Гаст был твердо убежден: ничто не должно ставить под угрозу эту связь с саудовцами. Когда король Саудовской Аравии на месяц послал в Лэнгли своего сына, Авракотос приложил все силы, чтобы с молодым принцем обращались как с настоящим монархом. Он даже проконсультировался с Джорджем Кейвом, лучшим экспертом Агентства по Саудовской Аравии и Ирану, который сообщил ему, что из-за мусульманского запрета на ростовщичество Агентство, вероятно, не должно размещать деньги на процентном счете. Гаст предоставил выбор саудовцам, которые поблагодарили Агентство за уважение к их религии и выбрали беспроцентный счет.

С точки зрения Гаста, Твиттен так сильно хотел ублажить Оливера Норта и Белый Дом, что был готов поставить под угрозу связь с саудовцами. Авракотос не мог ему этого позволить. Твиттен позвонил по секретной линии и спросил у него номер банковского счета.

— Зачем? — спросил Авракотос. — Вам не нужно его знать.

— У меня есть на это право. Позвоните Клэру.

— К черту — пусть Клэр сам позвонит мне.

Вскоре после этого разговора Хилли-Билли, финансист из группы Гаста, сообщил, что на него оказывали давление, чтобы он назвал номер счета. «Направляйте все звонки ко мне», — приказал Гаст. Когда Твиттен снова позвонил и сослался на распоряжение Совета по национальной безопасности, Авракотос ответил: «Пусть Кейси лично прикажет мне это сделать». По словам Гаста, он также сказал Твиттену: «Если вы дальше будете продолжать в таком духе, то отправитесь в тюрьму». В конце концов Твиттен смог заставить главу финансового отдела дать ему номер счета[58].

Еще более тревожным для Гаста было известие об отставке Джона Макмэхона в феврале 1986 года. Макмэхон был одним из самых высокопоставленных покровителей Авракотоса. Он долго взывал к осторожности и настаивал на маскировке участия США в афганской войне, но потом поставил свою подпись под стратегической программой Викерса и впоследствии поддерживал каждый новый виток эскалации военных действий в Афганистане. Все сотрудники Оперативного управления, включая Авракотоса, выстроились в ряд, чтобы пожать руку ветерану с тридцатилетним стажем и попрощаться с ним.

Эд Гиновиц, назначивший Гаста на его нынешнюю должность, когда Клэра Джорджа не было в городе, и поддерживавший его все эти годы, тоже готовился к отставке. Казалось, что-то нехорошее творится и с самим Биллом Кейси. Ходили слухи о его недугах и о новом парламентском расследовании.

Викерс мог остаться на своей нынешней работе — во всяком случае, до тех пор, пока Гаст возглавлял афганскую программу. С другой стороны, Берт Данн предлагал ему работу на любом зарубежном направлении при условии, что он останется у Авракотоса еще на один год. Но все это казалось ничтожным по сравнению с тем, к чему он привык.

Встреча с членами коллегии ЦРУ по карьерным вопросам подтвердила опасения Викерса. Авракотос и Данн могли добиться для него повышения до ранга GS-12 из-за особого характера его работы, но пройдет не менее пяти лет, прежде чем он сможет рассчитывать на GS-13. Викерсу сообщили, что ему придется совершить две зарубежные командировки по два года каждая, прежде чем он сможет ожидать перевода на следующий уровень.

Майк снова и снова обдумывал свое положение, и каждый раз, когда он представлял свою дальнейшую карьеру в ЦРУ без Гаста, Берта и афганской программы, она казалась ему тусклой и безрадостной. Все могло бы обернуться иначе, если бы Викерс чувствовал, что Гаст действительно нуждается в нем. Если бы он поверил, что ему предстоит много новой работы, то, возможно, предпочел бы остаться. Но сейчас все его расчеты и планы были завершены. Он составил подробный план афганской программы на следующие три года, и любой компетентный сотрудник мог справиться с этой работой.

