было попасть»... (подразумевается, рассказчику и другим участникам).

«Путь с севера был интереснее. Он давал более наглядное впечатление...» (ясно, что интереснее – с точки зрения автора).

Разумеется, главное средство текстовой модальности – я автора, однако она поддерживается, формируется и другими средствами. Рассмотрим следующий после цитированного отрывок:

Описание кажется внешне объективированным, однако содержит едва заметные, не бросающиеся в глаза приметы присутствия автора-рассказчика. В первой фразе это причастный оборот «совершенно открытый ветру», данный, конечно же, «от автора». Следующая фраза объективирована («Все, кто должен был ехать...»). Однако затем – авторский комментарий, оценка – восклицательное эмоциональное предложение «Переправа была не из легких!» И последующее описание содержит многочисленные признаки авторского видения ситуации (шторма). Обозначена даже точка зрения автора-наблюдателя: «через мол, который виднелся издали с нашего парохода»... В самом же описании обращают на себя внимание (поддерживают текстовую модальность) эмоционально-оценочные слова: «разгулявшееся море», «лодочки», «хлестала волна» и др.

И далее общая текстовая модальность поддерживается, усиливается разговорно-инверсивными предложениями, косвенно отмечающими, обнаруживающими авторское присутствие: «Большого труда стоило перевезти багаж с парохода на берег»; «стоять шлюпкам под бортом было невозможно...»

Я автора, пронизывающее весь очерк, является его композиционным стержнем. В очерке тесно переплетаются две линии: линия объективного рассказа, изложения и линия оценки, переживания событий рассказчиком.