Некоторое время он был близок к самоубийству. Но пить не начал. Погрузился в работу. Стал едва ли ни лучшим специалистом. Вел самые сложные проекты. К концу тысячелетия уже был в ранге главного инженера целого департамента, купил квартиру, поддерживал отношения сразу с двумя женщинами: с молодой и длинноногой, и одинокой хорошо сложенной средних лет. Одно время даже подумывал, на ком из них остановиться. Прикидывал, что жить было бы лучше с той. что постарше, но ребенка ему сможет родить та, что помоложе.

Одно не давало ему покоя. Чтобы с ним не происходило, ему казалось, что не он сам выстраивает собственную жизнь, а кто-то тащит его по жизни. Встряхивает огромный пинбол, в котором он мечется в виде бестолкового колобка.

Он все-таки встретился с нею. За несколько месяцев до нового двухтысячного года. Ему было уже тридцать восемь. Ей было тридцать шесть. У нее все было в порядке, у него все было в беспорядке, кроме его работы. У нее была дочь шестнадцати лет и сын четырех лет. Его сыну исполнилось восемь, но он не чувствовал себя отцом и думал, что если будет настаивать на генной экспертизе, то станет еще и подлецом. Она изнывала от непонятной тоски. Ему казалось, что он мучается от понятной.

Ему позвонили ночью. Он снял с плеча голову молодой и длинноногой, взял трубку и тут же начал одеваться. Одна из недавно запущенных станций дала сбой, аварийная бригада выехала, но от этого проекта зависело слишком многое. Он сел за руль своего лендровера и отправился в область. Проблему удалось исправить к утру. Он проводил бригаду, сдал объект под охрану и понял, что смертельно устал. Но устал не этой ночью, а во все прошедшие тридцать восемь лет. Он помнил как умирал его отец. Тот был намного старше матери, работал в местном дорожно-стоительном управлении, получал не слишком много, но работал много, приходил домой поздно, не пил, поэтому всю гнусь, которую ему приходилось расхлебывать, на самом деле глотал. Однажды он пришел с работы, сел на стул, опустил на пол командирский планшет, сказал – «как же я устал» – и умер. И теперь, он, сын своего отца, устал примерно так же. Но он не хотел умирать. Жизнь все еще была где-то впереди, хотя и норовила тихой сапой переместиться за спину. Он завел машину и медленно поехал, стараясь отдышаться и придти в себя на ходу.

В утреннем тумане машина сначала ползла по проселку, потом выбралась на бетонку, когда он вдруг заметил указатель к какому-то озеру. Сквозь силуэты ветел блеснул луч солнца, почти сразу же бликами ответила полоска воды в тростнике, и он резко повернул руль. Дорога побежала по берегу озера, справа обозначилась ограда дорогого коттеджного поселка, потом площадка для барбекю, детская площадка, сосновый лес. Асфальтовая дорога закончилась, а озеро все блестело по левую руку.

Он остановил машину в молодом сосняке. Сбросил ветровку, выключил телефон и пошел к берегу. Разделся, искупался. Вода показалась ему теплой. Посидел, жмурясь на поднимающееся солнце, оделся, а потом вдруг упал ничком на траву и завыл, скребя пальцами землю, вырывая дерн. Так и уснул.

Проснулся от ее прикосновения.

Но не сразу повернулся. Сначала услышал голос.

– Э-эй! Что с вами? Вы живы хоть?

– Жив, – глухо ответил он и сел, не поднимая на нее глаз.

– Что случилось? – спросила она.

– Интересуетесь? – поднял он взгляд, но не разглядел ее лица.

Она стояла напротив солнца. Он видел только силуэт молодой женщины в спортивном костюме.

– Вас это удивляет? – почему-то тихо спросила она.

– Да, – кивнул он. – Время такое. Сейчас редко кто останавливается. Да и вы рисковали. Вдруг я пьяный?

– А хоть бы и пьяный, – ее силуэт пожал плечами. – Пьют ведь тоже не всегда просто так. Потом у нас тут пьяных не бывает. Вы не из нашего поселка?

– Нет, – покачал он головой и начал вставать.

Неловко было сидеть перед женщиной.

– Странно, как же вы шлагбаум миновали? – она словно думала вслух. – Ну точно. Утром туман был, охранники его подняли, когда мой уезжал, да видно не опустили. А я бегу, вижу, кто-то лежит. По виду вроде не из наших. К тому же трава до земли под пальцами выдрана. А это… вы.

