– С ума сойти!

– Еще раз! – попросила Катя.

– Что? – он поднял брови.

– Скажи что-нибудь.

– Говорю, с ума сойти, – повторил он.

– Ага! – расплылась Катя в улыбке.

– Пойду, – он шагнул в прихожую, поднял с пола куртку, натянул на голову шапку, обернулся в дверях. – Меня Виктор зовут.

– Ага, – повторила она.

Загудел лифт. Катя закрыла дверь, пошла на кухню, жадно напилась воды из чайника, вернулась в прихожую, распахнула халат и застыла у зеркала, рассматривая собственное тело.

– Дура! – прошептала чуть слышно. – Ой, дура!

И засмеялась счастливо и изнеможенно.

Очнулась от дверного звонка. Дениска сбросил ботинки, куртку, потащил сумку на кухню, закричал возмущенно оттуда через секунду:– Мамка! Хлеб-то дома есть!

Николай пришел поздно. С трудом умещаясь в маленькой прихожей, разделся, поцеловал Катю в щеку, подмигнул, протянул розу на длинном стебле.

– Это по какому случаю? – не поняла она.

– Вот, – улыбнулся муж. – Вздумалось. Без причины приятней. Или нет?

Катя, чувствуя непонятную досаду, кивнула, выдавила улыбку, пошла на кухню, вставила цветок в сувенирную бутылку. Долго смотрела, как муж ест. Раньше ей нравилось наблюдать за ним. Теперь раздражало все: и то, что он не подносил ложку ко рту, а нагибался за ней, что обильно посыпал блюдо перцем, отрезал от буханки корочку, иногда чавкал и клацал зубами по ложке.

– Зачем хлеба столько купили? – удивился Николай.

– Так, – она пожала плечами. – Ошиблась.

– Ничего, – он громыхнул хлебницей. – Только в пакете не держи, а то заплесневеет. Ты как сегодня? А?

– Живот что-то болит… – отвела Катя глаза.

– Ну ладно, – привычно кивнул муж и пошел в спальню поцеловать Дениску.Катя лежала и слушала, как Николай что-то напевал под душем, барахтался, бурчал. Дождалась, пока пришел в постель, обнял, нащупал грудь, прижался, уткнулся носом в лопатку, уснул. Осторожно выбралась из-под тяжелой руки, отодвинулась, подтянула колени к груди и заплакала.

– Ты чего это, Катька? – выговаривала ей подруга через неделю. – Совсем что ли сбрендила? Да у тебя муж, каких поискать! Тебя любит, ребенка любит, не пьет, вкалывает на двух работах, все в дом, машина на ходу, летом дачу строит, на грядках твоих копается, зимой все по дому. Без денег не сидите. По театрам тебя таскает чуть не через неделю. В Турцию каждый год катаетесь. Ты чего удумала? Мало ли, что у кого где бывает? Если после каждого перепихона семью ломать…

– Нин, подожди, – Катя поморщилась, потерла глаза пальцами. – Я что? С тобой спорю разве? Или я сказала, что уходить от Кольки собралась? Ты видела, как Денис на него смотрит? Я об этом не думаю даже. Нам с тобой друг от друга скрывать нечего. И ты не ангел, да и я не со школы с Николаем дружу. Да и потом… разное случалось. Но никогда это не было так!

– Как так? – не поняла Нинка. – Я что-то не соображу? Представить не могу мужика, который твоего Кольку переплюнет? Не мне судить, конечно…

– Да не об этом я! – с досадой воскликнула Катя. – Если хочешь, он рядом с Колькой не смотрится даже. И мужик он обычный. Другое! Он мой! Понимаешь? Он… как часть меня!

– Куда уж мне понять! – махнула рукой Нинка. – Ты сколько раз его видела то?

– Два, – сказала Катя. – Вчера еще раз приходил.

– Домой?

– Нет! Что ты? У метро караулил. Сказал, что проверить приходил. Самого себя проверить. Убежал сразу же.

– Ё-мое! – закрыла Нинка лицо ладонями. – Ой, дура! Ну, я понимаю там, Людка-психопатка с твоей работы, она уже два раза таблетки глотала, у нее дурь в глазах плещется! Но ты-то?

– Знаешь, – Катя посмотрела на подругу. – Будь во мне дури побольше, я бы уже и Кольку, и Дениску оставила, и пошла бы за этим недомерком на край света. Только голова и сдерживает. Ты объяснений у меня не спрашивай, я сама ничего не понимаю. Ничего не понимаю, слышишь? Словно в реку упала и выбраться не могу. Понимаешь?– Не понимаю, – жестко сказала Нинка. – И понимать не хочу. И вот еще что. Ты об этом не говори никому.

