— Вчетверо больше против последнего предложения, о Амина Эфсанех.

— Что?! Вчетверо?!

— Да… Ну да.

Вопрос повелительницы прозвучал так негодующе и растерянно, что Реде Али на миг стало не по себе. Но только на один миг, потом он спокойно произнес:

— Меня бы это устроило, если только сиди Маруф не предложит еще больше.

Однако толстяк молчал. Он и не думал поднимать цену. Сумма и так была равна его годовому доходу.

Амина нахмурила брови:

— Ты действительно сказал вчетверо?

— Э… Да, сказал. — Юркий продавец молниеносно оценил ситуацию. Главное — не допустить, чтобы богатая купчиха передумала. Что он мог сделать? Снизить цену? Ни в коем случае! Сумма была так фантастически велика, что он мог бы безбедно жить на нее до конца своих дней, даже если львиную долю отдаст хозяину. Раз он не собирался снижать цену, значит, нужно было предложить ей больше товара. Так всегда делалось во время торга. Больше товара — значит… И тут торговца вдруг осенило:

— За эти деньги, о уважаемая Амина, я готов уступить тебе не только этих двух, но и всех шестерых рабов. Подумай только, шестеро рабов, целый отряд, — абсолютно здоровых с головы до ног, сильных, как быки, способных исполнять любую работу!

— Ну-ну, конечно. — Лицо повелительницы было равнодушным. — Меня не интересуют…

И вдруг, о чудо, Амина неожиданно запнулась. Она перестала хмуриться. Губы ее тронула улыбка, которая становилась все шире и шире, — холодная улыбка госпожи.

— Думаю, Реда Али, я все же могу принять твое предложение. Сейчас же пошли рабов в мой дом. По поводу оплаты я поговорю с сиди Шакиром, моим мужем. Накладок не будет. — Нетерпеливый удар хлыстом приказал носильщикам двинуться с места.

Паланкин плавно проплыл мимо, оставив ошеломленного и бесконечно счастливого Реду Али.

И толстяка Маруфа ибн Абрама, который был безумно рад, что его не втянули в столь сомнительную сделку.

СЛУЖАНКА РАБИЯ

Амина Эфсанех приказала своим носильщикам едва ли не бежать. В голове ее, видимо, созрел план, и она торопилась как можно скорее попасть в свой дворец. Рабии, верной служанке, пришлось поторапливаться, чтобы не отставать от носилок госпожи и одновременно держаться подальше от хлыста: выложив такую сумму за рабов, госпожа, должно быть, пребывала не в духе.

Через продолжительное время, за которое не было произнесено ни слова, Рабия осмелилась спросить:

— Скажи, повелительница, что ты будешь делать с таким большим количеством рабов?

Из паланкина не донеслось ни звука.

Рабия решила, что госпожа не желает с ней разговаривать, но тут до ее ушей донесся смех, протяжный и надменный, и Амина Эфсанех снизошла до ответа:

— Как ты можешь догадаться, с самого начала я хотела только этого лорда-самозванца. Я никак не могла смириться с тем, что он больше не протирает галерную банку, и хотела позаботиться о новых кандалах на его ногах. Но тут начался этот идиотский, ненужный торг.

— О повелительница! — воскликнула запыхавшаяся Рабия, которой пришлось обогнуть группу болтавших мужчин, преградивших ей путь, прежде чем она опять поравнялась с носилками. — Но сумма, которую придется выложить твоему мужу, непомерно высока!

— Да, да, да. — Хлыст опять застучал по раме окна. — Да, немалая. Но зато я получила не одного, а сразу шестерых рабов.

— Да, конечно, о повелительница. Кстати, Нгонго ты всего лишь получила назад, ведь он уже был твоей собственностью, прежде чем я по твоему приказу продала его вместе с хирургом и рассказчиком историй Мехмету-паше.

— Да, да, да.

Рабия удостоверилась, что недосягаема для хлыста, и добавила:

— К сожалению, за гораздо меньшую сумму, чем та, которую ты заплатила сегодня.

— Молчи, дура!

— Разреши все же спросить, о повелительница, что ты будешь делать со всеми этими рабами?

Лицо Амины появилось в окне. На узких губах играла презрительная улыбка.

