Она замолчала, ожидая ответа.

— Договорились, — согласился Джейсон, понимая, что сопротивление сейчас бесполезно. Он голову и ту с трудом поднимал и вряд ли был способен драться или кусаться.

Он услышал звук шагов, но разглядел лишь смутное, неопределённое движение где-то слева. Послышалось несколько металлических щелчков и позвякивание, и женщина произнесла:

— Теперь можешь пошевелить ногами.

Джейсон так и сделал: если раньше щиколотки были прикованы словно бы к самой столешнице, то теперь от каждого кольца тянулась довольно длинная цепь. Джейсон не мог её видеть, так как по-прежнему лежал на спине, но судя по той свободе, которую получили ноги, цепи были сантиметров по двадцать-тридцать. Каждое шевеление отдавалось сильной болью в затёкших мускулах и суставах. В какой-то момент он не сдержался и застонал.

Женщина тем временем так же ослабила цепь на левой руке. Очевидно, цепи находились где-то под столом, и несложный механизм позволял или выпускать их наружу или втягивать внутрь, чтобы полностью обездвижить жертву.

Джейсон попытался сесть. Он смог сделать это не с первого раза, но всё же смог. Голова бешено закружилась, и опять накатила тошнота, но на этот раз быстро отступила.

В его правую руку вложили маленькую пластиковую бутылку.

— Что это? — спросил Джейсон, еле сдерживая непреодолимое желание начать пить прямо сейчас.

— Просто вода, — был ответ. Когда Джейсон начал пить жадными глотками, женщина вновь заговорила: — Выпрями ноги. Сейчас я поставлю тебе на колени миску. В ней бульон. Там же ложка.

Джейсон отставил в сторону пустую бутылку.

— А не проще включить свет? Что это за игры?

— Таковы правила. Ешь!

На колени ему поставили тёплую одноразовую миску из картона, в ней он нащупал пластиковую ложку. Первые глотки куриного бульона с мелкими кусочками сухариков показались ему до невозможности вкусными. Сколько же он не ел?

— Какой сегодня день? Какое число? — спросил он.

— Это не имеет значения.

Джейсон прикинул, что сегодня никак не может быть позднее десятого января — тогда жажда и голод были бы более мучительными. К тому же, когда он в первый раз пришёл в себя и его рвало, в желудке ещё были остатки еды, значит, это был тот же день, когда его похитили. Он попытался проанализировать прочие свои ощущения и пришёл к выводу, что всё ещё находится под действием какого-то наркотика — скорее всего, ему вкололи что-то, когда везли в машине, чтобы доставить сюда без лишних проблем. Никак иначе он не мог объяснить странное, какое-то тупое спокойствие, которое владело им. Его похитили и держат голым на чёртовом столе в полной темноте, а он знай себе наворачивает бульончик и беседует с загадочной женщиной.

— Сейчас я объясню тебе правила. Для начала — два основных. Правило первое: ты во всём слушаешься меня и других людей, которые к тебе придут. Правило второе: за непослушание полагается наказание. Это самое главное, что тебе следует знать. Остальное вытекает отсюда. Наказание будет очень болезненным. Мы стараемся не оставлять следов на теле, по крайней мере, таких, которые не пройдут за пару недель, и мы знаем десятки способов причинить очень сильную боль, не портя внешний вид. Очень сильную, а при необходимости такую сильную, что ты вряд ли сможешь её вынести.

— Господи, зачём всё это? Можешь ты мне сказать, зачем? — прошептал Джейсон. Он не чувствовал страха, только непонимание и что-то похожее на отчаяние. Безысходность.

— В своё время. Теперь слушай дальше. Мы не собираемся держать тебя прикованным к столу. Я тебя отпущу, но даже не пытайся выбраться отсюда или причинить мне вред. Помни про наказание. Пока меня здесь нет, ты можешь ходить, сидеть, лежать. В том углу, за твоей спиной, есть унитаз и раковина. Сбоку от них — дверь в душ. Сейчас она закрыта, когда ты услышишь сигнал — подойди туда, панель сдвинется в сторону, и ты сможешь вымыться. Сигнал — это не приглашение, это приказ. Слышишь сигнал — бежишь в душ, понял?

— Я должен всё это делать в темноте?

