В 1980 году, вскоре после переизбрания на четвертый срок и лишь за несколько недель до своего уикэнда в Лас-Вегасе, Уилсон сделал новый удачный ход и вошел в состав подкомиссии по ассигнованиям на национальную оборону. Теперь к списку федеральных учреждений, которые больше не могли относиться к Чарли Уилсону как к простому смертному, прибавились ЦРУ и Пентагон.
Эти два назначения были его пропуском на арену мировой борьбы за власть. Он получил секретный допуск самого высокого уровня, дополнительного штатного сотрудника, и был препровожден в звуконепроницаемое помещение под куполом Капитолия, где ему показали новое постоянное место: одно из двенадцати больших черных кожаных кресел, расставленных вокруг стола подковообразной формы. Эта комната закрыта как для публики, так и для остальных конгрессменов. Очень мало известно о том, что происходит, когда двенадцать заседателей располагаются в кожаных креслах. Каждый год они проводят нечто вроде тайного совещания, где заключаются грандиозные сделки и принимаются или отменяются важные стратегические решения. Поскольку на кону стоят сотни миллиардов долларов, а полное финансирование возможно лишь для ограниченного количества программ, на этих двенадцати мужчинах лежит огромная ответственность и бремя всевозможных соблазнов.
Правительственные аппетиты велики, и у каждого есть любимая система вооружений, военный спутник, посольство, где нужно провести капитальный ремонт, или спасательная миссия, которую нужно профинансировать. Белый дом, оборонные подрядчики, военные службы, коллеги-конгрессмены — все совершают сложные маневры вокруг распределителей бюджетных средств и стремятся заручиться их поддержкой. Лоббисты ежегодно составляют свой рейтинг власти, определяемый по количеству долларов, которые они выделяют конгрессменам для проведения предвыборных кампаний. Чарли Уилсон всегда занимал верхние строки этого списка, особенно на своей второй должности, где его имя стояло сразу же за именем Джона Марфа, председателя подкомиссии по ассигнованиям на национальную оборону.
«Любой, у кого есть мозги, хочет стать членом этой подкомииссии, потому что там крутятся настоящие деньги, — со смехом вспоминает Уилсон. — Как только я попал туда, то сразу же превратился из негодяя в самую хорошенькую девочку на вечеринке». Теперь Чарли Уилсон стал незаменимым человеком для будущего спикера Джима Райта, которому нужно было получить больше контрактов на строительство истребителей F-16. Техасский демократ Мартин Фрост нуждался в контрактах на бомбардировщики В-2. Уилсон с готовностью принимал своих коллег, всегда был любезен с ними и почти всегда мог помочь им.
Уилсон быстро обзавелся влиятельными союзниками и должниками. Между тем он вел гораздо более интересную и эффективную инсайдерскую игру в закоулках Конгресса, невидимых для посторонних. «Нужно рассматривать конгрессменов как однокурсников, а Конгресс — это колледж, где студенческие братства решают все, — объясняет Денис Нейл, вашингтонский лоббист и один из старейших друзей и союзников Уилсона. — Если у вас нет хода в нужное братство, вы остаетесь вне игры. Ни у кого не было больше знакомств в этих влиятельных кругах, чем у Чарли Уилсона».
В то время Нейл был одним из главных вашингтонских манипуляторов на арене иностранных дел. Его фирма Neill and Company представляла интересы таких клиентов, как Египет, Пакистан, Марокко и Иордания. Он обеспечивал для них американскую экономическую помощь, системы вооружений и хорошую прессу, страховал риски и хлопотал в коридорах власти. Одним из его рабочих инструментов были пожертвования на предвыборные кампании и оказание услуг конгрессменам, которые ведали распределением зарубежной помощи. Он не тратил времени и денег на тех, чье слово не имело веса, но считал Уилсона одним из двух или трех человек, без которых нельзя обойтись. Теперь, когда Нейл начинает перечислять многочисленные связи Уилсона, становится ясно, каким образом система «студенческих братств» в Конгрессе впоследствии позволила техасцу говорить от лица всей Палаты представителей, когда они с Авракотосом приступили к эскалации тайной войны ЦРУ в Афганистане.