Николай сел вечером напротив, пригляделся, поднял ее безвольную ладонь, нежно сжал в огромных ручищах.

– Что случилось?

– Ничего.

– Брось, я же вижу! Похудела, глаза тусклые, губы дрожат то и дело. На Дениску кричать стала. Обидел кто? На работе все в порядке?

Катя отрицательно помотала головой.

– Влюбилась, может, в кого?

– Молодость уходит, Коля, – сказала она негромко.– Ну, это ты зря! – расплылся муж в улыбке. – У нас с тобой молодости еще выше крыши. Ты на Дениску посмотри! Родители молоды, пока дети в школе учатся. Вот девочку смастерим, еще молодость лет на восемнадцать продлим. Ты чего ревешь, дуреха? Дениска! Ну-ка, бросай свои мультики, беги сюда, мамку утешать!

Виктор появился еще через неделю. Он остановил Катю в вестибюле метро, взял за руку, отвел в сторону, прижал к грязному подоконнику.

– Не могу больше.

Она запустила руки за полы куртки, обняла, прижалась, уткнулась носом в свитер, втягивая его запах.

– Соскучилась, – прошептала счастливо.

– Не могу больше, – повторил он нервно. – По всем своим бабам прогулялся, не могу. Ты как заноза, как воздух. Откуда только взялась такая… Только рядом с тобой дышу. С женой разругался. Ушел. Ничего. Дочь взрослая, у нее уже своя жизнь. Хочешь быть со мной?

– Хочу.

– Брат говорит, брось, пройдет. Чего жизнь калечить, не ты первый, не ты последний, мало ли баб, а я и объяснить ничего не могу, – засмеялся Виктор. – Слов у меня таких нет.

– А какие есть?

– Уходи ко мне, – попросил. – Пацана своего бери с собой. У меня мамка – старушка добрая, она все поймет.

– Нет.

Вывернулась, шагнула в сторону, посмотрела умоляюще.

– Нет.

– Почему?

– Муж. Сын без него не сможет. Я не могу … так.

– И я не могу так, – кивнул Виктор. – И ты не сможешь. Это такое дело, один глаз выбьешь, второй сам слепнет. Хочешь, я поговорю с твоим мужем?

– Да ты что? – ужаснулась Катя. – Смерти моей хочешь? Да он… убьет тебя!

– Убьет? – усмехнулся Виктор. – Пусть попробует. Есть у меня, чем отбиться.– Не смей! – Катя произнесла эти слова тихо, но так, что он замер. – Не смей.

Николай хмурился и упирался, потом махнул рукой, позвонил на работу, с кем-то поменялся и поехал с Катей и Дениской на дачу. Весна задержалась, до дверей добираться пришлось по сугробам, потом потратить несколько охапок дров, чтобы протопить печь. Зато была снежная баба, игра в снежки, шашлык в ржавом мангале, горячий чай перед гудящей печью. Денис задремал прямо в кресле, Николай уложил его на диван, вслед за Катей поднялся в мансарду. Она с замиранием легла на холодную простыню, дождалась мужа, обняла его, вцепилась изо всех сил. Он поцеловал ее возле мочки уха и прошептал: – Царевна-Несмеяна! Успокойся! Все хорошо! Все замечательно! Каникулы!

Сердце схватило через два дня. После обеда. Тупым ударило в грудь, потом заломило где-то в боку и спине. Она выронила половник, обрызгав горячим супом колени Дениске, открыла рот и, не в силах произнести ни слова, согнувшись, начала искать табуретку. Николай подскочил, поймал ее на руки, потом рвал на Ниве по раскисающей дороге к городу, орал на кого-то по сотовому телефону, держал Катю за плечо и недоуменно смотрел на доктора, который требовал объяснить, откуда у больной в центре груди гематома? Все это подернулось дымкой, раздраженный голос Николая и плач Дениски стали тише, а вместе с ними ушла и боль.

Нинка прорвалась к ней через три дня. Она выгрузила из сумки гроздь бананов, какие-то соки, окинула взглядом больничную палату, с готовностью всплакнула, взяла Катю за руку.

– Ну, ты выдала! Твои-то где?

– Ушли уже, – прошептала Катя. – Только что были.

– Что ж ты раньше то не говорила, что у тебя сердце больное? – посетовала подруга. – Довела себя до инфаркта! Ну, ничего. То тебя Колька на руках носил, теперь пылинки будет сдувать. Во всем есть свои хорошие стороны. Жаль, что плохих всегда больше. Не доводят до добра все эти переживания!