Ежели там, в доме, не лапотник-простолюдин, а настоящий вой, кметь, то с ним и ещё вои есть. Самое большее, копьё. И один наверняка на гульбище. На месте хранителей Стемид так бы и поступил, а считать их глупее себя у варяга не было никаких оснований.

Кметь переждал мгновение и всмотрелся как следует, но так ничего и не увидел. То ль они и впрямь были глупее него, то ль людей у них не хватало. Скорее всего, второе…

Стемид скользнул по саду до края открытого пространства, прижался к развесистой яблоне и вгляделся снова. Нет. Никого. И собак — ни одной. Беспечно живут хранители, ой, беспечно…

Луна вновь скрылась за тучей, и варяг рванулся. Остоялся у стены дома. Над головой тускло желтели доски настила на гульбище. И тут же ударила мысль — а ну как в саду кто с самострелом… его сей час видно у стены, как таракана на ладони.

Высота гульбища — сажень. Не подпрыгнешь и не влезешь… и незачем. Саженными прыжками Стемид взмыл вверх по всходу крыльца, присел, глянул туда-сюда, поводя нагим клинком из стороны в сторону.

Ни-ко-го.

И правильно. Они ведь никого не ждут, пото и стражи во дворе нет. А вот дверь в сени на засове, и это тож правильно. А проверим-ка мы их на глупость…

Стемид еле слышно поскрёбся в дверь — так скребутся коты, когда нагуляются по соседским кошкам.

И угадал!

После того, как варяг поскрёбся вторично, дверь с еле слышным скрипом отворилась. В полумраке сеней трепетал огонёк лучины, и тускло белело человеческое лицо. Рот открылся, но крик увяз в горле, оборванный лёзом меча. Лицо распахнулось надвое чёрно-кровавой трещиной, мёртвое тело упало на пол. В сенях было темно. Стемид ощупью подобрался к двери, хоть и понимал, что медлить больше нельзя.

В доме что-то загрохотало. Можно было уже не скрываться, и варяг, отшвырнув дверное полотно, бросился в жило.

Остоялся у самого порога.

На миг стало тихо-тихо, и варяг сразу же увидел ЕГО…

Странный и подозрительный зловещий шум сорвал Колюту с постели. Он вмиг всё понял, и, не одеваясь, рванул из ножен меч. Выскочил в горницу и остоялся.

ОН был в буром кояре. Каким-то звериным чутьём зачуяв появление Колюты, ОН обернулся. Кметь улыбнулся и шагнул вперёд — близилось освобождение.

Хранитель шагнул вперёд, свет луны из окна упал на его лицо, и Стемид опешил, признав противника.

— Колюта?!

Колюта тоже замер. Несколько мгновений они ошеломлённо глазели друг на друга, потом Колюта недоумённо спросил:

— Стемид… ты, что ль?

Два осколка былого помолчали несколько мгновений, потом Колюта криво усмехнулся, вздымая меч:

— Что ж мы стоим?

Взлетело, скрещиваясь, железо…

Два осколка былого закружились по горнице, налетая на лавки, опрокинули стол. Клинки крестили воздух, стремясь дотянуться до живого тела и напиться крови. Стемида постепенно охватывал холод, — Колюта бился легко, словно играл. Он одолевал — четвёртый меч Руси. Первым… давным-давно, кажется, что сто лет назад, был Свенельд, вторым — великий князь Святослав, третьим — Военег Горяич Волчий Хвост. И он, Колюта, четвёртый.

Они уже и тогда знали друг друга. Он, Колюта, был в те поры кметьем великокняжьей дружины, Святославовым кметьем. А он, Стемид — кметьем полоцкого князя Рогволода. Прошлое реяло над ними и ныне, зловещими тенями вставало с обеих сторон.

Меч Колюты всё ж дотянулся до Стемидова плеча, вспорол кожу кояра, и варяг мгновенно ударил в ответ. Из разорванной груди полянина высунулись рёбра, рубаха Колюты из белой вмиг стала алой, кровь хлестанула по доскам пола. Кметь надломился в поясе и рухнул на пол.

— Эх ты… — прохрипел он, и вдруг мрачно засмеялся. — Ну хоть так. Всё одно конец…

С грохотом вылетела сорванная с петель дверь, в проёме неслышно возник ещё один человек. В поднятой и отведённой назад руке он держал что-то светлящееся и дымно-расплывчатое.

— Радко… не надо… — прохрипел Колюта, пытаясь приподняться на локте, но опоздал. Опоздал и Радко. Швыряльный нож Стемида безошибочно отыскал горбатую переносицу ведуна, и тот, хрипя, опрокинулся назвничь. Свечение в руке угасло.

