Битва за сценарий длилась долго. Сужу об этом по заметке в «Вечерней Москве» от 5 августа 1938 года, т. е. более чем через год, в которой сообщалось, что наконец «близится к концу постановка веселой детской звуковой комедии «Доктор Айболит». Этот интересный фильм наш детский зритель увидит в ближайшее время». Но официальным выпуском на экраны страны считается дата: 28.3.39.

«Айболита» снимал оператор А. Петров, художником стал В. Егоров, который работал в кино ещё в дореволюционные годы, художник Художественного театра, оформлявшего там, в частности, «Синюю птицу» М. Метерлинка. Музыку к фильму написал А. Варламов. В роли Беналиса снимался И. Аркадин, в роли сестры Айболита Варвары — А. Вильямс, в роли Робинзона — Е. Гуров, Пенты — Витя Селезнев, его отца — А. Тимонтаев, разбойников — И. Бий-Бродский, Э. Геллер, художник-карикатурист П. Галаджев.

Фильм имел успех тогда. Да и сейчас его нет-нет да покажут по какому-нибудь каналу телевидения.

Неосуществленное

Если подвести итоги литературной жизни Евгения Шварца за тридцатые годы, то окажется, что неосуществленного было больше, чем того, что было снято или поставлено на сцене.

Любопытный документ хранится в архиве Ленфильма: «Сведения о сценариях и картинах, находящихся в производстве. 1936 г.»:

««ЛЕНОЧКА И ЛЕВ». Короткометражка. Должна была быть запущена зимой 1936 г. и выпущена 1/V. Сценарий был готов в срок. Но в виду того, что режиссер, который должен был снимать (А. Кудрявцева), был ещё занят работой над фильмом «Леночка и виноград», картина не была запущена, т. к. там зимняя натура. Картина может быть поставлена только зимой 1936—37 г.».

«ЛЕНОЧКА ВЫБИРАЕТ ПРОФЕССИЮ». Срок запуска — 1.9.1936. Сценарий не получился. Картина будет заменена другой, тоже детской «Брат и сестра». Сценарий поступит в первых числах июня».

«ЛЕНОЧКА ЛЕТОМ». Вместо «Леночка и Лев», которая, как указано выше, не могла быть снята зимой из-за задержки режиссера, в первых числах мая приходит другая короткометражка — «Леночка летом», режиссер Кудрявцева».

«ОВИЕДО». Автор Е. Шварц. Режиссер С. Юткевич. Картина о героических днях борьбы астурийских горняков и революционного крестьянства Испании против фашистской диктатуры. Сценарий будет сдан 1/VII».

И план работы режиссеров:

С. Юткевич. «Овиедо». Срок вступления 1/1 — 37.

Иогансон. «Брат и сестра». Срок вступления 1/IV — 36.

Кудрявцева. «Леночка летом». Срок вступления 1/VI — 36.

Здесь комментариев не требуется — об этих сценариях-несценариях речь уже шла. «Овиедо», как сценарий, не состоялся (т. е. не был написан). Не были сняты сценарии «Клад» («Маро»), «Брат и сестра», хотя о последнем был вполне благоприятный отзыв Р. Мессер: «Большим достоинством сценария следует считать подлинную детскую увлекательность и образов детей, и всех мотивировок их поступков. Дети эти любознательны, но в них нет и тени резонерства, умничания. Развиваясь драматически очень стройно, сценарий с большим тактом и правдивостью включает в себя мотивы советской семьи, отношений детей и родителей, детской дружбы. Сценарию свойственна свежая выдумка, в нем много приключений. При этом он реалистичен».

Не увидели света рампы пьесы Шварца «Принцесса и свинопас» и «Гогенштауфен».

И хотя о многом из этого уже написано здесь, собранное вкупе, оно показывает масштаб неосуществления. А каждое из них — душевная травма для автора.

Но, возможно, со временем к этим «отказам» у Евгения Львовича выработался иммунитет (сколько же можно!), и к неудаче с последней пьесой этого периода — «Наше гостеприимство», — он отнесся спокойнее?

Мне кажется, что «Наше гостеприимство» Шварц писал от отчаяния этих неосуществлений. Тревожное время — «если завтра война…» Нужна «патриотическая» пьеса? Может — её поставят? Вражеский самолет-разведчик совершает вынужденную посадку на территории СССР. Туристская группа натыкается на него. Конечно, вооруженные фашисты берут в плен всех. Но помимо ремонта и всего прочего, им нужна вода. Вероятно, они плохо подготовились к полету: не знают, куда попали, в какой стороне город, деревня, ближайший колодец. Зато это знают наши советские туристы. И одного из них фашисты посылают за водой, оставляя остальных в заложниках. Воду им приносят, но приводят и наших красноармейцев.

