Если коротко, то она делала со мной, что хотела. Часто не являлась на назначенные ей же свидания, а на те, что приходила, всегда опаздывала; постоянно врала (подозреваю, что она вообще не сказала мне ни слова правды за всё время нашего знакомства); могла не объявляться неделями, а потом вдруг позвонить в час ночи и вытащить меня куда-нибудь к чёрту на рога. Я переживал, я страдал, я злился, я чувствовал себя дурачком, Буратино, ракетой на боевом дежурстве, но почему-то продолжал с ней общаться и безумно радовался, когда у нас с ней получалось побыть вместе хотя бы пару часов.

Раньше, то есть сразу после того, как она меня бросила, я думал, что меня использовали как средство от скуки; теперь я понимаю — ничего подобного. Бороться со скукой было не в традициях этой дамы, она боролась со временем.

Как я уже сказал, она меня бросила, когда вернулся откуда-то там её первый, и когда она поняла бесперспективность второго. Я был уязвлён и очень сильно переживал.

«Это любовь» 1997-98 г.

Эта, с любой стороны прекрасная вещь появилась, когда на моём любовном фронте установилось капитальное затишье. Я как раз только что окончил институт, и прежние мои знакомые и знакомицы, вильнув на прощанье хвостами, сгинули в свои собственные жизни, а новыми, взрослыми знакомствами я к тому времени ещё не обзавёлся. Это было время непонятное и очень, очень счастливое. Эдакий перерыв между большими кусками моей молодой жизни.

Была зима девяносто восьмого года. Я полгода как работал на одной, как мне тогда казалось, временной работе, учился в заочной аспирантуре и числился на родной кафедре в должности ассистента. Думаю, это был способ наименее болезненного отрыва от сиськи альма-матер, к которой я, сказать по правде, к тому времени очень сильно привык.

Кассету с альбомом «Это любовь» я купил на Новом Арбате в палатке звукозаписи, неподалёку от магазина «Центр Ювелир». В этой палатке я как-то раз купил себе всего БГ. Замечательное было место.

После того как я первый раз прослушал кассету, мне захотелось что-то сделать. Глобально. Например, начать таки новый кусок жизни, который без наличия в нём новой любви, сами понимаете, ни какой не кусок, а так. О, как я возжелал совершить виртуальное аутодафе над прошлым, спалить на сырых дровах воспоминания о моих бывших и бесплотные грёзы о будущих и без промедления броситься на поиски новой любви!

«Вот она — волшебная сила искусства, — думал я, пробегая вприпрыжку вестибюль станции „Арбатская“, — вот оно, чувство, которого мне так не хватало в последние годы; вот он, выход из метро и из моего настоящего положения».

Но вскоре выяснилось, что никуда не надо было бежать — моя новая любовь ждала меня в моей альма-матер, рядом с моим рабочим столом, с зачёткой наперевес. «Знаю, знаю — это нехорошо…», неэтично, даже, можно сказать, аморально… но я ничего собой поделать не мог. После того как зачётка, утяжелённая моей подписью, исчезла со сцены, я сделал всё, чтобы студентка третьего курса с пышными тёмными волосами Алёна Елец задержалась в моей жизни подольше. И мне это, в конце концов, удалось.

Увидев в витрине музыкальной палатки в подземном переходе у станции метро «Китай-Город» новый альбом «Несчастного случая», я остановился. Правая рука сама собой полезла во внутренний карман пальто за бумажником, а вот ноги почему-то не поспешили преодолеть расстояние (метра полтора — два), отделявшее меня от амбразуры, из которой за мной наблюдало женское лицо непонятной национальности.

Странное что-то мне тогда подумалось. Вроде того, что диск, несомненно (из любви к искусству), купить бы надо, но стоит ли мне его слушать… вдруг ещё чего, не дай бог, случиться. Получалась ситуация, как в том еврейском анекдоте, когда стругать доски нужно, но класть при этом обратной стороной.

Пока я был занят рассуждениями, между мной и амбразурой возникла спина в коричневой болоньевой куртке, какие носили лет, эдак, пятнадцать назад. На голове у обладателя этого антиквариата была вязаная шапка «петушок», а с правого плеча свисала сильно потёртая красно-синяя сумка с надписью «USSR».

«Ничего себе», — подумал я и сделал шаг в сторону, чтобы разглядеть его лицо, но тот протиснул голову почти в самое окошко, и я не увидел ничего, кроме его малиновой с мороза щеки.

