Евгений Львович передал пьесу в Новый ТЮЗ. Сюжет её стал шире, чем в сценарии, разнообразнее, появились новые персонажи — Заяц Белоух, Медведь, Уж, Лиса, пособница Волка, Лесник вместо Пограничника, но очень похожий на милиционера. На мой взгляд, основная мысль пьесы — это дружба и любовь между «хорошими людьми», будь то Красная Шапочка или Заяц, двухнедельные птенцы или Лесник. Только взаимовыручкой и преодолением страха можно победить зло. Но пирог с вишнями остался. Уже сценарий был достаточно музыкален, а в пьесе появилось много текстов песен, для которых композитор В. Дешевов писал музыку.
А всем критикам хотелось увидеть в героях пьесы не просто сказочных персонажей, но своих современников. Так Л. Фрейдина писала, что «Красная Шапочка у Шварца превратилась в бойкую ленинградскую школьницу, похожую на Маруську (из «Ундервуда». — Е. Б.) и Птаху (из «Клада». — Е. Б.). От девочки «бебе» из сказки Перро не осталось и следа». А аноним из «Рабочего и театра» обратил внимание на то, что «серый волк оказывается не просто злым волком, он махровый индивидуалист и себялюбец, он ведет принципиальную борьбу с Красной Шапочкой — другом и учителем зверей. Лиса Патрикеевна не просто хитрая проказница, — теперь она ловкая интриганка. Красная Шапочка — находчивая, смелая и умная советская девочка, которая воспитывает не только зайцев и птиц, но даже свою мать и бабушку» (1937. № 7). Последний посыл, похоже, надуман.
В Новом ТЮЗе премьеру «Красной Шапочки» сыграли 12 июня 1937 года. Поставил её молодой режиссер, в недавнем прошлом — балетмейстер Владимир Чеснаков, который пришел в театр ставить танцы в «Снегурочке», да так и остался здесь. Пьеса Шварца стала его режиссерским дебютом. Естественно, что Зон курировал эту постановку. Оформила спектакль прекрасная художница Антонина Анушина, музыку написал В. Дешевов. В заглавной роли выступила А. Тимофеева, в роли её матушки — Н. Старк и Р. Котович, бабушки — К. Фрейдина, Волка — А. Семенов, Зайца — Н. Титова и А. Красинькова, Ужа — П. Кадочников, Медведя — П. Горячев, Лисы — Е. Уварова и Е. Деливрон, Лесника — А. Степанов и С. Коваль. Вел спектакль В. Андрушкевич.
Татьяна Григорьевна Сойникова, педагог и режиссер, которая стала первой помощницей Б. Зона, вспоминала: «Каждые 10 дней труппа собиралась на декадники, где обсуждались все вопросы, все недоразумения и творческого, и бытового характера. Даже сплетни, любое столкновение выносилось на декадники… Часто на них приходил и Шварц. А на репетициях он бывал сплошь. Особенно в наш первый период. Он схватывал реплики актеров, если они ему нравились, когда они бродили по сцене в этюдах, нащупывающих действие. Правил текст на репетициях. Он хватал любое предложение и тут же дрожащей рукой, посмеиваясь и остря, записывал. Особенно много он использовал кадочниковских импровизаций. Тот был любимейшим актером Шварца.
Он бывал участником наших капустников. В одном из них Е. Л. играл пожарника. Это было удивительно смешно. У нас однажды чуть ли не во время генеральной репетиции, на сцену вышел пожарник, осмотрелся и говорит: продолжайте, продолжайте, — и ушел. В другой раз — на сцену выскочила кошка. Зон тогда яростно кричал об уничтожении всех кошек. И вот Шварц торжественно вешал бутафорского кота. Все лежали от хохота, как он это проделывал. Или в самое неподходящее время он подходил к кому-нибудь и говорил, что его к телефону, или ещё что-нибудь в этом же роде».
