На ее деньги и ее кредит они основали кабаре «Мадам Австрия», где гвоздем программы была прекрасная Шарлотта, сразу ставшая первой актрисой, первой танцовщицей и первой певицей, что для одного человека было, пожалуй, многовато. В первый месяц, дела в кабаре шли блестяще, затем число посетителей пошло на убыль, им было скучно видеть на подмостках всегда одну и ту же красивую куклу то в красном, то в желтом, то в зеленом платье. Как актриса и певица она никуда не годилась; тут ее не спасала и красота. Кабаре «Мадам Австрия» погрязло в долгах; к приезду ротмистра Мена оно находилось при последнем издыхании.

— Одним словом, Шарлотта обанкротилась, — сообщил Мену швейцар.

Вечером ротмистр Мен ужинал в гостинице с прекрасной Шарлоттой, вновь и вновь восхищаясь ее красотой. Она была вне себя от радости, что опять встретилась с ним.

— Как поживает ваша прелестная невеста? — спросила она. — Помните, как она в тот вечер была мила под хмельком? Ее, кажется, звали Кларой?

— Да, ее звали Кларой, — сказал, смеясь, Мен. — Малютка вскоре после этого сбежала от меня с каким-то киноактером.

— О! — Шарлотта тоже не могла удержаться от смеха. — Как можно было изменить такому человеку, как вы? Это просто безвкусно! — воскликнула она, все еще смеясь.

Она осведомилась о Фабиане, которого считала слегка надменным и скучным, расспрашивала о всех знакомых, но больше всего, конечно, интересовалась гауляйтером.

— Это самый великодушный и самый замечательный человек из всех, кого я встречала в жизни! — мечтательно воскликнула она, по-видимому совершенно забыв о том, как грубо и бесцеремонно Румпф выставил ее за дверь. — Я никогда его не забуду, — добавила Шарлотта. — Я всегда вспоминаю о том, как это было любезно с его стороны, — предоставить мне самолет для возвращения в Вену. — Что-что, а злопамятной она не была.

Затем она стала рассказывать о своих победах и сказочных успехах: ее окружали майоры, полковники, генералы, бароны, графы; среди ее почитателей был даже один князь. Она так и сыпала громкими именами, пока у Мена голова не пошла кругом. Да, какие это были чудесные времена! Вся сцена в театре была заставлена цветами; приходилось нанимать экипаж, чтобы увезти их домой! Да, райская была жизнь!

В половине десятого начиналось выступление Шарлотты; конечно, она предоставила в распоряжение ротмистра свою ложу.

Это был маленький театрик, едва вмещавший двести человек. По обе стороны зала были устроены клетушки, которые Шарлотта именовала ложами.

Ротмистр Мен прослушал выступление венского комика, шутки которого он плохо понимал, и довольно хорошую певицу. Затем «мадам Австрия» выступила со своей новейшей программой «Невеста солнца».

Затянутая в тонкое трико, почти голая, прекрасная Шарлотта размахивала длинными покрывалами, окутывавшими ее словно прозрачным облаком. Эти покрывала в свете софитов казались то белыми, то розовыми, то красными. Иногда они превращались в пламенеющие лучи, напоминавшие зрителям, что перед ними Невеста солнца. К концу номера Шарлотта, оставшись одна на сцене, жонглировала золотыми шарами, которые она, смеясь, бросала в публику. Ротмистру Мену достались три таких шара, и все ее поклоны, казалось, были адресованы только ему.

Сняв грим, Шарлотта провела Мена в какой-то особый бар, где все знали ее и где кельнеры склонялись перед ней, как перед королевой.

Лишь теперь, когда Мен пригляделся к прекрасной Шарлотте, он, счел своевременным передать ей приглашение гауляйтера.

Шарлотта вскрикнула от восторга. Конечно, она принимает это приглашение с восторгом. Она готова ехать хоть завтра! Когда угодно!

— О, этот очаровательный гауляйтер! — восторженно щебетала она. — Я все еще безумно влюблена в него!

— Он будет счастлив, когда вы выступите перед ним в «Невесте-солнца», Шарлотта, — сказал ротмистр Мен.

— В «Невесте солнца»? Охотно! — Она крепко держала в своих руках руку Мена и, казалось, не намеревалась ее выпустить. — Как вы сказали? Гауляйтер зовет меня на три месяца? Вот будет чудно! — восторгалась Шарлотта, устремив на Мена свои прекрасные глаза. — Когда же мы едем, друг мой?