Писалась пьеса для Н. П. Акимова, для театра Комедии. Конечно, материально Шварцам стало жить полегче, чем хотя бы в начале тридцатых, но денег все равно не хватало. От него требовали «советской идеологии». Пожалуйста!

Любопытна переписка Акимова, по каким-то делам находящегося в Москве, и Шварца, летом 1938 года живущего на даче в Разливе.

Акимов — Шварцу. 29 июня 1938 года (даты в данном случае очень важны):

«Дорогой Евгений Львович! Пишу Вам, чтобы сообщить, что за эти дни нужность Вашей пьесы, бывшая доселе несомненной, ещё значительно возросла… Всё говорит за то, что именно с Вашей пьесой мы начнем работу, чтобы именно она явилась первой постановкой сезона… На Вас смотрит с надеждой творческий коллектив, технический персонал и дирекция нашего театра. Местком тоже включился. Я даже начал обдумывать оформление… Не считал бы сумасбродством с Вашей стороны отпечатать 1 акт и переслать его мне. Елена Владимировна шлет свой горячий привет.

Вас тут хвалили. Подробности — по получению пьесы. Ваш Н. Акимов».

Здесь уже писалось, что вся корреспонденция Шварца, оставленная при эвакуации из Ленинграда, погибла во время блокады. Исключение составляют только письма Н. П. Акимова, переписка с которым началась во времена работы над «Нашим гостеприимством». Эти несколько писем, наравне с основными рукописями, Евгений Львович взял с собой.

Шварц — Акимову 2 июля: «Дорогой Николай Павлович! С огромным трудом отрываюсь от пьесы, чтобы ответить на Ваше письмо.

По этому вступлению Вы можете понять, как идет работа. Просто замечательно идет. Я сам себе удивляюсь и только одного боюсь, как бы не испортить то, что как будто несомненно получилось в первом акте. Никому не говорите, — но первый акт мне нравится. Он не имеет ничего общего с первым вариантом и много лучше того, что я Вам рассказывал.

Окончен первый акт — тринадцатого июня. Это будет самый длинный акт в моей пьесе. В нем шестьдесят моих рукописных страниц. Пусть это Вас не пугает — кое-что там несомненно можно будет сократить. Конечно, можно было бы отдать первый акт в перепечатку и послать Вам, но я этого не сделаю вот почему:

Из суеверия.

2. Я буду беспокоиться, думать о том, какое впечатление первый акт произведет в Москве, что вредно отзовется на работе над вторым.

3. Работая над вторым актом, я от времени до времени заглядываю в первый, кое-что меняю, отчего он, первый, улучшается.

4. Больше причин нет.

Мне бы очень хотелось, чтобы вы приехали в Ленинград, как обещали, числа 15–16. Я бы Вам почитал всё, что к тому времени будет готово. Должен Вам признаться, что у меня есть дерзкая мечта — кончить к тому времени всю пьесу. Но боюсь, что это не удастся. Но все-таки мечтаю…

Окончив пьесу, я Вам её перепишу ещё раз с начала до конца. Я желаю следующего: если пьеса не пойдет, пусть это будет не по моей вине. Пусть с моей стороны будет сделано все, что можно. Я очень хочу, чтобы все было хорошо. Ужасно хочу. Мне страшно надоело писать пьесы, которые не идут.

Спасибо Вам за письма. И письмо ко мне, и письмо к Екатерине Ивановне имели на нашей даче большой успех. Особенно понравился Ваш научный домысел о Гете и Эккермане.

Что меня хвалили в Москве, Вы придумали, чтобы я стал бодр, энергичен и самоуверен. Тем не менее, прочитать это было приятно. Вам нужно написать пьесу. Вы психолог…

Катерина Ивановна кланяется Вам и Елене Владимировне, и месткому, который подключился. Я тоже. Жду Вас! Ваш Е. Шварц».

В тот же день, когда Акимов писал Шварцу, он послал письмо и его жене: «Дорогая Екатерина Ивановна! Хорошо зная, как велико то благотворное влияние, которое Вы оказываете на подведомственного Вам драматурга, прошу Вас очень в течение ближайших полутора месяцев увеличить выдачу бодрой зарядки, а также проследить за трудовыми процессами Евгения Львовича.