— Я сначала подумал, что они его сцапали. Мне казалось, что стреляют прямо на кладбище.

Мать приложила пальцы к губам.

— Тише, вдруг кто-нибудь услышит… Я же тебя просила, Алехо, — шепотом сказала она.

Мальчик пугливо огляделся и, понизив голос, заговорил:

— Я с ребятами шел из школы. Услыхал выстрелы и чуть не крикнул: «Ой, Кирито!» Ребята убежали, а я остался один. Солдаты направились к кладбищу. Меня так и подмывало шмыгнуть за ними. Но у ограды стояли лошади. Я тихонько подкрался в темноте и увидел, что это ты разговариваешь с этим дядькой. А ты не боялась, мамочка?

— Нет.

— А вдруг бы они тебя схватили?

— На что я им?

— Солдаты хватают всех подряд… — Глаза мальчика казались синими каплями, повисшими в полумраке, и пылали от восхищения Марией Регаладой.

— Если бы я не вышла навстречу, все обернулось бы очень плохо.

— Почему?

— Потому что они стали б доискиваться, кто хозяин этого козла. И наверняка обнаружили бы Кирито. Я уверена, что солдаты наткнулись бы на него. Поэтому я и вылезла из-за кустов, чтоб они ушли с этого места.

— Тебе даже козла отдали.

— Так ведь козел-то наш.

— Верно, но офицер сильно разозлился. Я слышал, как он кричал тебе, что ты вздумала с ним шутки шутить. Им ничего не стоило забрать козла себе.

— Да, а они принесли его прямо к нам домой. И с Кирито ничего не случилось.

Мальчуган машинально очищал кишки от кровавой жижи и экскрементов.

— Не знаю, как это они до сих пор его не поймали, — сказал мальчик, в голосе которого сквозила тревога. — Правда, кладбище они еще не обыскивали.

— Кирито знает, что делает.

— Значит, он знает, что искать его на кладбище им и в голову не придет?

— Да. В то утро, когда я увидала его в траве, я так перепугалась. Подумала, уж не мертвец ли это, не размыло ли какую-нибудь могилу… Но вроде бы дождей не было, и вообще… Тут он заговорил: «Не пугайся, Мария Регалада. Я спрячусь на кладбище, меня здесь ни за что искать не станут. Они ведь гоняются за живым человеком, а тут одни мертвецы лежат». Так и сказал. Он взаправду точь-в-точь мертвец, вырытый из могилы. Нет, не будут они искать его на кладбище.

Мальчишка с трудом обмозговывал мудреную и непостижимую для него тактику беглеца. Мария

Регалада резала козлятину на кусочки — так легче приготовить чарки — при этом на такие тонкие, что они смахивали на апельсиновую кожуру. Да, дело деликатное, требующее большой сноровки и старания; мясо волокнистое, расползается под руками, как пена. К тому же все изрешечено пулями.

Во дворе, где жались друг к дружке тенистые апельсиновые деревья, воняло козлятиной. Алехо пошел выкинуть остатки требухи и немного замешкался. Мать слышала, как он помочился в канаву. Потом вернулся, еле волоча ноги от усталости. В лунном свете его волосы голубели, а веснушки, точно слюдяные блестки, сверкали на мальчишеских скулах. На лице застыло таинственно-непроницаемое выражение— оно часто появляется у детей, которым давно пора спать, а они все еще бодрствуют со взрослыми.

Мать с сыном трудились до поздней ночи, пока луна не проплыла по небосводу и не спряталась, как думал Алехо, на дне озера Ипoá, за дальними лесными урочищами. Время от времени одинокие выстрелы карателей вспарывали тишину на болоте, и огненные точки, маленькие, как спичечные вспышки, пронзали кромешную темноту.

Мария Регалада не сводила глаз с печки, где тлели дрова. Она принесла на кирпиче несколько горящих углей и стала раскалять на жару кусок стального рельса, к которому кое-как была приделана деревянная ручка.

Наконец мать с сыном вошли в комнату. Там стояла огромная статуя святого Игнатия. Почерневшее от времени дерево растрескалось и выглядело невероятно древним. Рядом теснились статуи поменьше, сделанные топором. Вот и все, что сохранилось от того человека, врача-чужеземца, который построил здесь лепрозорий и исчез, оставив вместо себя тень своего безрассудного поступка, цепкое воспоминание в душе этой женщины.

