- «Эх, сейчас бы  сюда наш, Руссо-Балт»-  канючила девушка.

-«Аня, ты же знаешь, если бы мы его не продали, нам просто не на, что было бы ехать сюда»-ответила Медея.

-«Посмотри на деда, у него ноги, не чета, твоим, а идет себе и не ноет.»

На следующий день Рубен собрался в дорогу, его путь лежал в Тегеран. Медеи жаль было с ним  расставаться. Она  своим женским  сердцем чувствовала, что  расставание это будет долгим, если не бесконечным. Женщина  обняла его, слезы предательски  полились из глаз.

-«Ну, ну Медея, успокаивал ее Рубен, все образуется, я  как смогу дам тебе знать и затем переедете ко мне, вот только не знаю  куда. Бог дает  испытания каждому по его силам, а ты  у меня сильная!»

-«Рубен, мне лекарство нужно для отца»- тихо говорила Медея,  прямо в ухо Рубена, что б стоящий поодаль Казимир не услышал, очень дорогое, поможешь.

-« Конечно помогу, вот только не знаю, смогу ли я его раздобыть в Иране.»

-«Там полно англичан, через них попробую. Ну давай прощаться мне пора.»

Глава  43.

Незаметно и быстро  прошла весна, наступило, горячее южное лето. Медея  подрабатывала в порту переводчицей, денег платили мало, едва хватало на  скудное пропитание и на  жилье. Казимир пытался было устроиться  на прежнее место работы,

но  предприятие в основном простаивало, да и здоровье старика лишала его возможности на  какую-либо  серьезную работу.  От Рубена не было никаких вестей.  Где-то  там далеко в России, проходили  митинги, партии боролись за власть  всеми доступными и недоступными  методами. Здесь же время  как будто бы остановилось.

Да, на площади какие-то люди агитировали, за  новую власть, призывали  скинуть временное  правительство, но обыватели, молча постояв, послушав, расходились по своим делам, возможно мотая  услышанное на ус. Дома  свои, как и прежде они не запирали, так как богаче жить не стали, а замки тоже денег стоят. Зато овощей и фруктов  было вдоволь, стоили они удивительно дешево и Аннушка отводила душу, потребляя   фруктовые сласти в неимоверных количествах. К концу  лета,  Казимир  почувствовал себя хуже, он по долгу,  сидел на крылечке и смотрел на море, почти ничего не ел, сильно исхудал и   утробно кашлял. Медея,  приводила к нему  местных лекарей, но те только разводили руками. В один из августовских вечеров, Медея  нашла отца прислонившимся к перилам  крыльца уже бездыханного. Потратив, все имеющиеся деньги, они с дочкой похоронили Казимира Крулевкого рядом с Софико и четой Асатиани. Местный батюшка, долго не хотел отпевать  поляка, но увидел, что на тебе покойного  висит  православный нательный крестик, наконец –то согласился, попросив у Медеи  плату  вдвое больше положенного.

Аннушка, спросила мать, -»откуда у деда  такой  крестик, я его что-то раньше не видела»

Медея, смущаясь сказала, «что этот крестик, на шею отца  надела она, нельзя, что бы божий человек. ушел из жизни так без отпевания, а католических ксензов  в этом городе нет. Я думаю, что бог простит меня за это, дед твой хороший человек был, правильный. А бог, он един, что у православных, что у католиков, что у протестантов.»

Больше  в этом городе мать и дочь ничего не держало, поднакопив  немного денег, они решили  пробираться назад в Петроград,  вполне возможно, что Рубен,  уже там  либо в Гельсинфорсе и  что-нибудь придумает и для них.

Глава  44.

Ехать назад оказалось еще труднее, чем  в город Т. Прямых поездов не было,  бесконечные пересадки и штурм  вагонов  измотали  Медею и Аннушку  сверх всякой меры. Наконец. каким-то чудом  им удалось оказаться в вагоне, да еще в купе поезда идущего через украинские степи на Москву. Ночью  поезд остановился где-то в степи,

какие-то люди  с факелами  бегали вдоль поезда, орали и  матерились не умолкая.

Дверь  их купе с треском распахнулась, на пороге стояли три человека, в рванной полувоенной форме, от всех пахло сильнейшим перегаром, несвежим салом, чесноком и  многодневной грязью.

