В поисках источника жизни, ее хозяина и владетеля, герои А. Кима обращают свой взор к солнцу. Этот факт знаменателен. Научная мысль дает объяснение исключительной роли Солнца в жизнедеятельности Земли. Его энергия является «главным источником жизни». Энергия, «выделяемая организмами, есть в главной своей части, а, может быть, и целиком – лучистая энергия Солнца» (Вернадский 1989: 21, 133). В.И. Вернадский писал о том, что «древние интуиции великих религиозных созданий человечества» о людях как детях Солнца гораздо ближе к истине, чем предположения тех, кто видит в «тварях Земли» лишь «эфемерные создания сложных и случайных изменений живого вещества». Герои А. Кима, «природные» философы, видят в солнце таинственного творца жизни, оно манит их своей тайной, недоступностью постижения сущего, ведомой лишь ему. Старик До Хок-ро долго, оцепенело стоит «лицом к лицу с солнцем», пока все вокруг не исчезло и не осталась лишь «косматая глыба огня». «От солнца тянулась золотая паутина, и она достигала лица старика, охватывала щекочущим теплом его виски, скулы, подбородок… и перед ним в середине этих огненных теней моргал зелеными глазами огненный паук. “Ты, всемогущий владетель жизни, не добрый и не злой, ты можешь хоть сию же минуту вонзить в меня свое жало… Ты дал мне много лет непонятной жизни, можешь дать еще столько же, хоть я и не прошу, – думал старик, – и каждый миг, каждое движение этой жизни принадлежит не мне, а тебе, владетель!”» (Ким 1988: 432–433).
Старик мысленно разговаривает с солнцем, стоя перед ним, «как ученик школы перед учителем», он верит в то, что солнце-владетель направляет его судьбу, знает, что перед светилом ему не в чем каяться: «…Я могу смело смотреть в твои глаза, владетель. Бери меня хоть сейчас и делай со мною что хочешь… я ничего не могу потерять кроме того, что ты дал, хозяин» (Ким 1988: 433). Старик всегда жил с ощущением, что над ним есть хозяин, который смотрит на него зелеными мудрыми глазами. Уже в первой повести А. Кима мы встречаемся с обожествлением солнца ее героем. В «Лотосе» символ солнца усложняется, хотя основной смысл сохраняется: «владетель жизни».
Кочевник Жакияр, бежавший от людей в пустыню, отвергший Аллаха и мечети с их многолюдьем, находит свою наивысшую радость в обретенной им «свободе быть рабом Солнца». Возможно, в поклонении ему так и прошла бы жизнь Жакияра, подобно жизни До Хок-ро, но он, открыв для себя Любовь, ощущает полноту жизни, познает целостность и гармонию окружающего мира. Полюбив мать Лохова, которая считает, что душа убитого мужа переселилась в Жакияра, кочевник открывает для себя, что «мир, накрытый небом, вовсе не одноглаз. Кривой хозяин, всю жизнь косивший сверху на своего раба одноюртника яростное око, оказался двуоким и прекрасным, как это и положено быть божеству. Лик его был еще огромнее, чем представлял Жакияр, и состоял из двух равновеликих частей, но настолько огромных, что, видя одну часть – день, вторую же – ночь – человек увидеть был не способен. И круглая, яркая блистающая Луна оказалась вторым глазом хозяина, которого Жакияр доселе считал кривым» (Ким 1988: 322).
В мировосприятии кочевника сохранились мифопоэтические отголоски древнего поклонения солнцу, связанные с представлением о брачных отношениях солнца и луны, имеющих космологический смысл. «Наиболее архаической формой солярных мифов являются близнечные мифы, в которых солнце и месяц или луна… образуют пару связанных и вместе с тем противопоставленных друг другу культурных героев…» (Мифы народов мира 1982: 461). Если мы обратимся к близнечным мифам, то, пожалуй, наиболее близкой по истолкованию взаимосвязи солнца и луны в понимании Жакияра будет представление «о двух демиургах Маву и Лиза в мифологии фон в Дагомее», в которой солнце и луна выступают одновременно и как близнецы, и как андрогины. Одна часть андрогина – Маву «воплощает ночь, луну, радость, другая (Лиза) – день, солнце, труд» (Мифы народов мира 1980: 175).
