Янгар не позволяет спрятаться. Он разбирает волосы, обнимает, шепчет что-то на языке, которого я не понимаю, но знаю - ласковое, нежное. Он уговаривает меня не бояться.

   И страх уходит.

   Он просит поверить ему.

   Я верю.

   Здесь и сейчас, в Горелой башне, под присмотром Великого полоза, который останавливает время для двоих. Его так много, и все-таки не хватает.

   Я лежу, обнимая Янгара, который спит. И сон его спокоен. Он даже улыбается, и я касаюсь губ пальцем, провожу, запоминая их очертания. И гладкость щек, сухую кожу шеи, тонкий витой шнур, на котором висит мой давний дар - круглый камень с дыркой.

   В груди Янгара живет сердце.

   Оно стучит, зовет меня. И рот невольно наполняется слюной. Я вдруг вспоминаю вкус его крови, и солоноватой, и сладкой одновременно.

   ...а сердце рядом.

   ...он не успеет ударить вновь.

   ...и даже не проснется.

   ...смерть во сне - это почти милосердие.

   Смотрю на собственные руки, но пальцы остаются пальцами. И я отстраняюсь от Янгара. А он просыпается.

   - Налле?

   - У меня другое имя, - отогревшейся в его живом тепле, в его дыхании, мне сложно возвращаться в мой мир. В нем пол Горелой башни холоден, а холод обжигает.

   Ничего, вскоре я перестану чувствовать его.

   И жару.

   И остальное...

   - Аану, - Янгар переворачивается на живот. - У тебя рыжие волосы, Аану... яркие, как пламя осенних листьев. И кожа будто золотой пылью посыпана.

   Неправда.

   - На вкус она как медовые яблоки... а пахнет дымом летних костров...

   - Зачем ты это говоришь?

   Смеется?

   Янгхаар лежит, упираясь подбородком в скрещенные руки. Разглядывает меня.

   - Затем, чтобы ты перестала прятаться. Ты подаришь мне сына?

   - Я... нежить.

   - Подаришь. А лучше двух или трех... и дочку тоже хочу. Пообещай.

   - И что тогда?

   - Тогда, - он перестал улыбаться. - Я забуду о мести. И отстрою дом. Он будет таким, как я его помню. И даже лучше. Я постараюсь сделать так, чтобы ты была счастлива. А наши дети не знали войны. Пообещай, Аану.

   Я бы хотела дать ему обещание.

   Дети...

   Сын с черными, как беззаконная ночь, глазами. И дочь... и еще сын... двое? Трое? Сколько боги дадут... и Янгар будет любить всех одинаково.

   Дом.

   Горелая башня, которая очистится от гари. Белыми станут стены ее.

   Конюшни, амбары, кузницы...

   Огромный зал, где будет собираться семья...

   - Аану, - шепотом позвал он.

   - Я... не могу.

   Обещать, не зная, сумею ли обещание исполнить. Несколько минут тому я думала о том, что готова убить Янгара. И теперь вот... дети, дом - мечта.

   Пусть мечтой остается.

   Он не стал повторять просьбу и не отвернулся, только в глазах мелькнуло эхо безумия, которое тотчас погасло. Янгхаар потянулся и сел:

   - Ты права. Не время еще.

   Он вдруг стал собой прежним, диким и злым, черным, что снаружи, что изнутри, как Горелая башня.

   - Янгар... - я не знала, как загладить эту рану. - Если я сумею остаться человеком...

   - Конечно, сумеешь, маленькая медведица, - его поцелуй был нежен. И горячая ладонь погладил щеку. - А если вдруг передумаешь, то скажи. Я отдам тебе свое сердце. Мне оно ни к чему.

   Лжец.

   Но от этих его слов горячие слезы подкатили к горлу.

   - Тише, Аану, не надо плакать, - Янгар держал меня в своих руках. - Слезы - только вода из глаз... пожалей их.

   Жалею.

   - Я тебе подарки принес...

   Сеть моих волос ловила его дыхание. Моя кожа впитывала его тепло и запах. Мои руки лежали на его плечах и собирали далекое эхо пульса.

   - Садись, - Янгар усадил меня на постель. И набросил на плечи не шкуру, но собственный плащ. - Я привез тебе сапожки. Красные. На серебряном каблуке, как и обещал...

   ...а еще ковры и меха, что толстым слоем легли на камни, защищая меня от холода.