-«Так вы двое , брысь отсюда, прохрипел один из вошедших, указывая на двух пожилых женщин попутчиц, а вы буржуйские отродия готовьтесь, сейчас  ответите нам за угнетения  рабочего народа!». Он смачно выругался и громко рыгнул.

Аннушка и Медея, забились в угол, с  ужасом  представляя, что сейчас произойдет.

Один из бандитов, в нетерпении слал  расстегивать  пуговицы на штанах и  отбросил в строну ремень с кобурой. Все мужики дружно загоготали.

И вдруг Медея,  найдя в своей голове,  когда-то давно заученные слова, стала в отчаянии произносить проклятия, услышанные от Софико много лет тому назад.

Ужасные слова   сами собой  слетали с ее губ и  нападающие  как-то  разом  смолкли, потом остолбенели и  стояли  абсолютно белые, шапки на их головах  поднялись, так как  вдруг волосы  бандитов  встали дыбом.

Медея и Аннушка закрыли глаза, а когда открыли их, то в купе уже никого не было, поезд потихоньку тронулся, все быстрее и быстрее  удаляясь от места вынужденной остановки.

«Мама»-  дочка  прижалась к Медеи-« что это было, что ты им такое сказала?»

-« Аннушка, наверное  пришло время  рассказать тебе, то, что рассказывала мне твоя бабушка Софико, а ты даст бог  расскажешь когда-нибудь своей дочке»- сказала женщина каким-то тихим, не своим голосом.

Медея, долго рассказывала девушке, о тайне семьи Асатиани, о  марках с Левиафаном и  так же  о тех несчастьях, которые  преследуют владельцев  этих марок.

Аннушка  как  когда-то ее мать, долго заучивала непонятные заклинания. Но в отличии от нее делала это с большой охотой и старанием. перед ее глазами. все  еще стояли пьяные бандиты от которых сильно воняло перегаром и чесноком.

Долго, бесконечно долго добирались они  до  Петербурга,  мерзли в  вагонах и на станциях, им  приходилось добираться до городов на   попутных телегах, ночевать в крестьянских хатах. В дороге они узнали, что   временного правительства  уже нет, а есть  какие-то Советы народных депутатов, что  с немцами  вроде бы как  мир, однако  война  вроде бы еще идет, что Финляндия теперь самостоятельное  суверенное государство, а Гельсинфорс, теперь называется Хельсинки. Наконец,  измученные, исхудавшие и голодные они добрались до своего дома.

Глава  45

Дверь им открыл здоровенный  матрос  в  тельняшке. Погоняв  папиросу из угла в  угол он крикнул куда-то в глубину дома:

- «Слышь  Анастасия, тут твоя  бывшая  прибыла, ее  как, сразу в зашей или  сначала  побалакаешь?»

Вытирая руки о передник  к ним вышла их бывшая няня. За  прошедшее время, женщина  изрядно пополнела, и была похожа на торговку с Сенного рынка.

-«Здасте вам, я мы уж тут и не чаяли  вас увидеть, думали, за границу  подались, или  вообще сгинули где-то времена, то сейчас лютые,  вашему брату помещику ох как не сладко приходится. Ну да ладно, я женщина добрая, давайте  заходите, чего ж под дверью на морозе маяться.»

Бывшая домработница проводила их на кухню, налила пустого кипятка.

-«Извиняйте, нынче  ни сахару, ни заварки нету, так, что  отогревайтесь вот  горячей  водицей. А ежели у вас  какие запасы имеются, так выкладывайте на стол, у нас нынче все общее, одно слово –коммуна.»

Медея и Аннушка  молча, глотали кипяток, мало, что понимая. Наконец Анастасия, вытащила оттуда-то  несколько  ржаных сухарей, подержала их над паром, а когда они размякли, протянула Аннушке. –«Ешь, пока теплые, ежели застынут- зубы сломаешь.»

-«Значит так, господа  бывшие  хозяева, дом ваш  это как  называется,  сейчас выговорю-экс-про-приировали, по слогам  произнесла она мудреное слово, для нужд  рабочего народа. Теперича, я тут проживаю, со своим значит мужем  Еремеем, да вы его видели, матрос  с Балтики, да еще с пяток семей здесь обитают.  Хватит значит,   рабочему люду по баракам  слоняться, пущай теперь все поживут в тепле и уюте, так наша новая власть говорит. Ну, а раз вы не сгинули и  за границу  не драпанули, то и я следовательно добро помню.»