И, наконец, реплика Хлестакова «Меня сам Государственный совет боится». (III, 6)
Здесь Гоголь блестяще обыграл тот факт, что Государственным Советом в августе 1828 года после расследования по делу о стихотворении «Андрей Шенье» «поручено было иметь за ним (Пушкиным. — В. К.) в месте его жительства секретный надзор» (председатель Государственного Совета граф В. П. Кочубей — главнокомандующему в столице графу П. А. Толстому), причем решение это при жизни Пушкина так и не было отменено.
Разумеется, поэту польстил хлестаковский пассаж, свидетельствовавший перед всей театральной публикой, а значит — и перед всем высшим светом, о славе Пушкина: «Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: „Ну что, брат Пушкин?“ — „Да так, брат, — отвечает, бывало, — так как-то все…“ Большой оригинал». (III, 6). И наверняка публика в этом месте смеялась. Но Пушкин, катавшийся от смеха во время известного чтения Гоголем комедии в присутствии Жуковского и других литераторов, смеялся не над этим — его смешили в репликах Хлестакова обыгранные Гоголем факты из его, пушкинской жизни.
VIII
Сказанное наконец-то объясняет смысл фразы, брошенной Пушкиным жене по возвращении домой после этого чтения: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя». Обычно гоголеведы и пушкинисты понимают ее как свидетельство того, что Гоголь, использовав рассказанный Пушкиным сюжет, «Ревизором» «обобрал» Пушкина. Между тем фраза эта имеет другой — и во многом мистификационный — смысл. Несомненно, Будыко был прав, утверждая, что имела место совместная, Пушкина и Гоголя игра, что использовать этот набор реплик с отсылками к пушкинской биографии Гоголь мог себе позволить только при согласии Пушкина и что «созданная Гоголем и Пушкиным мистификация, которую не могли понять рядовые зрители спектакля „Ревизор“, должна была доставить массу удовольствия любителю остроумных шуток Пушкину, который смеялся на протяжении всего чтения пьесы Гоголя». С другой стороны, некоторые факты, использованные драматургом, были таковы, что Пушкин и заикнуться по этому поводу не мог вслух: Гоголь «обирал… так, что и кричать нельзя».
И все же, как это ни парадоксально, я убежден, что самое большое наслаждение во время чтения Пушкину доставило не самое смешное место в пьесе, где городничий (читай — царь, Бенкендорф) предлагал почтмейстеру (читай — Булгакову) «немножко распечатать» частную переписку. Это наслаждение было тем больше, чем ярче Пушкин представлял себе их реакцию во время будущего спектакля.
Глава 10
Тайны пушкинской дуэли
Эта история окутана многими тайнами.
I
Весной 2004 года в руки мне попала книга академика Н. Я. Петракова «Последняя игра Александра Пушкина», выпущенная издательством «Экономика». Математик-экономист написал блистательную работу о дуэли и смерти Пушкина, наконец-то расставившую все по своим местам в этой истории, недовыясненность которой породила целую литературу. Книжка вышла в 2003 году, но была замолчана нашей пушкинистикой, для которой петраковская трактовка преддуэльных событий означала крах и забвение большинства книг и статей, написанных на эту тему. Потому и я ничего не слышал о ней.
Я немедленно получил санкцию в «Русском Курьере» на интервью с Николаем Яковлевичем, встретился с ним, и 28 мая 2004 года, в преддверии пушкинской годовщины, интервью «Последняя игра Александра Пушкина» было опубликовано.
Уже после публикации интервью я обнаружил в «Вопросах литературы» свежую рецензию Б. Сарнова на книгу Петракова — «Тамара ему, конечно, изменила» (2004, № 2; http://magazines.russ.ru/voplit/2004/2/sar8.html), написанную в недопустимом для литературного критика тоне. Понимая, что после публикации нашего интервью Сарнов вряд ли пойдет на дискуссию, но, учитывая, что в свое время Сарнов написал очень хорошую рецензию на книгу А. Лациса «Верните лошадь!» (М., 2003), чем поспособствовал ее изданию, я все-таки позвонил ему и предложил дать интервью по поводу книги Петракова «Русскому Курьеру». Сарнов сказал, что если уж он о чем-нибудь пишет, то делает это наилучшим образом, и в дальнейшем у него уже не возникает необходимости говорить о том же. Этот ответ вполне удовлетворил меня, развязав мне руки.
