Изменить стиль страницы

— Хм, да.

— Позволь также напомнить тебе, что Конституция принималась исключительно «для утверждения отдельных регионов в их исконных правах».

— Оставь меня в покое! — закричал Макензи. — Я не знаю больше, что правильно, а что — нет. Я говорю тебе! Оставь меня в покое!

Спайер умолк, наблюдая за ним из-за завесы зловонного табачного дыма. Макензи долгое время вышагивал из угла в угол, громко стуча каблуками по каменному полу. В конце концов он запустил сломанной трубкой через всю комнату так, что она разлетелась вдребезги.

— О’кей! — нервное напряжение свело мышцы его глотки, и он буквально вынужден был выплевывать слова. — Ирвин неплохой парень и умеет держать рот на замке. Пошли его перерезать телеграфные провода в нескольких милях ниже по склону. Пускай это выглядит так, будто их повредил шторм. Черт возьми, эти провода рвутся, когда нужно и не нужно, разве не так? В общем, мы официально не получали из генштаба никаких сообщений. Это даст нам несколько дней на то, чтобы связаться со штабом дивизии в Сьерре. Против генерала Круйкшэнка я не пойду… хотя я абсолютно спокойно могу предсказать, на чью сторону встанет он при малейшей возможности. Завтра мы начинаем готовиться к действию. Отбросить батальон Холлиса нам будет раз плюнуть, и им потребуется некоторое время на то, чтобы выставить против нас действительно достойного противника. К тому времени уже придет первый снег, и мы будем отрезаны на всю зиму. Правда, мы-то как раз можем воспользоваться лыжами и снегоступами для того, чтобы связаться с другими подразделениями и что-нибудь организовать. Так что до самой весны — порядок, а там и поглядим…

— Спасибо, Джимбо! — слова Спайера почти утонули в шуме ветра.

— Я… Мне бы, пожалуй, следовало пойти сказать Лоре.

— Верно, — Спайер сжал плечо Макензи. В глазах майора поблескивали слезы.

Макензи вышел, твердо печатая шаг, словно на плацу, и, не обращая внимания на Ирвина, отправился вниз по лестнице в противоположном конце галереи, мимо дверей, где он отдал честь козырнувшим охранникам, даже не замечая их, и наконец подошел к своим апартаментам в южном крыле замка.

Его дочь уже легла спать. Он взял масляную лампу в своем маленьком неуютном кабинете и вошел в ее покои. Он провел рукой по своей короткой прическе, словно пытаясь прогнать что-то из своих мыслей… Ну конечно же, организация доставки новых комплектов обмундирования была лишь жалким предлогом — на самом деле он хотел услать парня подальше от греха, пока не закончится политический кризис. Том был уж слишком честен для того, чтобы не вредить себе самому. Искренний горячий поклонник Фэллона и движения эсперов. Его прямолинейность приводила к трениям с другими офицерами полка. Все они в большинстве принадлежали к боссменским родам или происходили из благополучных семей, находящихся под покровительством боссменов. Их вполне устраивал существующий общественный строй. Но Том Дэниэлис родился в бедной рыбацкой деревушке на побережье Мендочино. В свободное время он обучился грамоте у местного эспера, и пойдя в армию заслужил офицерский чин только благодаря собственным мозгам и упорству. Он никогда не забывал, что эсперы помогали бедным, и что Фэллон обещал поддерживать эсперов… Да и потом битвы, слава, Воссоединение, федеральная Демократия… Это ли недостойные идеалы, особенно, когда ты молод и отважен?!

Комната Лоры мало изменилась с тех пор, как год назад она уехала отсюда, чтобы выйти замуж. И тогда ей было всего семнадцать. Здесь по-прежнему обитали предметы, принадлежащие маленькой девочке с косичками и в накрахмаленном платьице: плюшевый мишка, любовно затисканный до полной бесформенности, кукольный домик, смастеренный ее отцом, портрет матери, нарисованный капралом, который потом угодил под пулю на озере Солт. Боже, до чего же она стала походить на свою мать!

Темные волосы, разметавшиеся на подушке, отливали золотом в свете лампы. Макензи тронул ее за плечо так осторожно, как только мог. Она мгновенно проснулась, и он увидел ужас в ее взгляде.

— Папа! Что-нибудь с Томом?