Она перестала дышать. Почти перестала.

– А это вы, – проговорила она другим голосом.

Он шагнул к воде, чтобы вымыть вымазанные в земле пальцы, и столкнулся с ней взглядом. Посмотрел ей в глаза, не щурясь. И она посмотрела ему в глаза. А потом они произнесли хором. Звук в звук.

– Я вас нигде раньше не встречал-а-а-а-а?

Дальше все было очень медленно.

Наверное, время изменилось. Оно и в самом деле замедлилось.

Но и они все делали дальше очень медленно.

Он начал разворачиваться к ней, а она к нему. Он сделал шаг к ней. И она сделала шаг к нему. Причем все движения происходили одновременно, синхронно, и, что было самым удивительным, вслепую, поскольку чтобы они не делали, их глаза не отрывались друг от друга. Вот они сделали еще по шагу, и он взял грязными руками ее за голову. Прижал к голове ее взмокшие от бега волосы и ее уши. И она не закричала, что у него грязные руки, она не думала об этом, она, наверное, вовсе ни о чем не думала, потому что подняла свои руки между его руками и точно так же взяла его за голову, но положила ладони на щеки и скулы, улыбнувшись, потому что его щетина защекотала ее ладони. А потом он поймал своими губами ее губы.

Они провели на берегу несколько часов. Около полудня у нее зазвонил телефон, она что-то ответила и стала собираться домой. Он записал ее номер, дошел с нею до сосняка, довез до входа в поселок. Она вылезла из машины, не заботясь о том, что охрана увидит ее с посторонним. Он посигналил ей и поехал. Она шла домой и улыбалась. Он ехал и улыбался. Все наконец встало на свои места.

В канцелярии загудел тревожный зуммер. Когда старший куратор посмотрел отчеты и сводки, он тут же нажал кнопку тревоги.

– Что это такое?

Вбежавший в канцелярию младший куратор побледнел.

– Нет, вы посмотрите отчет за последние десять часов. Что это такое? Что это за вспышка? Что это за разряд? А теперь смотрите сводки. Никакой вспышки быть не должно. В чем дело?

– Сейчас.

Младший куратор сделал шаг вперед, приподнялся на носках, заглянул в сводки.

– Опять они.

– Кто они? – загремел старший куратор.

– Вот эти две монады, – залепетал младший куратор и осторожно ткнул пальцем в диаграмму. – Вот и вот. Рушат всю систему вероятности. В который раз рушат. Постоянно рушат. Перезагружали каждую по сотне раз, а они опять притягиваются. Вроде бы уже отследили всю траекторию, отфильтровали, уравновесили, вывели их в автономку, а они опять. Не отследили…

– Не отследили! – швырнул на стол сводки старший куратор. – Запомните, коллега, что теория вероятности – это закон нашего бытия. Поэтому никаких «не отследили». Перезагрузка! И немедленно!

– Но у них дети, – замялся младший куратор. – Трое… на двоих. Да и по сводкам и у нее еще должен родиться ребенок. Да и он… Да и сколько уж можно? Может…

– Какое к чертям, прости господи, – побагровел старший куратор, – «может»? Запомните! То, чего не может быть – быть не может! Перезагружайте. Не обоих, так хотя бы одного! Срочно!

– Есть, срочно, – щелкнул каблуками младший куратор.

– И чтоб больше…

Дверь хлопнула. Младший куратор сел за стол, полистал разбросанные бумаги, тяжело вздохнул:– Как же меня все это за…

Он берег себя, как никогда. Но когда со второстепенной дороги вылетел камаз, увернуться не успел. Умер мгновенно. Водитель камаза, который и сам остался жив чудом, выполз из развороченной машины, заглянул в сплющенный внедорожник и полез трясущейся рукой за телефоном. – Да как же это так? Как же? Что это я….

2012 год

Собеседование

01

«Где сплетаются лестницы,

Остается надежда

Ступить на равнину».

Jenny

Дом казался пришельцем из прошлого. Впечатление усиливали узкие стрельчатые окна, которые в первом ряду натужно поблескивали темными витражами, во втором и третьем походили на бойницы, а выше замещались каменными фигурами с оскаленными пастями. Женни попробовала посчитать этажи и не смогла. Высокие оконные проемы сбивали с толку. Взметнувшиеся рядом офисы отсвечивали тонированным стеклом безэтажно и казались самонадеянными выскочками.