— Давай, парень! Запевай! Во всей чертовой Сьерре у тебя одного есть что-то, хоть как-то напоминающее голос!.. — поддержал полковник Макензи.
Он ослабил воротник черного мундира и откинулся назад, широко расставив ноги. В одной руке он держал трубку, в другой — стакан виски. Полковник был коренаст и крепок. Обветренное лицо с голубыми глазами изборождено многочисленными морщинами, и хотя короткие волосы у него на голове были совершенно седыми, усы по-прежнему оставались вызывающе рыжими.
— Чарли, мой милый, мой милый, мой милый… — пропел капитан Халс.
Он умолк, когда шум начал понемногу стихать. Молодой лейтенант Амадео поднялся из-за стола, ухмыльнулся и затянул песню, которую знали все в полку:
— Прошу прощенья, полковник…
Макензи резко развернулся, уставившись на сержанта Ирвина. По выражению лица сержанта он сразу сообразил, что новость не из приятных.
— Что там еще?
— Только что получено сообщение, сэр. Вас бы хотел увидеть майор Спайер. Прямо сейчас…
Спайер терпеть не мог напиваться и потому добровольно остался дежурить. Обычно в праздник офицерам приходилось тянуть жребий. Макензи похолодел, вспомнив последние сообщения из Сан-Франциско.
Пьяный хор подхватил припев, не обратив ни малейшего внимания на полковника, который выбил трубку и поднялся из-за стола.
В узком кругу принято было считать установленным фактом, что любой истинный вояка из «Диких рысей», даже накачавшийся пойлом по самые барабанные перепонки, всегда будет действовать успешнее, чем его абсолютно трезвый соперник из любой другой дивизии. Макензи полностью проигнорировал звон у себя в ушах и забыл про жидкое пламя, бегущее у него по венам. Твердой походкой он пересек зал и вышел через дверь, почти машинально прихватив свою перевязь с саблей с вешалки, стоявшей рядом с ней. Песня продолжала доноситься до него и в коридоре.
В галерее факелы были развешаны далеко друг от друга. С портретов на стенах за полковником с сержантом наблюдали бывшие командиры полка. Глаза их прятались в гротескных тенях. Шаги здесь раздавались чересчур гулким эхом.
Он миновал пару трофеев, обрамлявших теперь вход на лестницу. Они были добыты еще прошлым поколением воинов в битвах с Вайомингом. Макензи шагнул вверх по ступеням. Все отдельные части этой цитадели казались разделенными уж слишком большими расстояниями для его немолодых ног. Но замок был древним, его достраивали десятилетиями. Не удивительно, что он был огромен и неприступен, сложенный из блоков, высеченных из гранита Сьерры, рассчитанный на века, — ведь он охранял основные рубежи нации. Не одна армия сломала себе зубы о его стены, прежде чем был положен конец вылазкам Невады. И куда больше молодых защитников с этой базы, чем хотелось бы вспоминать Макензи, ушли отсюда в свое время, чтобы найти гибель в битве с очередным неприятелем.
«Но никогда еще замок не подвергался атакам с запада. Боже, или кто уж ты там наверху, избави нас хотя бы от этой участи, или ты не в силах?» — подумал Макензи.
Помещения командного пункта были в этот час безлюдны. В приемной, где стоял стол сержанта Ирвина, царило безмолвие. Не было никаких суетливых писарей, заправлявших свои ручки, или многочисленных посыльных, снующих туда-сюда. Никаких офицерских жен с их вечными проблемами, выделявшихся из общей очереди дожидавшихся приема у полковника цветастостью своих нарядов. Как только Макензи шагнул в дверь из приемной во внутреннее помещение, он услышал злобное завывание ветра за стеной. Дождь барабанил по темному прогалу окна, стекая дорожками по стеклу, казавшимися струйками расплавленного металла в свете факелов.
— Я привел полковника, сэр, — нервно доложил сержант. Сглотнув, он исчез за дверью.