Впоследствии Гасту пришлось признать, что его младший товарищ был прав. Из-за огромных средств, уже ассигнованных на будущие закупки и поставки вооружений, никто не мог изменить план, который Викерс привел в движение. Не имело значения, каким влиянием мог пользоваться начальник оперативного пункта в Исламабаде или какое отдельное мнение мог иметь любой из высокопоставленных чиновников в штаб-квартире ЦРУ. Они должны были осуществлять поставки оружия и боеприпасов или же вернуть деньги в Казначейство. Теперь практически любой человек мог руководить программой Викерса, так как он проложил курс на следующие три года и расписал все поставки товаров и вооружений в зону боевых действий.

Авракотос не сомневался в заявлении Викерса, что чаша весов уже склонилась на другую сторону. Безошибочные признаки свидетельствовали о том, что в советской броне появились трещины. Афганцы распробовали вкус крови и вскоре должны были получить самое лучшее и современное оружие. С точки зрения военного стратега программа двигалась на автопилоте и не нуждалась в дальнейшей корректировке.

Церемония прощания была скромной. Берт в течение десяти минут перечислил достижения Викерса и поздравил его с успехом. Гаст пригласил его на ужин и предложил тост в его честь. После этого Майк уволился из Агентства и поступил в Уортонскую школу бизнеса. Он имел большие планы на будущее и предполагал когда-нибудь вернуться к работе в сфере национальной безопасности. Но теперь он собирался овладеть основами делового администрирования.

В возрасте тридцати двух лет Майк Викерс покинул Лэнгли без каких-либо фанфар и широкого признания. Главные ворота Лэнгли закрылись за ним, но он оставил после себя богатое наследство. Мощная исламская армия для самого великого джихада современности была создана благодаря его стратегическому видению. Уже тогда непобедимая Советская армия пребывала в растерянности и не знала, что ей делать с моджахедами, которые когда-то представляли собой неорганизованную массу свирепых воинов, но теперь научились действовать слаженно и наносить разящие удары. Викерс сказал Гасту, что их усилия проявятся в полной мере не ранее 1987 года, но жребий был брошен. Они выиграли первую битву, и окончательная победа оставалась лишь делом времени.

Схватка между инженером Джафаром и тремя советскими вертолетами завершилась в следующие несколько секунд. Первый выстрел из «Стингера» выдал его расположение, и теперь боевые машины приближались, чтобы раз и навсегда покончить с ним. Но, по словам Джорджа Патгена, «на войне сражаются оружием, но побеждают всегда люди». Джафар схватил второй «Стингер» и, воззвав к своему богу, снова нажал на спусковой крючок.

Вертолет внезапно превратился в сломанную игрушку, падающую с неба. В стороне от Джафара прозвучал второй и третий призыв к Аллаху, и теперь уже три Ми-24 разваливались на части у них на глазах. Бог действительно явил свое величие.

Это был поворотный момент. «Стингеры» действовали, и афганцы вскоре продемонстрировали невероятное мастерство в применении этого оружия. По оценкам ЦРУ, семь из каждых десяти выстрелов попадали в цель. Каждый истребитель МиГ стоил в среднем 20 миллионов долларов по сравнению с 60000—70000 долларов за каждый «Стингер». Такая окупаемость вложений в духе холодной войны не могла не радовать ЦРУ. Но на самом деле эффект «Стингеров» значительно превосходил количество сбитых самолетов и вертолетов.

Теперь советские пилоты всерьез беспокоились о том, что они могут оказаться в зоне поражения «Стингера». В качестве защитной меры они стали регулярно отстреливать осветительные патроны; это был единственный способ сбить с цели боеголовку с системой теплонаведения, которая ориентировалась на их выхлопной след. «Мы хотели, чтобы они стали беречь свои задницы», — сказал Уилсон. Именно это происходило, когда советские пилоты совершали сложные маневры, чтобы американская боеголовка не ударила прямо в сопло их когда-то неуязвимого штурмового вертолета.

Моджахеды с торжеством наблюдали за воздушной акробатикой, ежедневно устраиваемой на авиабазе в Баграме. Пилоты заходили на посадку высоко, а затем начинали резкий спуск по спирали, виляя из стороны в сторону, чтобы сбить прицел на мишень. Но самым важным достижением для афганцев стала перемена в характере ежедневных боевых вылетов Ми-24.