— Новый альбом «Несчастного случая» есть? — спросил человек в «петушке» (когда я услышал «Несчастный случай» у меня внутри натурально ёкнуло).

— Последний остался, — ответила продавщица, — с витрины возьмёте?

Мужик хмыкнул.

— Не пиво же, конечно возьму. Что стоит?

— Триста.

— Чё так дорого-то?

— Лицензия, — выговорила продавщица обиженно.

Человек в «петушке» просунул в амбразуру деньги. Женщина быстро их посчитала (две сотенные бумажки и две пятидесятирублёвые, все мятые) и дала взамен блестящий серый компакт-диск, с изображённым на нём А. Кортневым в образе ведущего программы «Спортлото». Человек в «петушке» ловко сунул диск в упомянутую сумку и пошёл от ларька прочь.

Все мои сомнения относительно того, надо ли покупать диск, отпали сами собой.

— А ещё есть? — спросил я продавщицу, когда мой взгляд, проводивший спину человека в «петушке», вернулся к амбразуре.

— Я же сказала: последний, — ответила девица с характерной для продавцов интонацией.

— Может, всё-таки поищите, очень надо, — аккуратно поинтересовался я.

Девушка скривилась:

— Нету, я сказала.

После этих её слов моё желание обладать диском из просто сильного превратилось в непреодолимое. Я понял, что обязательно должен его заполучить, чего бы мне это ни стоило, и, лучше всего, прямо сейчас…

— …но что же мне делать? — озвучил я финальную часть своей мысли.

— Бегите тогда вон за тем, — сказала, видимо, не сводившая с меня глаз, продавщица и мотнула головой в сторону, куда ушёл человек в «петушке». — Раз вам так надо. Может, продаст.

И я побежал, сам не знаю, зачем. Бежал тяжёлой, неуклюжей трусцой и думал, сколько я ему смогу предложить за диск. Пятьсот? Шестьсот? Добежав до очередных расходящихся в стороны рукавов перехода, я остановился — закололо в боку. Огляделся по сторонам. Народу в переходе было немного, вперёд и назад всё просматривалось, но «петушка» нигде не было. Теперь шансов найти его было совсем мало — переход на «Китай-городе» длинный и ветвистый, пойти он мог куда угодно. В метро, например.

Недолго думая, я решил выйти из перехода наугад, в первый попавшийся выход, который оказался на Солянку, к памятнику Кириллу и Мефодию. Подъём по лестнице бегом окончательно сбил дыхание, и к последней ступеньке я чувствовал себя тем спартанцем, бок которого грызла спрятанная под одеждой лисица. Проклиная всё на свете, в том числе и «Несчастный случай», я остановился и сделал несколько вдохов и выдохов. Когда боль утихла, а дыхание немного успокоилось, порылся в карманах пальто, нашёл сигареты с зажигалкой и закурил. Медленно, по плавной дуге, как нас учили на военной кафедре, обвёл я взглядом прилегающую местность сначала в сторону Лубянского проезда, затем в сторону Солянки, но ничего похожего на искомого персонажа не обнаружил.

Минуты через полторы, когда от моей сигареты осталась примерно треть, которую якобы не рекомендуют докуривать, сзади справа неожиданно появилась чья-то фигура. Я обернулся. На расстоянии вытянутой руки от меня стоял довольно высокий подросток в вязаной шапочке с нацболовской символикой.

— Закурить не будет? — спросил он таким поганеньким голоском, что меня всего передёрнуло.

Я машинально кивнул и полез в карман за сигаретами, попутно изучая просителя, а проситель, похоже, изучал меня. Со стороны мы, должно быть, были похожи на двух псов, которые ещё принялись друг на друга гавкать, но вот-вот начнут.

По мне, так выглядел парень мерзко: плоское скуластое лицо, маленькие, широко расставленные серые глазки, что-то пережёвывающий рот с обветренной верхней губой; чёрная куртка с красной звездой на сердце, безразмерные, непонятно на чём держащиеся чёрные джинсы, вязаные перчатки без пальцев на руках, под нестриженными ногтями — грязь. Кроме того, поза, в которой он ожидал угощения, несколько настораживала. Левая его рука была протянута вперёд, в готовности принять от меня сигарету, а правая (в которой могло быть что угодно) спрятана за спиной.