Вопрос с назначением в Хельсинки считался решенным, и Авракотос уже был зачислен на курсы по изучению финского языка, когда полномочия Вульфе истекли, и ему на смену пришел Уильям Грейвер, еще одна ходячая легенда Агентства. Ростом шесть футов семь дюймов, он производил внушительное впечатление и служил в ЦРУ с момента его основания. Его ранг соответствовал четырехзвездочному генералу, и он полагал, что на секретной службе должны работать разведчики-джентльмены того рода, с которым он был хорошо знаком, когда работал в ОСС[18] во время Второй мировой войны. Авракотос никак не соответствовал этому представлению, и вскоре Грейвер решил, что он не станет уважать выбор своего предшественника.
На следующее утро после Дня Труда[19] 1981 года Грейвер вызвал Авракотоса в свой большой угловой кабинет на пятом этаже штаб-квартиры ЦРУ. Авракотос помнит, как у него засосало под ложечкой в тот момент, когда он вошел в комнату. Грейвер провел большую часть своей службы в Германии, и теперь оперативнику показалось, будто он вошел в эсэсовское логово. «Прежде всего бросалось в глаза, что Грейвер принадлежит к тевтонскому типу, — говорит он. — Это не значит, что он был белокурым арийцем с точеными чертами лица. Это значит, что он был жестким, совершенно деревянным и без всякого чувства юмора». Единственными наградами, которые имел Грейвер, были дипломы и сертификаты, большей частью на немецком, развешанные на стенах. Даже его адъютанты показались Авракотосу похожими на тевтонов — «из тех, что носят чемоданчики и щелкают каблуками. Я как будто попал на прием к фюреру».
Грейвер сидел за своим столом и оставил Авракотоса стоять, словно нашкодившего мальчишку. Глава отдела сообщил, что заветный пост начальника оперативного отделения в Хельсинки будет принадлежать кому-то другому. Назначение было уже внесено в ведомости, но Грейвер аннулировал его. Разговор едва успел начаться, но тут Авракотос завершил встречу в нарушение всех протокольных формальностей. Более того, он посоветовал Грейверу трахнуть себя в задницу.
Когда Авракотос развернулся и широким шагом прошел мимо секретарей и оперативников в приемной Грейвера, он знал, что совершил настоящее преступление в том мире, который сурово обходится с нарушителями внутреннего морального кодекса. В ЦРУ, и особенно в секретной службе, существует некоторая претензия на неформальное общение. Сотрудники одеваются в цивильное и называют друг друга по именам. Но на самом деле организация устроена по образцу армейской, и майор (примерный ранг Авракотоса) не может позволить себе подобную вольность в общении с четырехзвездочным генералом. Теперь Билл Грейвер мог положить конец карьере Авракотоса.
Без сомнения, Грейвер считал, что застиг Авракотоса врасплох и что бедняга просто утратил власть над своими чувствами. Он не имел представления, с кем имеет дело, и какого опасного противника он нажил себе. Каким бы отсутствием джентльменских навыков ни страдал Авракотос, в области практического шпионажа ему не было равных. Как это было у него в обычае, Авракотос внедрил в Европейский отдел своего осведомителя, который заблаговременно сообщил ему о планах Грейвера. «Крот» даже поставил Гаста в известность, что другой сотрудник уже выбран на пост, который Грейвер якобы собирался отдать ему. Авракотос пришел к выводу, что Грейвер не только собирается лишить его повышения, но намерен унизить его и вышвырнуть на улицу.
Вероятно, если бы Грейвер просто сказал Гасту, что не собирается ничего предпринимать, на этом бы все и закончилось. Но когда Авракотос столкнулся с расчетливой ложью, им овладела ярость, граничившая с насилием. У начальника не хватило духу прямо заявить о своих намерениях, и «Резня в день Хэллоуина» начиналась по новой. Тевтонский ублюдок думал, что последняя этическая чистка сойдет ему с рук, а Гаст просто скажет «большое спасибо за все» и растворится в ночи.