Практически одновременно с публикацией нашего интервью, в котором содержалась и резкая критика в адрес известных пушкинистов, к пушкинской годовщине появились еще две публикации в прессе (А. Королев. «ТАЙНА РОКОВОГО ДИПЛОМА», в газете «Культура» за 1–6 июня 2004 г., и А. Лисунов. «СУДНОЕ ДЕЛО», в майском номере журнала «Народное образование») — и, так же как и в книге Петракова, в них высказывалось мнение, что «пасквильный диплом» Пушкин написал и разослал своим друзьям сам.
Этот «залп» не остановил пушкинистов, и, будучи вынужденными отвечать на вопросы корреспондента ОРТ, по следам публикации в РК опросившей тех, кто был упомянут в нашем с Петраковым разговоре, в день рождения Пушкина они высказались на телевидении по поводу интервью в «Русском Курьере» (Л. Аринштейн, Н. Скатов и И. Сурат). Я ответил им статьей «ДЕМОНЫ РУССКОЙ ПУШКИНИСТИКИ» (РК, 2 июля 2004 г.) Уже после публикации «ДЕМОНОВ» в «Курьер» прислал свою статью исследователь творчества Н. Кукольника из Таганрога Александр Николаенко (к сожалению, недавно скончавшийся), и газета опубликовала ее под названием «ЧТО САРНОВ ОТБИВАЕТ У СТАТУИ?»; тогда же я написал общий ответ Королеву и Лисунову «ВСТРЕЧА У ОБУХОВА МОСТА», в тот момент оставшийся неопубликованным из-за преждевременной кончины РК. И интервью с Н. Я. Петраковым, и перечисленные выше статьи опубликованы в Интернете на одном из моих сайтов по адресу http://discut1837.narod.ru и в моей книге «Пушкинские тайны» (М., ИД КАЗАРОВ, 2009).
Петраков впервые дал интерпретацию преддуэльных событий, разумно, без натяжек объяснившую мотивы писем и поступков Пушкина в эти предсмертные дни и их мистификационный характер. И центральным документом и одновременно главным пушкинским поступком в этой истории несомненно является «диплом рогоносца», полученный Пушкиным и его друзьями 4 ноября 1836 года:
Полные кавалеры, Командоры и кавалеры Светлейшего Ордена Всех Рогоносцев, собравшихся в Великом Капитуле под председательством достопочтенного Великого Магистра Ордена Его Превосходительства Д. Л. Нарышкина, единодушно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором Великого магистра Ордена Всех Рогоносцев и историографом Ордена. Непременный секретарь граф И. Борх.
«Диплом рогоносца» требует некоторого комментария. Термин «коадъютор» — из церковной практики: когда католический епископ впадает в физическую или духовную дряхлость, ему дают помощника — коадъютора. «Великий магистр Ордена» Д. Л. Нарышкин, с одной стороны, был не только высокопоставленным, но и дважды рогоносцем, поскольку его жена, Мария Антоновна Нарышкина, первая красавица Александровской эпохи, 14 лет была любовницей Александра I, а потом сбежала с его флигель-адъютантом в Париж — и от императора, и от мужа; с другой стороны, к концу 1836 года Нарышкин, по степени духовной и физической дряхлости, был практически в маразме и менее чем через год умер.
«Нарышкин — великий магистр ордена рогоносцев — стал рогоносцем по милости императора Александра, пошел, так сказать, по царственной линии, — писал П. Е. Щеголев в книге „Дуэль и смерть Пушкина“. — И первую главу в истории рогоносцев историограф должен был начать с императора Александра. Начать… а продолжать?
Мне думается, составитель диплома и продолжения хотел бы тоже по царственной линии. Если достопочтенный великий магистр был обижен в своей семейной чести монархом (Александром I. — В. К.), то его коадъютору, его помощнику г-ну Александру Пушкину, историографу ордена, кто нанес такую же обиду, кто сделал его рогоносцем?.. Не в императора ли Николая метил составитель пасквиля? Для ответа не нужно искать данных, удостоверяющих факт интимных отношений царя и жены поэта, достаточно поставить и ответить положительно на вопрос, могли ли быть основания для подобного намека».