В 221 г. до Р.Х. Цинь Шихуан объединил нацию в первую формальную империю, провел унификацию письменности, мер веса, длины, денег, колеи дорог, административного деления и т. д., а в 206 г. до Р. Х. эта империя вдруг рухнула, и китайцы стали свидетелями разрушения своего мира и цивилизации. Именно У-ди, озабоченного результатами деятельности своего предшественника, мучили вопросы теории управления. Он хотел получить основательные ответы на вопросы: как Цинь Шихуан сумел покорить весь Китай и что же случилось с Циньской империей почти сразу после его смерти, а, главное, почему?
Ответы на эти вопросы дал императору У-ди конфуцианский философ Дун Чжуншу, изложивший ему в трех меморандумах, составленных на опыте прошлого, универсальный исторический закон последовательной смены трех периодов в цикле развития общества и государства, а именно: установление хаоса, малое процветание, великое единение (и опять хаос).
Конфуцианство с тех пор стало официальной государственной идеологией Китая. И Цао Цао был интеллектуалом из числа конфуцианской элиты. А через две тысячи лет в разгар очередного хаоса теория трех периодов вдохновляла уже старшего современника Мао Цзэдуна Кан Ювэя. В конце XIX века он безуспешно пытался (противники во главе с императрицей Цы Си одержали верх) провести необходимые китайскому обществу реформы так, чтобы новый порядок обеспечил развитие страны без утраты культурной уникальности. Однако с этой задачей справился лишь Мао Цзэдун.
В 1954 году, когда писалось стихотворение "Бэйдайхэ", Мао Цзэдун был на гребне успеха. Милитаристские клики, возникшие после 1911 года на обломках последней империи в разных частях страны, были уже подавлены генералиссимусом Чан Кайши. Унизительное ярмо японского диктата в оккупированных районах и в Маньчжоу-го сброшено. Реформы языка (го юй), денежной системы, бюрократической власти на местах и прочие — уже проведены гоминьданом. А сам режим гоминьдана под натиском революционной стихии во главе с коммунистами, тем не менее, был сметен на Тайвань. Повержены были и соперники Мао в КПК. И, судя по всему, тогда Мао стремился избежать для себя ассоциаций с искавшим физического бессмертия великим тираном Цинь Шихуаном. И явно предпочитал сопоставление с ролью высшего должностного лица Вэй У-ди, лишь после смерти почтительно признанного потомками основателем новой династии, а также его ролью просвещенного стройной идеологией сильного и искусного правителя периода восстаний, войн и политического хаоса в конфуцианских циклах китайской истории.
Однако случилось все же так, что в 1971 году, когда провозглашенный официальным преемником Мао Цзэдуна маршал Линь Бяо после неудавшегося путча бежал из Бэйдайхэ (его самолет вылетел с аэродрома в Циньхуан-дао в сторону СССР, но при загадочных обстоятельствах разбился на территории Монголии), избежать сопоставления с тираном Мао Цзэдуну не удалось.
Линь Бяо говорил, что "правление Мао — это эпоха правления нового Цинь Шихуана", и народ воспринял эту оценку. Да и сам Мао Цзэдун после заговора инициировал компанию "критики Линь Бяо и Конфуция". А параллельно с критикой конфуцианских ценностей началось восхваление Цинь Шихуана.
Еще в известном стихотворении, повсеместно изучавшемся на уроках китайского языка в школах, "великий кормчий" советовал президенту Академии наук КНР Го Можо: "Поменьше ругайте императора Цинь Шихуана. Окончательная оценка сожжению книг еще не дана. Великий предок, хотя и умер, его славное имя известно всем. Конфуцианство имеет высокую репутацию, а на деле представляет из себя всего лишь кучу хлама".
