Она открыла сундук, вынула тетрадку, какую-то газету и репродукцию картины.

— Собиралась поехать в Ленинград, к Коле. После жнив, думала, поеду. А тут война. Посмотрите: это его контрольная о родном селе. Писал тут и о пращуре своем по матери, первом генерале артиллерии русской армии Александре Дмитриевиче Засядько, писал, как тот с Суворовым в Италию ходил, как воевал наш прадед в тысяча восемьсот двенадцатом году. В Эрмитаже среди портретов героев той войны и его портрет есть. А это…

Андрей взял из рук Арины Кирилловны репродукцию, под которой была надпись:

— Это оружие действовало против турок в тысяча восемьсот двадцать восьмом году, — сказала Арина Кирилловна.

— Здорово! — вырвалось у Стоколоса. — Недаром все эти дни я словно загипнотизированный. Все думаю о тех талантливых людях, которые родились на берегах Псела и Ворсклы. И вот еще: изобретатель артиллерийских ракет, первый генерал артиллерии русской армии! Да еще его праправнучка! Верно я вычислил?

— Верно. Да вы, хлопцы, ешьте! — сказала хозяйка. — Тебе бы, Андрей, еще и выпить да красным перцем закусить, чтобы побороть хворь. Положи перцу в борщ… Старший мой был под Киевом, а сейчас и не знаю где. Тут наших тысячи проходили, пробивались на Харьков. Высматривала и его. Не было моего Петруся.

Андрей закашлялся, и Арина Кирилловна постучала по его спине.

— Не поперхнулся ли, хлопче?

— Да не от вашего перцу, мама! Я воевал вместе с командиром батареи лейтенантом Зарубой под Васильковом. — И поспешил успокоить ее: — Поверьте, проходил и Петро где-то поблизости, да не заскочил домой. Сыну вашему нужно было пробраться к своим. Жив он!

— Спасибо, сынок!

Опенкин, перекусив немного, осторожно поинтересовался у хозяйки:

— Где-то в первую неделю войны в ваше село с границы должна была приехать женщина с двумя мальчиками и девочкой. Дети это не ее, а Зины Рябчиковой, жены моего друга, она будто бы из ваших краев. Как они? Добрались, живы-здоровы?

— Родители Зины на том краю села живут. А Зина как в первый день войны поехала за детьми, так и не вернулась. Женщина привезла деток. Кажется мне, у учительницы она прячется.

— А можно привести ее сюда?

— Попробую завтра это сделать, — сказала Арина Кирилловна. — А вы ко мне приходите ночью. Хотя нет, лучше оставайтесь у меня. Хлопцу нужно выспаться, пропотеть в тепле. Куда на такой мороз?

— Останемся, — согласился Опенкин, — но не в хате, а в хлеву.

Они вышли из хаты. В хлеву стояла лишь телка. При нынешних временах Арина Кирилловна не очень-то и надеялась, что из нее когда-нибудь будет корова. Просто держала, чтобы в хозяйстве была какая-нибудь скотина, без которой житье на селе непонятно и странно.

Гости набросали в ясли сена и улеглись голова к голове. Арина Кирилловна укрыла обоих рядном.

— Будем сегодня спать на плацкартном месте. И никаких гвоздей! — сказал Опенкин, устраиваясь поудобнее и сладко зевая. — Как ты думаешь, Андрей, а Арину Кирилловну можно зачислить в отряд?

— Партизан — это народный мститель, — ответил Стоколос. И с волнением подумал, что завтра вечером командир встретится с Маргаритой Григорьевной. — Меня возьмешь на свидание с Маргаритой Григорьевной?

— Ты не ответил на мой вопрос, — напомнил Опенкин.

— Арина Кирилловна — это народ. Таков мой ответ. Так возьмешь?

— Доживем еще, — неопределенно ответил командир. — Ты спи, хлопче!

— Скажи, командир, когда ты заметил, что я приболел? — спросил Андрей.

— Как только перешли Ворсклу.

— И молчал…

— А что говорить, когда ты и так боялся, чтобы мы не узнали об этом. Я все ждал случая заскочить с тобой в село.

— Спасибо тебе. Увиденного и услышанного тут, наверно, хватит, чтобы выздороветь и без лекарств.

— Спи, друже, спи. И никаких гвоздей! — шутя добавил командир.

Андрей слышал, как совсем близко мирно дышало животное. Он протянул руку и нащупал теплую морду телки. Усмехнулся и вскоре незаметно заснул.