— С ним все в порядке, — Макензи поставил лампу на пол и присел на край постели.

Она ухватилась за его руку похолодевшими пальцами.

— Это не так, — сказала она. — Уж я-то достаточно хорошо тебя знаю.

— Пока что никакой беды с ним не приключилось. Надеюсь, что и не приключится.

Макензи собрался с духом. Она была дочерью солдата, поэтому он сказал ей всю правду в нескольких словах, но, говоря это, он так и не нашел в себе достаточно сил, чтобы смотреть на нее. Когда он закончил, то просто продолжал сидеть, тупо вслушиваясь в шум дождя за окном.

— Ты собираешься поднять мятеж, — прошептала она.

— Я собираюсь связаться со штабом Сьерры и следовать приказам моего командира, — сказал Макензи.

— Ты прекрасно знаешь, какими будут его приказы… как только он поймет, что ты его поддержишь.

Макензи пожал плечами. У него началась головная боль. Неужели уже пришло похмелье? Да, чтобы суметь уснуть сегодня, ему понадобится еще немало выпивки. Хотя какой уж теперь сон! Впрочем, времени для сна может потом и не оказаться… Завтра, когда полк выстроится на парадном плацу, он, стоя на пушечном лафете, обратится с воззванием к своим людям, как уже несколько представителей рода Макензи делали это до него…

Он смутно осознал, насколько нелепы в его положении воспоминания, вдруг нахлынувшие на него сейчас. В них он снова вернулся в тот день, когда они с Норой и их маленькой дочкой, которая теперь уже выросла и смотрит сейчас на него с ожиданием, отправились на лодочную прогулку по озеру Тахо. Вода там была цвета глаз Норы — голубовато-зеленая с веселыми солнечными зайчиками — и такая прозрачная, что были видны самые маленькие камушки на дне. А малышка Лора, устроясь на корме лодки, вся светилась от счастья, пропуская поток воды между пальцами.

Сейчас она долго молчала в задумчивости, прежде чем сказать:

— Полагаю, тебя уже не отговорить.

Он мотнул головой.

— Ну, что ж… Можно тогда мне уехать рано утром?

— Да. Я раздобуду для тебя экипаж.

— Н-ну его к черту! Я держусь в седле лучше, чем ты.

— О’кей! Но, по крайней мере, двух человек для твоего эскорта, — Макензи тяжело вздохнул. — Может быть, тебе удалось бы убедить Тома…

— Нет. Пожалуйста, не проси меня об этом, папа.

Он подарил ей последнее, что у него оставалось, сказав:

— Я бы и не желал, чтобы ты осталась. Это было бы уклонением от выполнения твоего собственного долга. Передай Тому, что я по-прежнему считаю его прекрасным мужем для тебя. Спокойной ночи, пышка!

Это вырвалось у него само собой, и он был не в силах удержать давно забытых слов. Когда она начала плакать, он заставил себя разнять ее руки, обхватившие его за шею, и торопливо вышел из комнаты.

— Но я не ожидал, что будет столько убийств!

— Так же, как и я… на этой стадии. Боюсь, их будет еще больше, прежде чем будет достигнута сиюминутная цель.

— Ты говорил мне…

— Я излагал тебе наши надежды, Мвер. Тебе не хуже моего известно, что Великая Наука точна лишь для крупномасштабной исторической шкапы. Отдельные события подвластны статистическим флуктуациям.

— Довольно удобный способ описания тысяч чувствующих существ, умирающих в грязи, не правда ли?

— Ты здесь новенький. Теория — это одно, а приспособление к требованиям реальности — совсем другое. Ты думаешь мне не больно видеть, как происходит все то, что я сам помогал планировать?

— О, знаю-знаю… Что ничуть не облегчает моего чувства вины.

— Точнее, ты хотел сказать — ответственности.

— Это не мои слова.

— Поверь, здесь нет никакого жонглирования словами. Разница в самом деле существует. Ты читал отчеты и просматривал фильмы, я же прибыл сюда еще с первой экспедицией. И я здесь уже более двух столетий. Их агония для меня вовсе не какая-то абстракция.

— Когда мы их только обнаружили, все было по-другому. Последствия их ужасных ядерных войн были еще так болезненно свежи. Вот когда мы действительно были нужны им, несчастным разрозненным заморышам, а мы… Мы всего лишь наблюдали, ничего не предпринимая!