Можно было пойти еще дальше. Некоторое время назад Кип предложил ей стать его ученицей. Если она согласится — возможно, Мара будет немного уязвлена, но тогда Мара уйдет из ее жизни и, может статься, не будет так сильно страдать, когда Джайна умрет. И, если она станет ученицей Кипа, можно будет настоять, чтобы он выдерживал дистанцию, соответствующую отношениям между мастером и ученицей, и перестал проявлять к ней личный интерес.

Оставался Джаг. Джайна не знала, что бы он мог для нее значить, если бы все сложилось по-другому. Она подозревала, что именно из-за этого он вступил в ее эскадрилью. Но Джаг был слишком дисциплинирован, слишком приучен к потерям, чтобы смерть Джайны чересчур сказалась на нем. С ним все будет в порядке.

Джайна откинулась на сиденье, малость успокоившись. У нее был план относительно всех тех, с кем она общалась. Когда карты лягут против нее, все эти люди переживут утрату чуть легче, не так остро.

Щелкнул комлинк. Это был Кип, он воспользовался прямой межпилотской связью через астромехов.

— Все в порядке? — спросил Кип.

— Это просто упражнение для успокоения.

— Я не думаю, что оно работает. Я чувствую тебя. Ты волнуешься.

— Нет, это тебе показалось.

Чтобы прекратить разговор, Джайна переключилась на частоту эскадрильи: — Двойняшка-лидер — эскадрилье. У меня четыре мотора на полной мощности, я готова к взлету.

— Второй, тоже на всех четырех, предвкушаю цели.

— Двойное Солнце Три готов.

— Четвертый, в правом верхнем традиционная утечка, но я готов сплясать…

Спустя минуту на дисплее Джайны мелькнул код пропуска. Двойные Солнца стартовали из ангара для спецопераций первыми, их истребители окружили один из угольников-самоскл"пов, которые защитники Борлейас называли «труболетами». Они выстроились над мертвой зоной и стали дожидаться остальных эскадрилий.

Следующими взлетели со своим «труболетом» Проныры, которых было на два меньше из-за отсутствия Невила и Коррана, и Буйные Рыцари, охраняющие свой «труболет». Четвертыми поднялись в небо Черные Луны — переименованная эскадрилья «Е-крылов» под командованиям капитана Якауна Рета, которая до того защищала луну Пирии VI; они сопровождали треугольный «труболет», который являлся центральным элементом в эксперементах операции «Звездный копьем»т". Наконец наверх выбрались «Тысячелетний Сокол» с двумя «иксокрылами» сопровождения и еще один более крупный грузовик, и посадочная зона практически опустела.

Джайна переключила комлинк на частоту флота: — Двойное Солнце — Лидер вызывает Контроль. Миссия «Пробный выстрел» готова к отправлению.

— Двойные Солнца, говорит Контроль. Стартуйте по готовности. Всем удачи.

Джайна повела Двойные Солнца и их «труболет» по траэктории пологого подьема через атмосферу Борлейас. Никто в точности не знал, какой стресс способен вынести экспериментальный «труболет». После каждой тестовой миссии самоскл"пы переходили в руки механиков, которые пытались собрать до кучи эти корыта, состоявшие из угловых сегментов космической станции и кабин с двигателями от старых «игрек-крылов», и готовили их к следующему полету. Никто пока не сказал вслух, что битва проиграна, но Джайна знала, что экспериментальные машины пожирают кучу времени и ресурсов на ремонт и обслуживание. Она надеялась, что проект окажется достаточно успешным, чтобы затраченные усилия оправдались.

Эскадрильи вышли на высокую орбиту и разлетелись в разные стороны, каждая направилась в свою точку системы Пирия; на орбите остались только «Сокол» и его свита.

Там Элгрин протиснулся в свою клетушку на челноке и принялся возиться со спрятанным виллипом. Боль сделала его пальцы неуклюжими; ему потребовалось несколько попыток, чтобы открыть устройство и начать гладить поверхность виллипа, дабы он правильным образом развернулся и принял форму головы его хозяйки.

— Говори, — велела женщина.

— Джайна Соло только что стартовала, — сказал Там; с каждым словом боль в голове становилась чуть слабее. — Со всей своей эскадрильей. Когда она вылетала из посадочной зоны, я бросил в ее «иксокрыл» ЭТО… этого жука. Он прилепился к борту. Все как было приказано.