«Как правило, если вы не еврей, вам не попасть на закрытое совещание Конгресса, где заседают еврейские лоббисты, — говорит Нейл. — Но Чарли это удалось. Если вы не чернокожий, вам не попасть в кружок чернокожих конгрессменов. Но Чарли играл с ними в покер как ни в чем не бывало. Они брали его в игру — единственного белого в этой компании».
Отчасти это можно объяснить тем, что Конгресс, как и любое другое человеческое учреждение, держится на личных знакомствах. Что бы люди ни думали об эксцентричных выходках Уилсона, они в целом хорошо относились к нему и хотели видеть его в своем обществе. Его дружба с замкнутым «чернокожим братством» началась с Барбары Джордан, харизматичнои женщины-конгрессмена, которая воспламенила нацию в 1973 году своими волнующими выступлениями во время слушаний по процессу импичмента президента Никсона. До переезда в Вашингтон они проработали вместе шесть лет в сенате штата Техас.
Бывший спикер Джим Райт вспоминает, что сначала все узнали, кто такой Уилсон, потому что он всегда сидел рядом с Джордан на заседаниях Конгресса: высокий красавец-ковбой и его спутница — суровая, хмурая, плотно сложенная темнокожая женщина. «Я был ее лучшим другом все шесть лет, пока она работала там», — с теплотой вспоминает Уилсон. Что касается темнокожих конгрессменов, собиравшихся для игры в покер и имевших мало общего с Барбарой Джордан, то их привлекали простодушные манеры Уилсона, отсутствие ханжества и аура «плохого парня», окружавшая его.
Еще один друг Уилсона, ультраконсервативный республиканец Генри Хайд, называет это фактором Адама Клейтона Пауэлла. «Сторонники Адама Клейтона Пауэлла любили его, потому что он всегда стоял за них до конца. А Чарли придумывал свои правила игры и на свой особый манер был Адамом Пауэллом для белых. В нем есть какой-то бесшабашный нонконформизм. Многие конгрессмены завидуют его образу жизни, но не осмеливаются подражать ему». Когда Льюиса Стокса, неприметного темнокожего председателя комитета по разведывательным операциям, арестовали за вождение в пьяном виде, Чарли завоевал его расположение одной фразой: «Мистер председатель, вы должны знать, что я осуждаю расистские нападки полицейского округа Колумбия по абсолютно сфабрикованному обвинению против вас».
Уилсон умудрился проникнуть даже в так называемый круг борцов за права женщин. С учетом его заслуженной репутации шовиниста и волокиты это казалось невозможным, однако он был одним из ярых сторонников утверждения поправки о равных избирательных правах, подготовившим и продавившим этот законопроект вместе с Барбарой Джордан, когда они работали в законодательном собрании Техаса.
Но Уилсон не останавливался на этом. Несмотря на то что его избиратели из «библейского пояса» решительно выступали против абортов, он всегда выступал за то, чтобы предоставить женщине право выбора. Во многом он делал это ради своей младшей сестры Шэрон, которая поднялась по служебной лестнице Ассоциации по планированию семьи и теперь занимала пост председателя национального совета этой организации. Противникам абортов он любил говорить, что он голосует за свободу совести — точно так же, как он всегда голосовал вместе с ними против любых запретов на продажу оружия. По словам Уилсона, его избиратели простят ему любую оплошность, «но не потерпят посягательств на право американского гражданина носить оружие».
Выступление против запрета на аборты было почти таким же опасным, но Чарли Уилсон был готов почти на все ради своей младшей сестры. Поэтому на благотворительных завтраках в «Лайонс-Клаб», «Ротари-Клаб» и церковных организациях он просто говорил: «Знаю, что мы с вами не придем к согласию по этому вопросу, но я голосую за право выбора». Его консервативные избиратели каким-то образом мирились с такими заявлениями, а в Вашингтоне это создавало еще одну платформу для поддержки эксцентричного конгрессмена.