— Я разрешаю тебе спросить, Рабия, раз уж ты так хорошо умеешь считать. У меня есть определенные планы на всех шестерых. На них и на тебя.

Караван продвигался вперед очень медленно. Шел уже третий день, как они двигались на юг от Танжера, и по-хорошему должны были бы уйти гораздо дальше, чем ушли. Но шестеро невольников, шедших пешком, передвигались с большим трудом.

В отличие от них Рабия ехала на верблюде. В седле она держалась не очень уверенно, поскольку никогда специально этому не обучалась. Точно так же, как никогда не была в Фесе. Но именно город Фес был целью их путешествия через пустыню. Огромный Фес лежал в предгорьях Среднего Атласа. Там была вода, а потому целые рощи финиковых и других пальм. Там разводили скот, возделывали землю. И молились. Число мечетей в Фесе было столь велико, что некоторые утверждали, будто правоверный может каждый день в году молиться в новой мечети. Помимо всего прочего, Фес был религиозным центром и средоточием множества исламских школ. Но до него была еще сотня миль.

Взгляд Рабии упал на бредущие перед ней шесть фигур. Невольники потели и задыхались так, что становилось страшно. Сегодня они получили воду один-единственный раз: больше не разрешил хабир, предводитель каравана. Рабия знала, почему: Амина Эфсанех запретила ему поить их. В качестве жены его господина, сиди Шакира, она могла приказывать, тем более что каждый знал, как опасно навлечь на себя ее гнев.

Впрочем, тернистый путь был для этой шестерки лишь слабым намеком на те страдания, которые были им уготованы в конце: работа, хуже которой в Африке не было ничего.

Рабия, ребенком жившая в самом сердце Сахары, в оазисе Уаргла, знала этот подневольный труд. Как и все в пустыне, он был связан с водой. Грунтовых вод, питающих оазисы, было мало, поэтому их ареал был ограничен. А чтобы увеличить возделываемую площадь, нужно было подводить живительную влагу сложными путями через системы каналов. Эти сооружения, фоггара, располагались под песком и были различимы только по холмам, внутри которых скрывались входы в шахты. Для рытья каналов и шахт брали черных рабов, например харатинов, единственных, кто справлялся с работой под землей. День за днем они должны были работать, не разгибая спины, без солнечного света и малейшего дуновения ветерка. То и дело случались обвалы, и землю нужно было как можно быстрее убирать, чтобы ценная вода продолжала течь. Это была убийственная пытка, длившаяся всю жизнь. Впрочем, довольно короткую жизнь.

Именно на такую жизнь обрекла мстительная Амина Эфсанех хирурга и его друзей. Сиди Шакир владел большим количеством финиковых рощ невдалеке от Феса и как раз собирался расширить их площади. Это намерение требовало увеличения сети подземных каналов и новой рабочей силы.

Рабия сама с удовольствием попила бы сейчас воды, но не решалась повернуться в седле и достать висевший за спиной бурдюк из козьей кожи. Она и в самом деле никогда не была хорошей наездницей. Раскачивающийся корабль пустыни, собственно, не был приспособлен в качестве средства передвижения женщины. Если уж верховое животное, тогда осел. Но повелительница не задумывалась об этом, навязывая Рабии ответственность за шестерых рабов.

«Доставь их в Фес, — сказала она, пригрозив: — И не вздумай упустить! Передашь их старшему надсмотрщику пальмовых рощ сиди Шакира и как можно скорее возвращайся назад. Помни о своем любимом братце Ахмаде, который тоже работает в моем доме. Ты ведь не хочешь, чтобы с ним что-нибудь стряслось?»

«Нет, — поспешно заверила ее Рабия. — Не хочу».

Рабия все же решилась достать бурдюк с водой. Слишком велика была ее жажда. Повернувшись вполоборота назад и протянув руку за сосудом, она чуть не потеряла равновесие, потому что ее верблюд резко остановился. Хабир, который вел караван и ехал впереди, высоко поднял палку и дал сигнал к остановке. Рабия оглянулась. Близорукость не позволяла ей составить ясную картину окружающего, тем не менее девушка разглядела, что земля стала более каменистой и волнообразной. Слева от них волны превращались в холмы, а еще дальше холмы становились горами. Это, должно быть, горы Эр-Риф с отрогом Джебель-Тидигин, населенные воинственными племенами.