Мария Регалада по-прежнему ждала возвращения Алексиса — Алехо Дубровского. Множество свечных огарков и залитая воском подставка свидетельствовали не менее красноречиво, чем покорная самоотверженность Марии Регалады, о неистребимой надежде, придававшей смутному будущему желанные очертания; то, во что верила эта женщина, было безгранично просто и безгранично человечно, поэтому ее вера оказывалась сильнее любых превратностей судьбы. Да и чем, в сущности, была надежда Марии Регалады, как не воспоминанием о том, чего никогда не было? И это воспоминание во плоти ее сына зрело вместе с возмужалостью мальчика, жившего подле матери в ожидании отца, которого он никогда не знал.

Мария Регалада пошарила в кожаном бауле и извлекла оттуда мужское платье. Сняла с углей накалившийся кусок рельса, заменявший ей утюг, и принялась разглаживать одежду. Алехо смотрел на мать с возрастающим интересом, его сонное лицо оживилось.

— Это папино, да?

— Нет, твоего дедушки.

Мальчик, конечно, не знал, что со времен Великой войны представители рода Касере из поколения в поколение были могильщиками на кладбище в Коста-Дульсе и что сам он — последний отпрыск этого рода. Сейчас Алехо занимали другие вопросы.

Кладбище больше не было прибежищем только для усопших, а стало местом, где скрывался беглец с болота, которого нужно было спасти от смерти любой ценой.

— Ты отдашь одежду Кирито?

— Да.

— Он пойдет в ней на праздник?

— Да.

— Но ведь праздник устраивают для эскадрона, мамочка, — с наивной запальчивостью воскликнул мальчик. — Кирито угодит им прямо в лапы.

— Он хочет туда пойти. Кирито знает, что делает, и нужно ему помочь. Больше отлеживаться на кладбище нельзя. А вдруг кто-нибудь в деревне помрет и его будут хоронить? Вон дон Климако Кабаньяс уже на ладан дышит. Не сегодня-завтра богу душу отдаст. А ведь он мировой судья, стало быть, похороны ему закатят пышные.

— Если Кирито пойдет на праздник, его сцапают солдаты, — снова сказал мальчик серьезно и озабоченно, как взрослый.

— Там его искать не будут. Дорога в деревню — единственная, которую не охраняют.

— А вдруг с ним случится то же, что и с козлом, — заметил Алехо без тени иронии, следуя естественной логике размышлений.

— Кирито знает, что делает, — упрямо повторила Мария Регалада.

Она, видно, не хотела посвящать сына в безрассудный план Кирито, казавшийся ей бесшабашной ребяческой игрой.

— Кирито мне вчера сказал, что надежнее всего укрыться в лепрозории, пока солдаты отсюда не уйдут.

— Но он не сможет войти к прокаженным. Там кругом часовые. Они только меня пускают в ранчо.

— Я думаю… — Мальчик с покорным и безучастным видом зевнул. — Я думаю, что сегодня ночью он попытается удрать в горы, подальше от проселков.

— Да… Кирито должен жить, должен выполнить свой долг.

— А что это за долг, мамочка?

— Ему надо бороться, чтобы всем стало легче жить… Ладно, иди спать…

Алехо, клюя носом, поднялся с места, плюхнулся на свой топчан и сразу же заснул.

Сон взял под свое покровительство этого мальчика, похожего на ангела благовещенья, и впустил его в свои владенья, где странно переплетается будущее с прошлым.

Зачатый в грехе и позоре, он был в этом ранчо живым доказательством той невинности и непогрешимой чистоты рода человеческого, которые всякий раз возрождаются в новом поколении.

Мать некоторое время смотрела на сына. Закончив гладить штаны и куртку, она снова открыла кожаный баул, вытащила оттуда еще один мужской костюм и принялась задумчиво расправлять морщинки и складки. Наверное, тишина больно давила ей на виски: Мария Регалада послюнила палец и потерла их. Потом коснулась самодельного утюга, но шипенья не последовало.

Впотьмах она подошла к лохани и стала мыться. Тени плавно водили в комнате хоровод. Далекие вспышки выстрелов больше не пугали Марию Регаладу. Она слышала, как по дороге проехала группа солдат, получивших увольнительную по случаю праздника, слышала их смех и цоканье лошадиных копыт.