   ...резные ставни, укрывшие пробоину окна.

   ...чулки, рубахи, юбки...

   ...гребни и зеркала.

   ...украшения.

   ...пилу и топор, о котором Янгар сказал, что это не подарок, а жизненная необходимость. И позже, в сумерках уже, он вымещал злость на старой осине. Пела пила в его руках. Топор раскалывал деревянные кругляши. И летела мелкая злая щепа, марая свежий снег. А я сидела, любуясь мужем.

   Ночь у огня на двоих.

   И привезенное им вино, легкое, светлое, почти лишенное хмеля, играет в стеклянных кубках.

   Есть хлеб и холодное мясо.

   Сыр.

   Мед. И сушеные ягоды. Целый мешок орехов... крупы и соль.

   - Если хочешь остаться человеком, - Янгар растянулся на полу, и отблески пламени ласкали смуглую его кожу. - То ты должна вести себя, как человек.

   Я поняла.

   Есть то, что едят люди, пусть бы еда постепенно утрачивает вкус.

   Одеваться в неудобную одежду.

   И разговаривать.

   - Хочу, - я разбираю его косы, и черные волосы ласкаются о мои руки. Янгар закрывает глаза и, доверчивый, засыпает, положив голову мне на колени. И наклоняясь к нему, я шепчу. - И если у меня получится, то... я подарю тебе сына. Или сыновей. Или дочь... обещаю.

   Осталась половина срока. Но теперь полгода кажутся бесконечностью...

   Янгхаар Каапо остался на семь дней.

   Это были долгие дни.

   И длинные ночи.

   Мы больше не говорили о его возвращении в Олений город, о мести, которую Янгар задумал, о моем сроке и том, что будет, если я нарушу условие богини.

   Мы просто жили.

   Затерянные люди на краю мира, у самой грани, за которой начинается предвечный океан. И рыба-луна выпрыгивает из него, стремясь вырваться за пределы небесной тверди. Но усилия ее тщетны, и от горя рыба-луна худеет...

   ...Янгар рассказывает о море, которое дичится пустынных южных берегов. О городе-призраке, что затерян в песках великой пустыни... о самой пустыне... о стране Кхемет, столь же чудесной, сколь уродливой.

   ...я лежу на льняных простынях и слушаю его истории.

   Страшные сказки.

   И черная душа Янгара оживает с каждым словом. Мои руки холодны, но он уверяет, что я просто не верю в их тепло. Он засыпает рядом со мной и сны его спокойны. А Великий Полоз присматривает за нами обоими. Он бережет детей.

   Так сказал Янгар.

   В последний из дней он ушел на охоту. И я, сидя у окна, дышала ветром и до рези в глазах смотрела на следы, оставленные Янгаром, говорила себе, что он вернется.

   И вернулся.

   Приволок тяжелую оленью тушу. Свежевал здесь же, подвесив на суку. Янгар ловко орудовал ножом, снимая шкуру, а я... я спустилась, чтобы обнять его.

   Сказать, как соскучилась за эту недолгую разлуку.

   И просто прикоснуться.

   Но стоило приблизиться и... запах крови ударил в ноздри. Тяжелый. Густой. И сладкий... я сглотнула слюну.

   - Аану? - Янгар вытер пот.

   Рубаху снял... и холода не боится... и кожа его блестит на зимнем солнце. Оленья кровь на ней узорами.

   - Аану? - отложив нож, он шагнул ко мне.

   Рот наполнялся слюной, а сердце... его сердце стучало так громко, что я едва не оглохла.

   - Нет!

   Он остановился.

   А я попятилась. Нельзя подходить ближе.

   - Аану, все хорошо... - Янгар медленно опустился на корточки и, зачерпнув горсть снега, принялся тереть руки. - Все хорошо, моя медведица... не убегай. Только не убегай.

   Снег унес и кровь, и запах ее.

   - Давай вернемся домой? - предложил Янгар и нож отбросил.

   Что он делает?

   А если я не удержусь? Если заберу его сердце?

   ...он сам сказал, что сердце и так принадлежит мне. И обняв Янгара, уткнувшись в смуглую его шею, я плакала о том, чего не могла изменить.

   - Уедем, - шептал он, выбирая росу растаявших снежинок из моих волос. - Пожалуйста, давай уедем? Я спрячу тебя. Запру. До окончания срока. Я не причиню тебе вреда. А ты - никому... позволь помочь?