Выступая на вечере памяти Евгения Шварца в ленинградском Театральном музее в 1971 году, Владислав Андрушкевич вспоминал о других его «ролях» в Новом ТЮЗе. «Я не знал, что Евгений Львович в молодости был актером, но мне довелось наблюдать, как он играл в жизни: это было не просто чудачеством, это был творческий ход, прием. Скажем, вести разговор от чьего-то лица, лица задуманного им образа. Так однажды, на одном из вечеров-капустников, он придумал себе образ человека, который, кроме возгласа «ура!», больше ничего не произносил, но этим возгласом он пользовался многообразно. То он требовал, чтобы его возвеличивали: садился в кресло, сооружал на голове импровизированную корону и повелевал присутствующими. И надо сказать, что все охотно шли на эту игру. То он, сняв пиджак и расстегнув ворот, играл разбушевавшегося гуляку, то его находили в гардеробе, где он вымогал на чай, и все это одним возгласом «ура!»
Мне не раз приходилось бывать у него дома, выпрашивая текст уже репетируемого спектакля. Так было при работе над «Снежной королевой», так было и с «Красной Шапочкой», где он не мог придумать персонажа, нужного ему для дальнейшего хода событий. И вот прихожу я за очередной сценой, а он меня направляет на угол Невского и Садовой наблюдать за милиционером-регулировщиком. Он, видите ли, вчера наблюдал за ним целый час, а теперь должен пойти я и изучать искусство регулировщика, оказавшегося действительно волшебником: он виртуозно работал руками, всем корпусом. Я выполняю его задание, и затем мы поочередно играем: то я милиционера, а Евгений Львович всех обитателей леса и Красную Шапочку, то наоборот. Затем он заявляет: «Иди и скажи своему Зону, что через три дня я, так и быть, напишу хорошую сцену». Так появился милиционер. Кстати, он был куда интереснее, чем появившийся в печатном экземпляре по требованию реперткома образ лесника».
Шварц смотрел спектакли театра, поставленные не только по своим пьесам. После премьеры «Первой вахты» В. Вильде, где Кадочников исполнял роль курсанта Египко, за кулисы пришел Евгений Львович и провозгласил:
Как бы подводя итоги оценок спектакля своими коллегами, С. Цимбал писал: «Талантливость этой сказки, её своеобразие и неповторимое очарование помогли театру создать спектакль подлинно сказочный, веселый, живой и остроумный. Постановщика «Красной Шапочки» — В. Чеснакова мы до сих пор знали как превосходного балетмейстера тюзовских спектаклей. Сейчас он показывает несомненное дарование постановщика, примечательное своим весельем… Актеры играют, как бы параллельно, зверей со всеми внешними их особенностями, чертами, признаками и зверей в их аллегорическом, переносном смысле. Это в особенности относится к Уваровой, превосходно играющей лису, но наделяющей её такой отчетливой человеческой индивидуальностью, что элементы сказочности в образе начинают стираться. Технически при этом Уварова безупречна. В её работе много остроумия, изобретательности, того счастливого актерского простодушия, которое было бы в состоянии оправдать неизбежные элементы нарочитости в движениях и интонациях… У исполнителя роли волка Семенова этой непосредственности и простодушия оказалось гораздо больше, и в этом смысле ему очень помог и сам драматург. Шварц дал волку одну, казалось бы, вполне человеческую черту — волк очень не любит, когда ему дают советы, но слепо этим советам следует… Надо среди исполнителей отметить очень обаятельного и милого зайца (арт. Красинькова) и старательного ужа, которого изображает Кадочников… Прекрасную исполнительницу нашла Красная Шапочка в арт. Тимофеевой. Она играет существо нежное и ласковое, и если молодая артистка сумеет прибавить Красной Шапочке хороший ребяческий задор и веселость — образ её будет и живым, и по-сказочному обаятельным… Художница Анушина, композитор Дешевов помогли Чеснакову сделать живой, веселый и полный настоящего очарования спектакль…».
«Красная Шапочка» стала первой пьесой Шварца, которая была поставлена чуть ли не всеми ТЮЗами Советского Союза, в том числе не только на русском языке: в Донецком ТЮЗе, Центральном Детском театре, Архангельском ТЮЗе (1937); В Ярославском, Тбилисском армянском, Грузинском, Харьковском ТЮЗах (1938). Ставится и по сей день.
Переделал он пьесу и для кукольного театра, которая получила название «Красная Шапочка и Серый Волк». По замыслу она мало отличалась от «игровой» пьесы и тоже шла в большинстве кукольных театров. У Евг. Деммени премьера состоялась 24 февраля 1938 года.