Это были волнующие дни. Вчера все поезда шли на восток, сегодня они все идут на запад, состав за составом, днем и ночью. Войска, войска, войска, пехота, артиллерия, танковые части, летные части, бесконечный поток солдат; на вокзале нередко стояли по три состава одновременно.

Как разъяренное море, захлестывала германская армия границы на западе; она шла по Голландии, Бельгии, Франции, сметая все, что попадалось ей на пути. У Дюнкерка немцы сбросили в море англичан, и Фабиан торжествовал. «Не надо спать, когда сторожишь свои богатства!» — издевался он. Немецкие танковые части наступали на Париж, и сердце Фабиана билось еще сильнее. Он злорадствовал. Какое унижение терпит высокомерная Франция, которая в Версале так безжалостно втоптала в грязь Германию!

Когда немецкие авангарды перешли Марну и в сводках стали появляться названия мест, где он воевал в свое время, им овладело почти праздничное настроение; он еще хорошо помнил, где тогда были расположены его орудия! Чтоб отметить эти дни, он позвал на обед в «Звезду» сыновей и разрешил мальчикам заказать их любимые блюда.

Гарри и Робби тщательно принарядились; оба были в синих костюмах. Робби, впервые надевший длинные брюки, был убежден, что все посетители ресторана «Звезда» заметили это, и чувствовал себя, не совсем уверенно; вдобавок мать так сильно напомадила ему волосы, что его все время преследовал запах помады.

Зато Гарри, одетый с иголочки и подтянутый, чувствовал себя, подобно своему отцу, превосходно. Он записался добровольцем в танковую часть и через три месяца ожидал зачисления в полк, но уже и теперь считал себя солдатом и при всяком удобном случае становился навытяжку.

Никто не мог бы осудить отцовскую гордость Фабиана, когда он привел своих сыновей в ресторан. В самом деле, у него были все основания считать себя счастливым отцом.

Как только подали суп, мальчики снова почувствовали себя непринужденно, и Фабиану часто приходилось напоминать им, чтоб они не говорили так громко и не перебивали друг друга. Оба они получили по бокалу вина и выпили за победу на западе.

Фабиан воспользовался случаем, чтобы рассказать сыновьям о роли битвы на Марне в мировой войне, когда одному-единственному военачальнику пришлось решать вопрос о наступлении или отступлении армии.

— Как это могло быть? — спросил Гарри.

— Да так вот, генералы растерялись, не зная, что лучше — прорваться вперед или же сосредоточиться в одном месте.

— Сегодня бы они не колебались! — воскликнул Гарри, сверкая глазами.

— Нет, сегодня бы они не колебались, — с улыбкой повторил Фабиан пылкие слова сына.

За обедом больше всех ораторствовал Гарри. Экзамены в школе — о них он вовсе не думает, этим экзаменам, слава богу, сейчас не придают значения; гораздо важнее, что ему удалось поступить в танковую часть, — и этим он прежде всего обязан полковнику фон Тюнену. Через три года он может стать офицером!

— И я стану им! — восторженно воскликнул Гарри. — А что ты скажешь о Вольфе фон Тюнене, папа? Он уже капитан! Вот ведь отчаянная голова.

Он вынул из кармана приложение к утренней газете и разложил его на столе. Там был помещен портрет «юного героя Вольфа фон Тюнена, капитана, награжденного Рыцарским крестом». Рядом с ним — портрет баронессы, которая называла себя «самой гордой и счастливой матерью в городе».

— Когда-нибудь и я добьюсь этого! — заявил Гарри. — Это не пустяки, — подстегивал он сам себя, — первый офицер в полку, получивший Рыцарский крест! Первый офицер во всем городе! Говорят, что Вольф вывел генерала и весь штаб из окруженной деревни. Вот ведь молодчина, правда? — Он продолжал мечтать вслух и замолчал, только когда на стол были поданы три румяных жареных голубя, вид которых остановил течение его мыслей.

— Твои голубки, Робби! — сказал он, обращаясь к брату, заказавшему свое любимое блюдо.

— Целая поэма! — воскликнул восхищенный Робби.

— Нельзя же все-таки называть поэмой жареных голубей, — подтрунивал над ним Гарри.

— Почему же нет? — засмеялся Робби. — Их можно назвать даже собранием поэм.

