— Так тут же есть полковник!.. — растерянно прошептал Опенкин.

— Думаешь, секретарь не знает об этом? — тоже шепотом возразил Гутыря.

— Ставлю на голосование, — нарушил молчание секретарь обкома партии. — Кто за то, чтобы командиром объединения избрать Ивана Осиповича?

Опенкин наклонил голову. Но Гутыря положил ему руку на плечо и сказал тихо:

— Смотри на руки людей, Иван, вон их сколько!

— Кто воздержался? Один, два, три.

Мукагов бросил быстрый взгляд на Пужая — он был среди этих трех. Ему вроде холодно было в этой душной хате, и он накинул на плечи пальто. «Передать бы ему привет от Колотухи и Стоколоса. Они с ним встречались раньше меня и Рябчикова. Ах, с каким шиком одет!»

Однако, когда совещание закончилось, Пужай сразу же подошел к Опенкину и поздравил его с назначением, пожал руку Гутыре и Мукагову.

— Помилуй бог! Вроде старые знакомые?! Мне понравилась ваша позиция. А что я воздержался, не означает, что не верю вам как командиру или что другое, — обратился Пужай к Опенкину. — Как-никак, а мы же не на такой конференции, что до войны. Там тоже часто единогласия не бывало, да еще когда голосовали тайно. А тут каждый считает себя Суворовым или Кутузовым… Такая уж судьба. Я в одном лице и командир, и комиссар отряда. Приглашаю вас к себе в лагерь. Есть земляночка. Есть на чем и спать людям. Сами знаете, кадры решают все… — слащаво сказал Пужай, все время следя за выражением лица Шмеля. — А ты, кабардинец, горяч немного.

— Я осетин, — вспыхнул Мукагов.

— Помилуй бог, понимаешь! Кто вас там разберет. Все чернявые и юркие. С таким характером ужиться нелегко.

Шмель не ответил. Да и зачем. Еще тогда, когда он пробивался с майором Сильченко к Харькову и на них набрел лейтенант Пужай, а потом внезапно исчез ночью, Шмель понял, что у Пужая есть что-то от флюгера: куда ветер подует, туда и повернется.

Шмель вышел из хаты, и на сердце у Пужая отлегло. Ему не нравился этот быстрый, с большими глазами и изломанными бровями осетин.

— Откровенно говоря, — промолвил Пужай, обращаясь к Опенкину и Гутыре, — я воздержался при голосовании не потому, что не знаю вас. Как по мне, то я повел бы все отряды на Сумщину, а то и в Брянский лес. Там, говорят, у наших какой-то Ковпак объявился, создает целую партизанскую армию. А тут где развернешься? Вокруг немцы. От одного только Харькова шесть железнодорожных веток!

— А воевать-то нужно везде, не только в Брянских лесах, — заметил Опенкин.

— Так-то оно так, но война войне, понимаешь, рознь! — загадочно выразился Пужай и поплелся, слегка переваливаясь на коротких ногах, как селезень, к другой группе партизан.

7

Объединенный отряд, сформировав несколько хорошо оснащенных диверсионных групп в составе двадцати-тридцати бойцов, провел с десяток операций против фашистских подразделений на территории Миргородского, Комышнянского, Гадячского, Зиньковского районов. Этого немцы не ждали, по их расчетам, с наступлением зимы партизаны должны были притихнуть. Действия объединенного отряда взбесили фашистов и самого штурмбаннфюрера Вассермана, прибывшего сюда с особыми полномочиями. Каратели предупредили своих агентов, чтобы те утроили бдительность и следили за каждым шагом отряда.

У Вассермана были подробные портретные характеристики командира Опенкина, комиссара Григория Авксентиевича и секретаря подпольного обкома партии. Штурмбаннфюрер Вассерман считал, что активно действовать в неблагоприятной для них обстановке партизаны могут лишь под руководством фанатичных и весьма толковых вожаков, а потому поставил задачу как можно быстрее ликвидировать всех троих руководителей. Но лазутчики никак не могли проникнуть в партизанский лагерь, гибли или возвращались ни с чем. И тогда штурмбаннфюрер СС Вассерман выпросил на помощь карателям еще и полк солдат, намереваясь блокировать партизан в лесу.