В довершение всего Мао открыто похвалялся тем, что по жестокости превзошел Цинь Шихуана, но сделал то же, что и тот, — покончил с хаосом, объединил китайское общество и возродил империю. Вскоре после смерти Мао Цзэдуна, как и после смерти Цинь Шихуана, в китайском обществе и государстве произошел поворот от жесткой бюрократии, тотального контроля и управления наказаниями к конфуцианским нормам. Хаос, преодоленный насилием, сменился "малым процветанием" в ключе восстановления клановой морали, патриархальных нравов и традиции соотносить поведение с высокими стандартами предков, одновременно ощущая ответственность перед потомками.
Подобные совпадения между случившимся ранее и теперь, конечно, можно отнести к категории случайного. Однако в китайской логике не исключения, но "нахождения третьего" случайное всегда по сущности необходимо. А потому от рассуждений по аналогии ("исторические аналогии не только бесполезны, а иногда и вредны") следует переходить к заключениям по необходимости. Происшедшее — это всегда случившееся, то есть отягощенное непредвиденным, конкретным человеческим выбором, поступком. В то же время, случившись, историческое событие (суть время) становится неотвратимым. И эта неотвратимость, невозможность исправить, свидетельствует о том, что проявленная активность или пассивность участников исторического процесса, и даже черты характера выбившихся в лидеры на каком-то отрезке циклов, в бесконечной сущности "Пути Неба" — необходимы. История — это действительно "наука всех наук".
И с православной позиции промысел Божий в историческом процессе проявляется исподволь, то есть как бы "из-под воли" политических деятелей, полководцев, обладателей больших денег.
Те или иные поступки, реформы, походы начинаются вроде бы от ума первых лиц, как проявление свободной воли личностей. Изначально, может быть, и с благородной целью, без злого умысла, не оформлено в заговор. Однако на каком-то этапе воплощения человеческого умысла и человеческой воли непременно наступает момент выбора, и тут все и решается: либо деятель входит в историю добрым гением, либо злодеем. Выбор личности всегда соответствует либо промыслу, либо попущению. В момент, когда в душе лидера побеждает соблазн "князя мира сего", он становится злодеем, но на все, так или иначе, воля Господня.
Философскую методологию идей самого Мао Цзэдуна лучше всего определить как материалистическую диалектику. Диалектика Мао сложилась под влиянием идей Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, а главное, даосизма. Однако Мао Цзэдун, как и всякий китайский марксист, прежде всего был китайцем, а уж потом марксистом. Справедливо утверждая, что "все делится на две части" (и фэнь вэй эр), он, тем не менее, в реальной политике шел дальше и по-китайски всегда искал и находил третью силу. А после его смерти не "Относительно практики" и не "Относительно противоречия", но "Теория председателя Мао Цзэдуна о делении мира на три части" была объявлена в Китае "величайшим вкладом в сокровищницу марксизма-ленинизма".
Дело в том, что, невзирая на очевидное противоборство во второй половине XX века двух систем, социализма и капитализма (соответственно — во главе со "сверхдержавами" СССР и США), а также на ортодоксально двухполюсное устройство мира тогдашней политики, Мао разделил мир не на две, а на три части. Определил для Китая место в третьем мире (суть третьей поглощающей реактивной силы Инь в связке находящихся в противофазе активных сил движения Ян) и по канону перемен перевернул всю связку в пользу Китая.
Здесь следует еще раз подчеркнуть, что слово "сила" в стандарте западного мышления воспринимается как обозначение способности к активному действию, некая степень напряженности и интенсивности. В стандарте же китайского мышления (точно так же — в физике) оно в равной степени относится и к воздействию бездействием (затухание), и к демпфированию колебаний с эффектом преобразования одного вида энергии в другой (удержание и вбирание в себя). Например, демпфирование механического движения осуществляется увеличением трения в системе; для гашения электрического импульса применяется резистор и т. д. Во всех подобных случаях механическая и электрическая энергия преобразуются в тепловую с повышением температуры демпфера. Поэтому политический термин "полюс силы" (в условиях политико-экономической многополярности, конкуренции и сосуществования) на деле может означать "демпфер поглощения" чужих ресурсов. Это, так сказать, пример конфуцианского "исправления имен".