— Ты хочешь сказать, что каждому дано право быть безвкусным? — снова начал Гарри. Он положил себе на тарелку голубя и сразу принялся ловко разрезать его.

— А из моей летающей бомбы будет прок, папа, — сказал он самоуверенно. Гарри любил поговорить о себе.

— Ты значит, еще не расстался с этой идеей? — спросил отец.

В ответ Гарри рассмеялся, как бы желая сказать, что не так-то легко расстается со своими идеями.

— Конечно, нет, папа. Мне удалось заинтересовать ею полковника фон Тюнена.

Гарри уже довольно давно был занят изобретением, которое он называл летающей бомбой. Планер подымал бомбу и, находясь над целью, автоматически сбрасывал ее.

— Ты только нажимаешь кнопку, папа, и артиллерийский склад взлетает на воздух. Бум! — произнес Гарри и нажал на стол, словно там находилась кнопка.

Малыш Робби, которому вино бросилось в голову, громко засмеялся, чем привлек к себе внимание сидевших за соседними столиками.

Гарри, грозно взглянув на брата, продолжал говорить о своем изобретении. Ему все еще не удавалось наладить управление бомбометанием на расстоянии, так как он мало что смыслил в радиотехнике.

Наконец подали десерт. Щеки Робби пылали, он то и дело беспричинно смеялся, но почти ничего не говорил.

— А ты, Робби, — обратился к нему отец, — как поживают твои рассказы? Закончил ли ты «Рождество машиниста?»

Робби в ответ только кивнул, так как рот его был набит мороженым.

— Да, «Рождество машиниста» уже закончено, — сказал он. — Я многое изменил в этом рассказе. Раньше было так, что машинист видел со своего места все происходящее у стрелочника, а теперь он сходит с паровоза и отправляется в домик стрелочника.

— А разве машинист имеет право оставить паровоз? — заинтересовался Гарри.

— Конечно. Ведь семафор все еще закрыт. Вот он и вошел в дом, и стрелочник с женой пригласили его к обеду.

Рабби рассказал, что было подано к столу.

— Затем дети спели рождественские песни, а машинист получил хорошую сигару.

— Но тут кочегар дал свисток, — закончил Робби свой рассказ. — Машинист в мгновение ока взобрался на паровоз, а жена стрелочника еще сунула ему рождественского ангела.

— А ведь в самом деле интересно! — похвалил Фабиан. — Ну а как со сказкой «Спотыкалка?»

— Отставлена, — коротко ответил Робби.

— Вот это правильно, Робби, над этой сказочкой только посмеялись бы, — сказал Гарри.

— Как и над твоей летающей бомбой, — задорно ответил Робби.

— Моя летающая бомба? — Гарри выпрямился. — Знаешь, Робби, ты еще слишком молод, чтобы понять значение летающей бомбы.

— Если вы будете ссориться, дети, — вмешался Фабиан, — я не закажу торта к кофе. А я как раз собирался это сделать.

— Мы не ссоримся, папа! — в один голос воскликнули мальчики.

В конце концов Фабиан предложил Робби, чтобы он дописал сказку «Спотыкалка» для него одного, и польщенный Робби дал свое согласие.

Весь город говорил о том, что юный Вольф фон Тюнен получил Рыцарский крест и чин капитана, и гауляйтер Румпф счел нужным устроить празднество в честь первого в округе кавалера Рыцарского креста. В торжественно разукрашенном зале ратуши полковник фон Тюнен представил приглашенным гостям своего отважного сына Вольфа, которого приветствовали аплодисментами и громкими криками «хайль». Вольф произнес короткую речь. Хотя он и выучил ее наизусть, но говорил плохо, запинался и замолчал на полуслове. Но тут баронесса фон Тюнен ринулась к трибуне и стала бурно лобзать своего сына. Рукоплесканиям не было конца.

Чествование закончилось кратким выступлением гауляйтера на тему: «Почему мы должны победить».

— Мы должны победить потому, что ни у одного народа нет такой отважной армии, — говорил он звучным голосом, — потому, что народ охвачен новым революционным духом, а революционные армии всегда побеждали, потому что мы сражаемся за право, которого нас лишали до сих пор. И, наконец, потому что мы сражаемся за свое существование.