В Авракотосе проснулась темная и опасная сила, которую он раньше обращал только против врагов Америки. Можно не сомневаться, что он с предубеждением относился к «изнеженным бездельникам», правившим бал в ЦРУ, но он чрезвычайно уважал Агентство и отдавал своей стране каждую каплю своих выдающихся талантов и энергии. Оскорбление, нанесенное ему Грейвером, выходило за рамки обычных карьерных махинаций. Грейвер как будто отправил все предыдущие достижения Гаста в мусорную корзину и объявил его непригодным для службы в любой должности. Теперь, после этой вспышки, Авракотосу не стоило рассчитывать на какое-либо продвижение по службе, зависевшее от человека, который даже толком не знал его.
Но жизнь иногда бывает похожа на романы Диккенса, где пути героев, которые знакомятся в самом начале, пересекаются гораздо позже, словно по велению судьбы. Клэр Джордж, с которым Авракотос подружился еще в Греции, недавно стал вторым человеком в Секретной службе и явно метил на пост директора оперативного отдела.
Клэр Джордж немало задолжал Авракотосу, и тот имел полное право рассчитывать, что старый друг придет ему на помощь. Их дружба в Афинах продолжалась более трех лет, в самый разгар террористической кампании группировки «17 ноября». Джордж добровольно вызвался возглавить афинское отделение сразу же после убийства Ричарда Уэлча, и Авракотос стал его проводником по опасному и запутанному политическому ландшафту Греции 1970-х годов. Фактически он делил с Авракотосом ответственность за управление всей огромной структурой ЦРУ в Афинах. Гаст руководил подводной частью айсберга: безопасными домами и квартирами, группами службы безопасности, контактами с армией и военной полицией. После убийства Уэлча, когда любое важное задание подразумевало грязную работу, Гаст находился в своей стихии, и Клэр Джордж всецело полагался на него. Они проводили вместе целые дни, а иногда и ночи; они постоянно находились на прицеле террористов из «17 ноября» и постоянно строили планы первого удара. Они пили и развлекались вместе. Подобно свирепому ангелу-хранителю, Авракотос бдительно следил за безопасностью Джорджа и даже отдал ему на попечение своего испытанного шофера и личного телохранителя.
По забавной случайности Джордж и Авракотос родились в маленьких городках Пенсильвании, отстоящих друг от друга лишь на десять миль. Джордж, сын почтальона, без труда перенял манеры, одежду и привычки правящей элиты ЦРУ Гаст безжалостно подшучивал над ним и называл его «неженкой из Бивер-Фоллс», одним из тех маменькиных сынков, которых так любили поколачивать крутые парни из Эликиппы. Но, по правде говоря, Авракотос любил его. Он даже с одобрением относился к способности Джорджа приспосабливаться и ассимилировать, подобно хамелеону, чтобы облегчить себе путь наверх в коридорах Агентства. Но больше всего он ценил то, как Джордж отстаивал его интересы и выступал в защиту сотрудников иностранного происхождения, выбранных для заклания в «День резни на Хэллоуин». Тогда Джордж не подписался ни под одной телеграммой, но оказал молчаливую поддержку, и теперь Гаст был уверен, что он поддержит его. Когда Грейвер потребовал наказать Авракотоса, Джордж вызвал своего старого друга на седьмой этаж для разговора по душам.
— Эх, Коста, Коста, — начал Джордж, припомнивший старую греческую кличку Авракотоса.
Джордж не стал давать Гасту прямых советов о том, что нужно делать. Он старался помочь, но давал понять, что Гаст столкнулся с серьезной проблемой, требующей срочного решения. Он призвал своего друга больше не оскорблять Грейвера.
— Он может подложить тебе большую свинью, — сказал он.
— Ты меня хорошо знаешь, — ответил Авракотос. Я не собираюсь лизать ему задницу, и кроме того, он не хочет видеть меня в своем отделе.
— Да, но ты не можешь разговаривать с ним в таком тоне. Он очень влиятелен.
Спустя несколько дней, когда секретарь Грейвера позвонил ему и назначил очередную встречу с начальством, Авракотос решил, что Джорджу каким-то образом удалось смягчить ситуацию. Тем не менее он держался настороже, когда снова вошел в большой кабинет на пятом этаже. В тот раз Грейвер попросил его закрыть за собой дверь. Теперь он попросил снова, но Авракотос решил оставить ее открытой.