Спайер стоял рядом со столом командира. Стол был побитым временем предметом старины с минимумом помещенных на нем вещей: чернильницей, лотком для входящих и исходящих бумаг, селектором внутренней связи и фотографией Норы, изрядно поблекшей за те двенадцать лет, что уже минуло со дня ее смерти. Майор был высоким, тощим, лысеющим мужчиной с длинным крючковатым носом. Каким-то образом его мундир всегда оставлял впечатление неглаженого. «Однако у этого парня самая золотая голова из всех «рысей», да и кто еще в состоянии был бы прочесть столько книг, сколько прочитал Фил?!» — подумал Макензи. Официально он числился при полковнике адъютантом, наделе же являлся главным советником по всем вопросам.
— Ну? — буркнул Макензи.
Алкоголь, казалось, не только не притупил его мировосприятия, но, напротив, обострил все его ощущения. Он отчетливо сознавал, как пахнут гарью факелы («Когда же наконец они обзаведутся достаточно большим генератором, чтобы провести электрическое освещение?»), и чувствовал каменную твердость пола под ногами, и видел трещину, бегущую по северной стене, и понимал, что растопленная печь не в состоянии прогнать холод. С видом вымученной бравады он сунул большие пальцы рук за пояс и покачался на каблуках.
— Ну, что там стряслось на этот раз, Фил?
— Телеграмма из Сан-Франциско, — сказал Спайер, складывая и расправляя лист бумаги. Наконец, он вручил его полковнику.
— Ну да? Почему не связались по радио?
— С телеграммой меньше вероятность перехвата. Эта была зашифрована. Ирвин расшифровал ее для меня.
— Это что еще за ерунда, черт побери?
— Гляньте и поймете все сами. Кроме того, она все равно адресована ва,м. Прямо из генштаба.
Макензи с трудом сфокусировал взгляд на каракулях Ирвина. После обычных для приказа формальностей следовало:
«Настоящим вы извещаетесь, что сенатом Тихоокеанских Штатов вынесен импичмент Оуэну Бродскому, бывшему верховному арбитру Тихоокеанских Штатов Америки, и таким образом он освобождается с этого поста. С 20.00 часов сего дня верховным арбитром, в согласии с Законом о власти, становится бывший вицеарбитр Хамфри Фэллон. Существование диссидентствующих элементов, представляющих общественную угрозу, вынудило арбитра Фэллона ввести на всей территории ТША законы военного времени с 21.00 сего дня. Вам даются следующие приказания:
1. Данная информация является строго секретной до момента всеобщего оповещения. Сведения, полученные при передаче этого сообщения по каналам связи, не могут быть переданы другим лицам. Нарушители данного пункта постановления, а также лица, получившие через них доступ к закрытой информации, должны быть немедленно подвергнуты одиночному заключению с содержанием в тюрьме, вплоть до момента рассмотрения их дел военно-полевыми трибуналами.
2. Вам надлежит реквизировать девяносто процентов имеющегося на руках у военнослужащих в вашем подчинении оружия и амуниции, установив усиленную охрану в месте их складирования до получения дальнейших указаний.
3. Все военнослужащие форта Накамура остаются в вашем подчинении, вплоть до прибытия вашего преемника. Вашим преемником назначается полковник Саймон Холлис, отбывающий в ваш район завтра утром в сопровождении армейского батальона из Сан-Франциско. Время их ожидаемого прибытия в форт Накамура — через пять дней. По их прибытии вам надлежит передать полковнику Холлису все полномочия по командованию вашими людьми. Полковник Холлис также освободит от занимаемых должностей некоторых офицеров и солдат, по своему усмотрению заменив их людьми из своего батальона. Во главе группы отстраненных служащих из состава вашего полка, вы отправитесь в Сан-Франциско, где доложитесь в штабе бригадного генерала Мендозы в Нью-Форт-Бэйкер. Во избежание провокаций вашим людям, отстраненным по соображениям лояльности, надлежит быть разооруженными, исключая личное наградное оружие офицеров.
4. Для вашего личного сведения сообщаем, что капитан Томас Дэниэлис назначается старшим помощником полковника Холлиса.
5. Напоминаем вам еще раз, что Тихоокеанские Штаты Америки в настоящее время руководствуются законами военного времени, в связи с чрезвычайным положением национального масштаба. От вас требуется абсолютная лояльность к законному правительству. Любого рода подстрекательство к неповиновению законной власти должно пресекаться незамедлительно. Всякий, оказывающий поддержку фракции Бродского, объявляется виновным в государственной измене и будет преследоваться по закону.