Разбудили их чужие голоса. Во дворе хозяйка говорила с немцами, нетерпеливо позвякивая ведром. Сноп света пробивался в хлев через оконце. Уже наступило утро.

Вскоре во дворе стихло. Дверь скрипнула, на пороге в клубах пара появилась Арина Кирилловна.

— Немцы! — шепотом предупредила она. — Двое в хате яичницу жарят. Их тут десятка три приехало… Обоим вам не пройти. Андрюшка, лезь на чердак и сиди там до вечера. А тебя, командир, я поведу к лесу. Там сестра моя живет. Бери мешок, клади в него оружие, а сверху вот что положим.

Она выкатила тыкву.

— Да быстрее, лентяй! — вдруг крикнула Арина Кирилловна, ткнув Опенкина под бок.

Опенкин все понял. Завернув в кусок дерюжки, которую подала хозяйка, автомат и, положив его в мешок, стал туда же бросать тыквины.

— Пошли, Иван! — выкрикнула она так, чтобы ее услышали в хате.

Когда проходили мимо хаты, на крыльцо вышел один из солдат и захохотал, взявшись за бока и кивая на Опенкина, который согнулся дугой под тяжелым мешком.

— Тыква, пан солдат, — сказала Арина Кирилловна.

— Гросс тыкфа! — причмокнул солдат и пошел доедать яичницу.

Вышли на улицу. Там тоже ходили солдаты, удивленно посматривая на женщину, которая нагрузила своего мужа или родича. Свернули к негустой заснеженной посадке.

— Там уже и хат нету, — удивился Опенкин. — Где же ваша сестра живет?

— Одна в Миргороде, другая в Гадяче, — ответила Арина Кирилловна, глядя на партизана лукавыми глазами.

— Ну и ну!.. — только и сказал Опенкин, облегченно вздохнув.

— Теперь иди, командир, посадкой, а дальше рвом к лесу…

Опенкин обнял женщину:

— Спасибо вам. Передайте Андрею, мы его выручим. А куда же тыкву?

— Неси своим партизанам на кашу.

За шесть месяцев войны Андрей Стоколос побывал во всяких переделках. В нынешней ситуации, считал он, почти все зависело от Арины Кирилловны: удастся ли ей провести в лес Опенкина, не разоблачат ли ее потом немецкие солдаты.

Еще утром, проснувшись, Андрей почувствовал, что хворь вроде отступила, температуры не было. Всю ночь он исходил потом. Вот еще бы белье сменить!..

Через дырку в крыше он видел, как по двору прохаживался немец и что-то высматривал там. А на крыльцо вышел другой немец, рыжий и крикнул:

— Броер! Поймай курицу!

— Яволь, герр Гейден! — сказал тот, что был во дворе, и подошел к хлеву.

Он открыл ту половину, где на чердаке сидел Стоколос. Внизу посветлело. Андрей осторожно взял в руки автомат.

— Ме-е-е! — Броер похлопал телку по боку и пошел в другую половину хлева, откуда тут же послышался шум.

Вскоре Броер показался во дворе. Он нес курицу, которая была уже без головы и истекала кровью. «Что они, ночевать тут собираются?» — обеспокоенно подумал Андрей. Он устал наблюдать за хатой и двором, стоя на коленях, и потому лег на спину, заложив руки за голову. Это ничего, что он не наблюдает за хатой. У него хороший слух, как у пограничника, радиста или певца. Лишь бы не задуматься да не прозевать чужие шаги во дворе.

В хате непрошеные гости затянули песенку «Ви гайст Лили Марлен». Кто-то хлопал в ладоши. «Была торжественная часть, а сейчас концерт, — подумал Андрей. — Должен же быть этому конец!»

По снегу заскрипели чьи-то шаги. Андрей метнулся к щели и увидел Арину Кирилловну. Она зашла в хлев и сначала заговорила с телкой, а потом шепотом, не поднимая головы, спросила:

— Ты живой?

— Как там командир? — не терпелось узнать Андрею.

— Пошел куда надо, с тыквой. Сказал, чтобы ждал.

— А что за веселая команда в вашей хате?

— Говорят, с фронта прибыли.

— Сколько машин на улице?

— Пять… Одна с проводами, — сказала Арина Кирилловна. — К нам зашли вроде поспокойнее тех, что в других хатах. Тебе поесть надо…