Образ солнца-хозяина, солнца-владыки у А. Кима не случаен. В повести «Луковое поле» говорится о «не последнем во Вселенной роде Солнца», к которому относимся все МЫ, жившие, живущие на Земле и те, кто придет на смену им. С учетом символического значения образа Солнца, его культовым происхождением, следует рассматривать смысл образов неба и звезд, как они представлены у А. Кима. По словам героя повести «Собиратели трав», приехавшего на Сахалин, на свою малую родину, умирать, «восход – это огромное явление», «ночь тоже огромное явление. Звезда в небе что-нибудь да значит…» (Ким 1988: 436).
«Гулкий свод неба, самоиспускающий голубое сияние» («Луковое поле»), манит героев Кима, они любят смотреть в небо и по звездам определять свою судьбу. «Свет верхней жизни» влечет и Масико, которой кажется, что «не шпалы железной дороги под ногами, а перекладины лестницы, ведущей к блистающему вышнему небу» (Ким 1988: 403). Наблюдая три искры, вылетевшие из одной точки неба и разлетевшиеся по трем огненным дорожкам, Масико думает, что три человеческие души сгорели, «три огненные дорожки разных судеб» (Ким 1988: 365).
В романе Ч. Айтматова «Плаха» также запечатлено религиозное восприятие неба – поклонение древних тюрков верховному божеству Тенгри, сохранившееся до настоящего времени. Автор приводит текст «перевальной» молитвы Эрназара, которой спасались в прежние времена: «О, Владыка студеного неба, синий Тенгри, не ужесточи пути нашего через перевал ледяной…» (Айтматов 1987: 255). По воззрениям древних тюрков, верховным божеством являлся Тенгри (небо), принадлежащий верхнему миру. «В отличие от неба – части космоса он никогда не именуется «кек» («голубое небо», «небо») и «калык» («небесный свод», «ближнее небо»), Тенгри, иногда вместе с другими божествами распоряжается всем в мире и, в частности, судьбами людей» (Мифы народов мира 1982: 537).
Если небо в прозе Кима – это «высь звездного святилища в ночи», то земля – «теплая утроба самой жизни». Земле человек обязан своей жизнью, к небу же устремляется его душа, чтобы пополнить собой скопившуюся над землей энергию, количество которой – со смертью доброго человека – немного увеличивается. Обращаясь к До Хок-ро, герой повести «Собиратели трав» говорит: «Вы, добрые люди, бессмертны. Когда ты умрешь, старик, ты не пойдешь в землю, ты взлетишь вверх» (Ким 1988: 438).
В повести «Лотос» образ солнца находит дальнейшее мифопоэтическое осмысление у А. Кима. Название ее символично. Автор извлекает из образа лотоса все возможные – в контексте произведения – смыслы. Лотос в повести вручается человеку на пороге смерти как знак его приобщения к вечности и отпущения ему грехов, как источник света и утешения умирающего в его одиночестве. Не случайно передается он посланцем из потустороннего мира, от неведомых «МЫ», которые некогда жили на земле и уже перешли рубеж смерти. «…МЫ, Хор Человеческий, породили из своего могучего звучания ее отдельный голос (голос матери Лохова. – А.С.) и МЫ не должны никого потерять…» (Ким 1988: 274).
Герой повести Лохов вкладывает в руку матери лотос, сделанный им из апельсина. Обращение к матери с помощью апельсинового лотоса «таило в себе и скрытую мольбу о помощи». Сын, долгое время не видевший матери и не облегчивший ее мук (она четыре года была парализована), оказывается у постели умирающей именно для того, чтобы вложить в ее «протянутую к нему с мольбой и просьбой» руку лотос. Цветок, сделанный Лоховым, называется в повести «Лотосом Солнца» («апельсин был творением Солнца»), Символический смысл этого образа становится более очевидным в контексте мифопоэтической традиции. Его основное значение – «творящая сила, связанная с женским принципом». Отсюда вытекают и более узкие значения символа: «Бессмертие и воскресение к вечной жизни», «чистота, духовность, смиренномудрие» (Мифы народов мира: 1982: 71). Все эти значения связаны в повести А. Кима с образом матери и раскрываются через него.