Вот и всё. Их окружили.

Волчий Хвост переиграл его. Его, Свенельда, старейшего и опытнейшего русского воеводу. Его, что служил Киеву ещё во времена князя Ингвара, водил полки на козар и греков, в Булгарию и Мазандеран, ходил на Пересечен и Искоростень и дрался с печенегами. И вот ныне этот прославленный воевода спасается с двумя десятками воев.

Дозоров Свенельд выставлять не стал, и Варяжко молча согласился с ним — оба понимали, что обречены. И потому, когда на опушке треснула под ногой ветка, все от неожиданности вздрогнули и схватились за оружие.

— Не спеши стрелять, — услышали они от опушки донельзя знакомый голос, и Свенельд, отпустив рукоять меча, уткнулся лбом в колени — ему вдруг стало невыносимо больно и стыдно.

Варяжко же, напротив, подхватился с места, хищно поводя клинком:

— Ого, кто к нам пожаловал, — зловеще процедил он. — Славный витязь без чести и совести.

Волчий Хвост шагнул в круг света. Варяжко хищно двинулся было навстречь, но следом за Военегом Горяичем из темноты вынырнул Самовит, за спиной которого стояли ещё двое кметей. Варяжко замер на миг, потом плюнул Волчьему Хвосту под ноги и сел спиной к огню — не видеть киевского воеводу.

— Сколь своих ты убил? — спросил Свенельд, не подымая головы.

— Два десятка, — глухо ответил Военег Горяич, садясь на корточки. — Дозволишь присесть?

— Садись, — урманин, наконец, поднял голову. На его щеках блеснули, прячась в бороде, две мокрые дорожки. — А ты всё ж сволок, воевода…

— Так, — кивнул Волчий Хвост. — Два десятка человек… это плата за твой разгром. Они ныне ждут меня на Звёздном мосту и, когда придёт мой срок, я мыслю, даже Чёрный Пёс не поможет мне…

— Тогда зачем?! — с нестерпимой болью и гневом гаркнул Варяжко, но тут же махнул рукой и вновь отвернулся.

Волчий Хвост дёрнул уголком рта и не ответил. Он помолчал несколько мгновений и вдруг спросил:

— Ты писал про то, как будет после победы… Кто это выдумал? В жизни не поверю, что ты или Варяжко.

Свенельд угрюмо кивнул:

— Верно. Додумался до того радимский боярин Твёрд Державич.

Волчий Хвост отшатнулся, словно его ударили. Но почти сразу же овладел собой.

— Кто ещё с вами вместях?

— А ты на костях погадай, — злорадно усмехнулся урманин.

— Не зарывайся, — хмуро сказал Волчий Хвост. — Ваше дело проиграно, а княжьим катам на дыбе всё одно всё расскажете.

Варяжко только вдругорядь плюнул, встал и отошёл от костра. Волчий Хвост, не мигая, смотрел на Свенельда. Старый урманин несколько времени молчал, потом, наконец, убито махнул рукой:

— Ладно. Жри, волчара. Помимо Твёрда — древлянский княжич Мстивой Ратиборич и черниговский тысяцкий Претич.

— И всё? — вкрадчиво спросил Волчий Хвост.

— Всё.

— А кто… князем?

Свенельд только скривил губы и не ответил.

— Я даю вам время до утра, — бросил Военег Горяич, вставая. — Потом живым не уйдёт никто.

Варяжко несколько мгновений глядел в темноту вслед Волчьему Хвосту и его людям, потом его лицо исказилось, и он медленно потянул из налучья лук.

— В спину… — коротко обронил Свенельд, и Варяжко остоялся на полпути. Потом коротко выругался и сказал:

— Ты как хочешь, воевода, а я до утра ждать не буду. Мне ныне помирать нельзя — мне ещё великий князь должок не выплатил.

— Иди, — мёртвым голосом сказал урманин.

Варяжко молча поклонился и исчез в темноте. Скоро раздался дробный топот копыт, тьма огласилась громогласным матом, засвистели стрелы, потом всё стихло.

Из темноты вышел к костру кметь, глянул вопрошающе.

— Сколь осталось?

Кметь неопределённо повёл плечом.

— Сдавайтесь, — глухо сказал Свенельд. — Незачем вам умирать.

— А ты, воевода? — испуганно спросил кметь, но ответа не было.

— А где Варяжко?

— Ушёл ночью, — торопливо ответил кметь, со страхом косясь и одновременно избегая глядеть на распластанное тело Свенельда с жуткой колотой раной на груди — воевода бросился на обломок копья. — Забрал с собой двоих кметей и ушёл.

