Кейсо обернулся ко мне и сказал:

   - Сейчас отпустит.

   Кто? И кого?

   Он. Янгара. И позволит встать. Вернет плеть и право добить меня. Боги будут против? Что за дело богам до безумца и глупой девчонки? Да и есть ли они вовсе?

   - Десять лет, девочка, он учился жить. И всего-то несколько слов...

   Щека пульсировала болью, нервно, мелко, и я сама того не замечая, поглаживала рану.

   И пятилась.

   - Погоди... - толстяк попытался встать, но Янгхаар рванулся под рукой, пытаясь избавиться от живых оков. - Он очнется и...

   ...и добьет меня.

   - Аану...

   Да, это мое имя.

   И я не та дочь, которую Ерхо Ину любит.

   И не та жена, которую желал бы получить Черный Янгар.

   Я просто ублюдок.

   Ошибка.

   - Это приступ... но у него давно не было приступов... он не понимает, что делает... что сделал... не уходи, - Кейсо не спускал с меня взгляда. И если бы не необходимость удерживать Янгара, он схватил бы меня. - Это пройдет... всегда проходит и он...

   Я не стала слушать дальше.

   Мне все равно, что будет с ним. С отцом. С Янгаром. С богами и людьми.

   - Стой!

   И страх вдруг вернулся.

   Беги, Аану, беги.

   Не важно, куда. Прочь от храма, от поляны, от плети и мужа.

   Беги, Аану.

   Лес пытается задержать, хватает за спутанные волосы кривыми лапами ветвей. Хлещет по лицу, разбивая его в кровь. Да и кровь льется из рваной раны, которая огнем пылает.

   Беги.

   - Стой!

   Крик несется в спину. Подгоняет. И голос уже не принадлежит Кейсо. По моему следу идет Черный Янгар.

   И слышу треск ветвей. Конское ржание.

   Меня не собираются отпускать.

   - Да стой же...

   Лес ставит подножку, и я падаю в густой кустарник. Острые ветви добавляют ран, и в сетях бересклета остаются пряди моих волос.

   Беги, Аану.

   Боль - ничто. Эта, нынешняя, а промедлишь - будет хуже. Тот, кто идет по твоему следу, пытаясь продраться сквозь заросли, не знает пощады. И я падаю. Встаю. Пробираюсь сквозь решетки еловых лап. Зажимаю ладонью щеку, чувствуя, как пульсирует кровь, сочится сквозь пальцы. Мой кровавый след не потерять.

   - Стой, я не трону тебя...

   Ложь.

   Он - охотник. И все ближе. С каждым шагом.

   - Клянусь.

   Уже клялся, там, в пещере. И чего стоила его клятва.

   - Пожалуйста...

   В какой-то момент земля уходит из-под ног. И лес, отвесив прощальный удар, отпускает. Я падаю. Качусь по ковру из гнилых листьев, которые прилипают к коже. Расцарапываю руки о корни и камни, которых как-то слишком много. И уже не в силах вынести этой, новой, боли кричу.

   - Аану!

   Падение останавливается на дне оврага. И я, всхлипывая от обиды, пытаюсь вдохнуть, подтягиваю колени к груди, кое-как переворачиваюсь на живот, понимая, что дальше бежать не смогу.

   Я не хочу умирать.

   И шорох сзади заставляет обернуться.

   По дну оврага, неторопливо, неуклюже, прихрамывая на переднюю лапу, шел медведь. Он был стар, и бурая некогда шерсть поседела. Массивную голову украшали шрамы. А левая глазница зверя была пуста. Впрочем, вел его нос.

   Я завороженно смотрела, как он, черный подвижный, нащупывает мой след. И зверь то и дело останавливается, словно опасаясь потерять кровавую дорожку, вычерченную мной на листьях. Но остановки эти длятся меньше мгновенья, и зверь движется дальше.

   Осторожно.

   Медленно.

   Неотступно. Он подбирается все ближе и ближе. И я, встав на четвереньки, вновь отползаю, уже понимая, что сейчас - не спастись.

   - Аану! - голос Янгара заставляет зверя остановиться. И тяжелая голова поворачивается к краю оврага. Приподнимаются губы, обнажая желтые клыки, каждый - длиной в два моих пальца. Из пасти раздается рычание.

   - Аану, отзовись же...

   А в следующий миг медведь нависает надо мной. Он привстает на задние лапы. И я вижу израненное, изорванное подбрюшье.