Но партизаны не дремали. Еще с осени в Миргороде, Гадяче, Диканьке и в других селах были оставлены надежные люди, которые извещали партизан о передвижении карателей. Благодаря им партизанские отряды и группы избегали нежелательных для них лобовых столкновений с фашистскими подразделениями, в то же время нанося ощутимые удары в самых неожиданных местах.

В холодное январское утро в лес, где расположилось несколько партизанских формирований объединенного отряда, пришел паренек лет семнадцати — в осеннем ветхом пальтишке, в валенках. Первыми, на кого попал посланец из Малой Обуховки, были люди старшего лейтенанта Пужая, которым пришлось все же покинуть свои «земляночки» и делить вместе с другими отрядами трудности походов.

— Мне нужен командир, — сказал хлопец-связной.

— Командир тут я! — заявил Пужай.

— А где Григорий Авксентиевич? Мне нужен лично он!

— Вот как… Ему, видите ли, главного комиссара, понимаешь, сразу подавай. Помилуй бог! А может, ты шпион, пришел убить командира и Григория Авксентиевича? Выкладывай все мне лично. Я тут и командир и комиссар! — постучал толстым пальцем себя в грудь Пужай.

Хлопец недоверчиво посмотрел на него и повторил:

— Мне командира или Григория Авксентиевича.

Пужай, присмотревшись к одежде хлопца, вдруг выкрикнул:

— Помилуй бог! Сверху рвань, а под ней, понимаешь… — Он быстро начал расстегивать пуговицы на обтрепанном пальтишке хлопца. — Но нас не проведешь! А под нею, смотрите-ка, шикарный жилет на неведомом меху! А?

— На обезьяньем меху, — пояснил парнишка, смутившись. — Холодно, так учитель занял мне жилет. Нечего меня… Я не девка!

— Тише тут, понимаешь! — прикрикнул Пужай.

— Ведите к командиру, — стоял на своем хлопец.

— Мы за вас тут кровь проливаем, а он живет в селе, на печи выгревается, еще и в теплом дорогом жилете расхаживает! Снимай и не рассуждать!

Услышав это, бойцы, окружившие связного, потупили глаза, кое-кто отвернулся, отошел. Как раз в это время в группу старшего лейтенанта пришли Рубен, Стоколос и Колотуха — хотели узнать, нет ли у них сухих батареек, хотя бы от приемника «Родина», которым пользовались бойцы, когда стояли самостоятельным лагерем, слушая передачи из Москвы. А Рубен еще и выполнял поручение командира объединенного отряда Опенкина: договориться о связи с соседями во время обороны.

— Чего там договариваться? — удивился Пужай. — Будем стоять насмерть, как герои!

Однако внимательного взгляда ясных глаз Опенкина темные глазки Пужая не выдержали. Он отвернулся куда-то в сторону, вытер вспотевший лоб. Эти чекисты Шаблия с границы словно преследуют его, как привидения, с первых недель войны. А тут еще связной из Малой Обуховки снял ветхое пальто, а потом и жилет на «обезьяньем» меху.

— Берите, если вам холодно в кожухе, только пусть ваши проведут меня к командиру или к комиссару! — выкрикнул он. — А может, я не туда попал? Может, вы банда, а не партизаны. Тогда ставьте под дерево и стреляйте. Может, вам и бабусины валенки снять?..

— Хватит! Разболтался тут! Молод еще! — угрожающе выкрикнул Пужай.

У Андрея, Максима и Артура похолодело внутри. Это была уже четвертая встреча Стоколоса и Колотухи с Пужаем. Рубен же виделся с ним впервые. Но было достаточно одной этой сцены с жилетом, чтобы пограничник поразился. До чего дойти: снять у парня жилет, да еще величать себя партизанским командиром и комиссаром!

Андрей Стоколос стиснул зубы и клацнул затвором автомата, но в ту же минуту сильная рука Рубена легла на оружие.

— Не горячись! — кинул Артур и сказал связному: — Идем с нами! Мы проведем тебя к командиру.

— Жилет же не мой, — сказал связной.

Пужай в душе проклинал Стоколоса и Колотуху, которые так некстати появляются на его пути вот уже полгода. «И еще один выявился, белобрысый, который, оказывается, тоже из пограничников. Однако нужно немедленно что-то ответить, иначе авторитет его, Пужая, перед бойцами лопнет как мыльный пузырь».

— Приказываю вам, пограничники, спровадить этого типа к товарищу Ивану Осиповичу… А вы все, — повернулся он к своим, — р-р-ра-зойдись!