Волчий Хвост вздохнул. Где бы гридень ныне ни был — его уже не достать.

Широкая гладь Днепра Славутича рябила на ветру, разбрасывая яркие солнечные искры, — великая княгиня Ирина невольно щурилась, глядя с гульбища на Подол. Ветер трепал выбившиеся из-под повоя волосы, холодил голову, но княгиня упорно не уходила с гульбища — казалось, она хочет увидеть на Подоле кого-то.

Купеческие лодьи сгрудились у вымолов, щетинясь щеглами. Средь них, казалось, шло какое-то неясное движение, что-то мельтешилось. Малюсенькие издали дрягили сновали вдоль вымола, сгорбясь под тяжестью тюков, бочек и мешков.

Наконец, Ирина увидела знакомую фигурку. Высокий человек проходил мимо дрягилей, выделяясь средь них, как дикий тур средь домашних коров. Постоял возле одной лодьи, другой, тронулся к третьей.

Стемид не стал торопиться, в отличие от Волчара. Да и не было ему в том нужды. А поскольку был он не в бегах, как Волчар, то путь выбрал иной — не горой, а водой. Так и легче, и — чем леший не шутит — быстрей.

На первой лодье было пусто, не видно даже юноты, что на иных возились с верёвками.

— Эгей, хозяин! — позвал кметь, подойдя к самому борту.

В мурье лодьи что-то завозилось, потом с грохотом обрушилось, раздалось громкое ругательство, в коем можно было разобрать только чью-то мать. Потом дверь со скрипом отворилась, появился невысокий черноволосый мужик. Потирая заспанное лицо ладонями, отчего его борода войственно встопорщилась вперёд, он неприветливо бросил:

— Чего надо?

— Узнаю русича по ласковым словам, — пробормотал негромко Стемид и спросил уже громче, подавляя рвущееся с языка слово «куда?». — Далёко ль путь держишь?

— В Царьград, — буркнул мужик и выжидательно умолк.

Стемид мало не скривился — он сомневался, что такой корабль мог дойти даже до устья Днепра, не то что до Царьграда. Но вслух того не высказал — достало и того, что при виде его усмешки в глазах хозяина зажглись злобные огоньки.

— Нет, хозяин, в Царьград мне не надобно.

— Ну и проваливай дальше, — угрюмо ответил хозяин и вновь скрылся в мурье. А вот юноту он, должно, от скупости не держит, — мстительно подумал Стемид, насмешливо улыбнулся и пошёл дальше.

Вторая лодья как раз заглатывала грузы — артель из шести дрягилей волокла на борт мешок за мешком. Хозяин же в мурье тож не отлёживался, а помогал гребцам обтягивать верёвки снастей. Вернее, гребцы обтягивали, а хозяин следил за наклоном щеглы и натяжкой верёвок, да время от времени орал то на гребцов, то на дрягилей.

Стемид остоялся, несколько мгновений полюбовался на слаженную работу, потом окликнул хозяина. Тот обернулся и глянул вприщур. Урманин? На словенской-то лодье? Ну и дела…

— Далеко ль путь держишь, хозяин речного коня? — блеснул кметь северной молвью, кою он, как и всякий варяг, хоть худо-бедно, а знал.

— Домой, — коротко ответил урманин, у которого весело заискрились глаза — должно, знание северной молви у Стемида было довольно-таки скверным. Ладно, усмехайся, — подумал про себя варяг. — Придёшь ты ещё в нашу землю вендскую, ошейник холопский примерить. Но мыслей своих сумел не выказать.

— Через Полоцк или через Новгород?

— Вестимо, через Полоцк, — теперь уже и урманин щегольнул знанием словенской молви. — Ближе.

— Попутчиков берёшь ли?

— Беру, — кивнул хозяин лодьи. — Далеко?

— Не ведаю пока, — повёл плечом кметь. — Может, до Полоцка, а может и ближе. Как срастётся.

Вчера сделанный чародеем науз ясно показывал на полночь. И за ночь ничего не изменились.

— Коль просто седоком, то до Полоцка пять кун. А коль грести будешь, то три. Идёт?

— Идёт. Когда отходишь.

— Вот догрузимся, — кивнул урманин на дрягилей. — Так что подымайся на борт.

Лодья отошла от берега, протиснулась меж других кораблей и вышла на чистую воду. Дружно ударили вёсла, лодья чуть приподнявшись из воды, рывком прыгнула вперёд, набирая разгон против течения.