   Его гнали.

   Не сегодня и не вчера. Но долго, раз за разом спуская собак, которые окружали зверя, хватали за пушистые штаны, ошалев от крови, забывали о страхе, ныряли под брюхо лесного хозяина, давились шерстью и выдирали целые куски плоти.

   Но медведь ушел.

   Вот только раны загноились, и черные мясные мухи кружились над ними.

   - Нет, пожалуйста... - шепотом попросила я.

   Зверь вонял, но не звериным духом - болезнью, которая говорит о скорой смерти. И единственный уцелевший глаз был мутным, гноящимся.

   - Пожалуйста...

   Я не хочу умирать.

   Но зверь помнит о боли, которую причинили ему люди. Он покачнулся и опустился на четыре лапы, нависнув надо мной. Из пасти на мое лицо капала слюна. А меж клыков показался длинный черный язык, который нежно коснулся рассеченной щеки. И боль утихла.

   Наверное, потому, что я лишилась чувств.

Глава 11. Амок

   С ним давно уже не случалось приступов, и Янгар успел забыть, каково это, когда мир, еще мгновенье назад казавшийся прочным, незыблемым, вдруг разлетается на осколки. И сознание уходит, уступая лютому, дурному, скрытому внутри.

   В нос шибает старой кровью.

   Рот наполняется слюной, удержать которую невозможно.

   И остается одно желание - убить.

   ...арена.

   ...песок, в котором вязнут ноги. Он сырой, несмотря на то, что после каждой схватки досыпают свежий. Но крови много и песок мокнет.

   ...пот летит по спине, по рукам, по пальцам. И рукоять трезубца становится скользкой.

   ...кружит сеть.

   ...и нервы рвет крик:

   - Убей!

   Его враг - огромный нубу, украшенный множеством татуировок, за каждой из которых стоит мертвец, чья голова легла к ногам темнокожей богини. У нее тысячи рук и каждая дарит смерть. Нубу хорошо служил ей. И готов служить дальше, даже здесь, вдали от родины и затерянного во влажных лесах храма.

   И ныне он готов назвать Тысячерукой новое имя.

   Из брони на нем - рогатый шлем и рваная кольчуга, надетая на голое тело. В этом нет смысла, но на арене важна красота, а у хозяина нубу своеобразный вкус.

   И Янгар щурится, всматриваясь в серебро кольчужного плетения, выискивая в прорехах место для удара. Если нубу позволит его нанести. Черная его кожа лоснится. Блестит копье.

   Нубу уверен, что он победит.

   Кого привел Хазмат? Мальчишку.

   Тот ловок и быстр. Кружит по арене, думает, что сможет убежать. Или рассчитывает измотать врага? Нет, нубу опытен. Он выступает уже пятый год... редкие бойцы живут столько.

   И мальчишку ему где-то даже жаль.

   Янгар слышит отголосок этих мыслей, и гул барабана, и свист хлыста, который скользит у ног. Хлыст остался в руках Хазмата. Хозяин верил, что, доведя Янгу до края, сумеет выпустить ту ярость, что некогда помогла убить медведя. Но попытки тщетны.

   Край подступает раз за разом, а ярость молчит. И Хазмат выпускает Янгу в бой.

   Нубу - не медведь. Он приближается легкой танцующей походкой, и толпа одобрительно свистит. Они любят чернокожего. А тот отвечает на любовь красивой смертью. И копье почти соскальзывает с ладони, острие жалит, отворяя кровь на плече. Не больно, но... Янгар видит в прорези шлема белесые выпученные глаза нубу. И еще толстые его губы, на нижней подарком от благодарного поклонника серьга висит, с круглым синим камнем.

   - Ты... драться, - нубу ударяет себя в грудь.

   И кольчуга дребезжит.

   Пляшут тонкие кольца ее, сверкают так, что ломит в висках.

   - ...драться...

   Второй удар копья приходится в бедро.

   - Гони его! - требуют зрители. - Бей!

   Убивай.

   Жало копья подымается в третий раз. И розовая ладонь льнет к полированному древку... мир срывается с привязи за мгновенье до удара.

   Янгар очнулся от тишины. Молчали зрители. И только собак, раззадоренные звериным запахом, заливались лаем. Янгар стоял на четвереньках, опираясь руками на тело нубу. С того слетел рогатый шлем, и теперь всем стало видно, что нубу был стар. Сед.