— Завтра у меня еще есть дела в Вене. Послезавтра, если это вас устраивает, — отвечал Мен.

— Отлично! Пусть будет послезавтра. Я так счастлива, что оставляю их всех… Это всё жулики! Сулили мне золотые горы — и облапошили меня… А сами живут как князья! Ну и пусть, пусть сами выпутываются из долгов. — Прекрасная Шарлотта весело рассмеялась и поклонилась кавалеру, который прислал ей через кельнера букет роз.

— Но ведь в «замке» нет сцены! — вдруг испуганно выкрикнула она.

— Ну, мы уж как-нибудь смастерим маленькую сцену.

— А освещение для «Невесты солнца»? — продолжала допытываться Шарлотта.

— А что, если мы возьмем осветительный аппарат из кабаре? — предложил Мен.

— Идея! — торжествующе воскликнула Шарлотта. — Мы заберем все провода и. лампы! Пусть эти жулики увидят, каково им без «мадам Австрии»!

Шарлотта и ротмистр Мен уехали на следующий день вечером. Они провели день в Мюнхене, где у Мена еще были дела, и на следующее утро прибыли в Айнштеттен.

— Прекрасная Шарлотта в Айнштеттене! — доложил ротмистр Мен гауляйтеру.

— Превосходно! Вы отлично выполнили поручение, Мен.

Ротмистр приказал сколотить небольшую сцену и устроить необходимое освещение. И вечером того же дня Шарлотта танцевала Невесту солнца.

Когда ротмистр Мен ввел гауляйтера в зал, Шарлотта стояла, залитая светом, покрывала ее играли всеми цветами радуги, а под конец она предстала во всей своей обольстительной красоте и начала жонглировать золотыми мячами.

Гауляйтер был в восхищении, гости рукоплескали.

— Вот и вы, прекрасная Шарлотта! — воскликнул гауляйтер. Он помог ей сойти со сцены и прижал к своей груди. — За эти три месяца мы не соскучимся. Надеюсь, вы все та же Цветущая Жизнь?

— А вы сомневались в этом? — смеясь, спросила Шарлотта, и ее прекрасные глаза засияли.

В то время как десятки больших городов уже были превращены в развалины, ущерб, который наносили воздушные налеты этому городу, был сравнительно невелик. Конечно, многие дома и общественные здания — больницы, церкви, фабрики — были разрушены прямым попаданием, несколько переулков и улиц выгорело почти сплошь, но в основном город уцелел.

Полковник фон Тюнен, который вел учет каждой бомбе, считал эти повреждения незначительными. Однажды он явился к Фабиану и попросил дать ему точные сведения, какой, по мнению специалистов, нужен срок для восстановления разрушенных зданий, тот вопрос интересовал его больше всего.

Специалисты образовали комиссию, члены которой все лето сновали по городу, что-то высчитывали, спорили и в конце концов решили: повреждения могут быть исправлены за два года, несколько большего времени потребует только восстановление церквей. Впрочем, нашлась группа архитекторов, сплошь состоявшая из членов нацистской партии, которая утверждала, что все, до последнего желоба, может быть восстановлено в течение одного года.

Полковник фон Тюнен разъезжал в своем элегантном автомобиле по городу с таким довольным и торжествующим видом, словно он собственными руками задержал бомбы.

«Через какой-нибудь год город снова примет такой вид, будто войны не было», — писал он в докладе, предназначенном для Берлина.

Этот доклад был бы менее оптимистичен, если бы он писал его несколькими неделями позже. Но как он мог знать об этом?

В летнее время самолеты противника редко появлялись над городом, но осенью налеты небольших групп участились. Сначала обыватели утверждали, что летчики предпочитают лунные ночи из-за лучшей видимости: затем стали говорить, что они любят темноту, так как в темноте их самолеты невидимы; и, наконец, пришли к убеждению, что летчики появляются, когда им вздумается, — и при лунном свете, и в полном мраке.

В первую неделю октября было два ночных налета подряд, не причинивших особого ущерба; на третью ночь над городом появилась такая большая группа самолетов, что у фрау Беаты от грохота машин замерло сердце. Небо в ту ночь было обложено низкими дождевыми тучами. Фрау Беата и Криста сидели и читали, когда их вспугнула сирена. Это было вскоре после одиннадцати.