Стемид пал на колени над телом Колюты.

— Колюта-а…

Тьма навалилась душной подушкой, давит, тянет, сосёт. Затягивает. Но что-то и мешает.

— Колю-юта-а…

Может, вот это? Колю-юта-а?.. Звон степных колокольчиков на ветру, не слышимый обычным ухом? Только ухо того, кто долго жил на меже леса и степи услышит. Звенит. Зовёт.

— Колюта…

— Что? — хрипло выдохнул кметь вместе со сгустком крови. — Стемид, ты?

— Я, Колюта. Простишь ли?

— Плюнь, Стемид… Ты победил меня в бою… Перун не закроет передо мной… ворот вырия. Ты… за мечом?

— Да, Колюта, — горькая усмешка кривила и коверкала губы варяга. — Где он?

— Кому? — воздух сухо свистел между зубов Колюты.

— Княжне Рогнеде, — твёрдо бросил Стемид, сам в этот миг ни на мгновение не сомневаясь в своих словах — про Ирину он сей час не помнил совершенно.

— Возьми…

— Где?

— Подвал… колодец…

Колюта устало закрыл глаза. Значит, Рарог захотел сменить место именно так, смертью своих Хранителей. И ныне слово снято с него, и он может, наконец, быть свободен.

Белое серебряное сияние пало с ночного неба широкой дорогой. Гулкий звон копыт заполнил уши — на крылатом белом коне летела дева в сияющих латах, длинная золотая коса стелилась по ветру за шеломом…

— Ты… за мной…

Глаза Колюты закрылись, и дыхание стихло. Стемид невольно нахмурился — из всего, что говорил Колюта, взаболь важными были только два слова — подвал и колодец. Надо было спешить — рассвет надвигался и не должен был застать его вне корчмы. А уж тем паче — здесь. Вход в подклет отыскался быстро, и Стемид нырнул во тьму, светя перед собой зажжённой лучиной.

Внутри тоже всё было знакомо. Все кривские избы и терема строились одинаково — болотистая земля не особенно пускала в глубину.

Тайник в подклете Стемид тоже нашёл быстро — гулко отозвалась пустота под земляным полом. Колодец уходил на полторы сажени в глубину. Как-то странно было — на такой глубине да при местных болотах в колодец обязательно должна была подойти вода, но на дне было сухо — огонёк лучины ни в чём не отразился.

Стемид огляделся — рядом с колодцем отыскался кованый железный крюк, а в углу — длинные ременные вожжи. Варяг завязал петлю, захлестнул её на крюк и нырнул в колодец. Спустился до дна, посветил лучиной и огляделся.

Прямо под ногами лежал узкий и длинный деревянный ящик, красивый, с причудливой резьбой на крышке. Стемид приподнял крышку и тут же опустил.

Вот и всё. Теперь осталось только доставить Рарог по назначению. И тогда они посчитаются с великим князем Владимиром. За всё.

Варяг поднял ящик, обвязал его ремнём и пристроил за спиной. Повернулся к вожжам и вдруг поскользнулся. Глянул вниз и похолодел.

Земли под ногами не было. Была липкая грязь, и он стоял в ней уже мало не по щиколотку. А ещё в грязи, вспучиваясь пузырьками, бурлили тонкие, не толще пальца, ключики. Рядом с ногой из грязи вдруг выбилась струя чистейшей холодной воды. Грязь стремительно прибывала. Уж не Рарог ли её держал в земных недрах? Варяг в долю мгновения понял: ещё пара мгновений — и дно провалится вниз, в глубину болота, а вода и грязь дружно рванутся вверх, затопляя и колодец, и часть подвала. Вместе с ним.

Стемид рванулся по ремню вверх. Грязь, чмокнув, нехотя отпустила его ноги, но продолжала прибывать. Выскочив из колодца, Стемид кошкой взлетел по лестнице в терем.

На миг замер над телами убитых, молча повинился, что не может дать им должного погребения. Ничего, завтра и без него старатели найдутся. Варта похоронит.

В саду варяг долго обтирал ноги от грязи и крови, потом остоялся у ограды, слушая город — не слышно ли дозора поблизости. Рывком махнул через заплот и огромными скачками помчался к корчме.

На улицах Полоцка было тихо.

За окном заливался соловей. Трещал, рассыпая коленца, набирал полную грудь свежего весеннего воздуха и вновь звенел, увлечённый, ничего вокруг себя не видя и не слыша.