У него очень хорошо получалось выполнять приказы. Незадолго перед тем он подошел к самой крайней границе мертвой зоны, к которой разрешалось приближаться гражданским лицам, и принялся снимать на голокамеру унылый выжженый ландшафт, а потом с края мертвой зоны йуужань-вонгские воины перебросили ему пакет. Это был извивающийся комок прозрачного желеобразного материала, наполненный жуками, червяками и прочими тварями, которые не могли самостоятельно вылезти наружу — их приходилось вытаскивать пальцами. А потом по виллипу ему разъяснили, для чего нужны все эти существа.

— Великолепно. Ты отличный работник, Там.

От хозяйкиной похвалы и ее ободряющих слов Там почувствовал себя лучше. Он ненавидел себя за это.

— Что-нибудь еще? — спросила хозяйка.

— Ничего, — ответил Там. Его боль уже совсем унялась.

— Свяжись со мной, как только сумеешь оценить мораль гарнизона после поимки Джайны Соло, — сказала женещина, и виллип свернулся. Там закрыл контейнер; его трясло. Теперь он понимал, как действует поводок, на который его посадили. Если он не выполнял приказ, у него начинала болеть голова. Чем дольше продолжалась задержка, тем сильнее становилась боль. Когда он доложил об успешном выполнении задания, боль утихла. Но так как хозяйка не знала об успехе, пока он не отчитался, то единственным стимулятором боли должно было быть его осознание собственной неудачи. Когда он чувствовал вину, активизировался какой-то участок мозга; когда он испытывал стресс определенного рода, в кровь впрыскивался какой-то токсин и включал болевые центры.

Там не сомневался, что эта боль убьет его, если дать ей слишком усилиться. Так ему сказали. Как-то боль уже доходила до предела, за которым, как он считал, его голова неминуемо взорвется и он умрет — от аневризмы или еще какого-нибудь внутренного повреждения.

Если бы только он нашел способ думать в обход этой боли, не чувствовать ни вины, ни осознания неудачи, чтобы больше никогда не испытывать этой муки… тут боль началась снова, пульсируя в висках.

Там осел на пол, чувствуя себя уничтоженным. Ему даже не было позволено думать об этом.

Он — раб и навеки останется рабом.

Повесив голову, он вылез из челнока и пошел по своим делам.

Хан сгорбился в кресле пилота и с нехарактерным для него удовольствием на лице смотрел на звезды.

— О чем ты думаешь? — спросила Лея с места второго пилота.

Хан посмотрел на нее. Ей было намного удобнее на этом сиденье «под Лею», которое они для нее установили. Во всяком случае, она теперь не ерзала взадвперед во время выполнения фигур высшего пилотажа.

— Ты ж меня знаешь, — сказал Хан. — Я ни о чем не думал.

Лея кивнула: — Я тебя знаю. Так о чем ты думал?

— Я думал о том, что будет, когда мы наконец разберемся с вонгами. Размышлял, не вернуться ли к своему старому занятию.

— Ах да, конечно.

— Естественно, как государственный деятель на пенсии. И я подумал, что человек с твоим умением и связями, Лея, был бы отличным подспорьем в такого рода операциях.

Несколько секунд Лея смотрела на него, на ее лице попеременно отражались то веселье, то возмущение.

— Чтобы я стала контрабандисткой?

— Ну да, а почему бы и нет? Ты ведь завязала с политикой, сама говорила. Может, полетаешь со мной пару годиков? Как я с тобой, когда ты помогала разруливать галактику.

— Ты не летал со мной, ты меня навещал.

— Ну, для меня это почти одно и то же. Я уверен, у тебя это получится лучше, чем у меня.

— Может, я уже и не политик, но я, знаешь ли, по-прежнему честный человек.

— Хозяйка Лея, капитан Соло… — это был музыкальный голос Ц-3ПО.

Хан и Лея посмотрели назад, где в своей обычной неуверенной позе стоял нервничающий протокольный дроид.

— Что такое? — спросил Хан.

— Дети, сэр. Я пришел спросить, какого рода игры и развлечения я должен для них найти. Они… э… скучают.