— Тебе иногда будут включать свет. Итак, пока ты здесь один, можешь делать, что хочешь…

— Да, у меня тут куча развлечений, — огрызнулся Джейсон, и тут же его хлёстко ударили по лицу. Удар был такой неожиданный и сильный, что у него брызнули слёзы из глаз.

— Будешь грубить — останешься на столе. Посмотрим, как ты запоешь, если сутки полежишь без движения. Хотя тебе и половины суток будет довольно… — сделав предупреждение, женщина как ни в чём ни бывало продолжила ровным голосом: — Пока ты здесь один, делай, что хочешь. Как только ты услышишь, что дверь открывается, ты должен забраться на стол, лечь на спину и держать ноги и руки в положенных местах — около колец, чтобы когда я или мои коллеги войдём, мы могли сразу же закрепить тебя, как надо.

— Это какой-то сумасшедший дом, — простонал Джейсон. — Скажи, что тебе от меня нужно!

— Запомни, Джейсон, — женщина никак не среагировала на его вопрос, — когда заключённые не прикованы, мы никогда не заходим в камеры в одиночку. Так что не думай, что сможешь воспользоваться ситуацией. Через мои руки прошли гораздо более сильные и изворотливые люди, чем ты, и все они пришли к мысли, что сопротивляться бесполезно. Правда, некоторым для этого пришлось изрядно пострадать. Мне не хотелось бы причинять боль такому нежному и красивому мальчику, как ты.

— Почему ты не говоришь, зачем меня держат здесь? — снова спросил Джейсон и вытянул руку в сторону, надеясь схватить свою невидимую тюремщицу.

— Никогда больше так не делай. Никаких жестов, взмахов или ударов в мою сторону. Никогда. Ни при каких обстоятельствах, — жёстко заявила женщина. — Думаю, небольшой урок послушания тебе не повредит. Не то чтобы ты заслужил его… Ты пока не знаешь правил так хорошо, как требуется. Но это продемонстрирует тебе тот немаловажный в твоей дальнейшей жизни факт, что нам не нужно оправданий, чтобы причинить тебе боль.

Джейсон сжался, не зная чего ожидать в следующий момент.

Вспышка, треск и ужасная боль в руке… Нет, во всём теле. Он даже кричать не мог.

Через мгновение всё кончилось.

— Шокер, — пояснила женщина. — Он у меня всегда с собой. И одной секундой я обычно не ограничиваюсь.

Как и обещала, она освободила Джейсона, но он лишь едва пошевелился в ответ.

— На сегодня это всё, — сказала женщина. — Кстати, меня зовут Прим.

Через минуту после того, как она ушла, в камере загорелся неяркий свет. Джейсон приподнял голову и огляделся: помещение было не очень большим, чуть ли не половину его занимал высокий стол, похожий на операционный, только шире. В противоположном от металлической двери конце комнаты находились унитаз и крошечная раковина, на выступе которой примостились зубная паста, щётка и жидкое мыло. Комната казалась похожей на колодец из-за высокого потолка, а в двух его углах были установлены камеры наблюдения. Вдоль одной из стен был постелен тонкий коврик, видимо, предполагалось, что на нём можно спать.

Джейсон спустился со стола. Ноги едва его держали. Его опять стало рвать, но на этот раз он успел добраться до унитаза. Он хотел прополоскать рот в раковине, но не смог подняться и упал, ударившись головой об пол. Скорее всего, он на какое-то время потерял сознание, потому что не слышал и не помнил, как в его камеру входили люди. Он лишь почувствовал, как его оттаскивают от унитаза, поднимают на руки и кладут на какую-то мягкую поверхность.

— …очень плохо переносит… — послышался мужской голос, доносившийся словно через слои ваты.

— …свои особенности… — отвечал другой.

Джейсон приоткрыл глаза и попытался поднять голову. Ему тут же сунули в руку бутылку с водой.

— Вроде очнулся.

Он начал пить, постепенно приходя в себя.

— Через час принесите ему еды, если снова будет выворачивать, приведите врача.

Его оставили одного в темноте. Джейсон понял, что лежит на том самом коврике. К нему начала возвращаться ясность сознания, не сразу, шажочками. Но связно думать он пока не мог, мысли путались или бегали по одному и тому же кругу, как заколдованные.