— Кто… кто вы? — удивленно спросила девушка, явно испуганная его молчанием, диким выражением лица и грозным видом.

— Коркоран,— представился он,— Эммет Коркоран. Я проходил мимо и услышал ваш крик. Мне следовало бы убить эту девицу!

Она покачала головой и вздрогнула.

— Моя служанка, Зельда, в последнее время стала совсем дерзкой. Не так давно она так оскорбила меня, что я пригрозила высечь ее. Здесь это, знаете ли, принято! Но она заявила, что Махди скоро перережет горло всем белым в Хартуме, и она начнет с меня! О, да вы ранены!

Он невольно потер ногу.

— Это не моя кровь. Мы делали вылазку за пределы укреплений…

— О, пожалуйста, простите мою глупость! — сокрушенно воскликнула она.— Сядьте, я принесу таз с водой и еду, у нас еще немного осталось…

Коркоран с удовольствием опустился на мягкую кушетку и только сейчас осознал степень своей усталости.

— Вы не солдат? — поинтересовалась она, глядя, как он погрузил руки и лицо в воду, которую она принесла.

— Нет, я американец. Я искал слоновую кость далеко в Судане, когда началось восстание Махди. По счастливой случайности мне удалось добраться до Хартума. Разумеется, я присоединился к защитникам города.

— Я слышала о вас! — Ее прекрасные глаза загорелись интересом, а он смотрел в них как завороженный, так отличались они от темных глаз, к которым он уже успел привыкнуть.— О вас говорят как о храбром воине! Вылазка была успешной?

— Они бежали от нас! Мы снесли несколько голов и отогнали их на несколько сотен ярдов, после чего вернулись, подгоняемые тысячей орущих дьяволов. Эти вылазки мы совершаем для того, чтобы держать их в напряжении и не позволять атаковать нас в полную силу. Но в стенах уже появились бреши, которые мы не можем заделать, и когда дервиши их обнаружат…

— Нам больше не продержаться, если не подойдет помощь из Египта,— пробормотала девушка, садясь рядом с ним; в глазах ее таился неподдельный страх.— Меня зовут Рут Брен-тон. Я приехала сюда год назад, навестить своего дядю, купца. Он был убит в первые же дни осады. Выбраться из Хартума мне, разумеется, не удалось. Мне страшно, не могу даже сказать, как мне страшно! И эта местность, и люди, и все вокруг так разительно отличается от Англии! А в армии Махди есть француз-перебежчик — Жерар Латур. Я познакомилась с ним в Каире, и с тех пор он преследует меня. Дядя выставил его из дома… Позже стало известно, что Латур уже тогда шпионил в пользу Махди. Он написал мне, что я все равно буду принадлежать ему, даже если для этого ему придется уничтожить весь город собственными руками!

Вдруг она кинулась на шею Коркорану, обвила ее прохладными руками, словно ища безопасности на груди этого сильного мужчины.

— Как мне страшно! О, как мне страшно!

Коркоран обнял ее. От ощущения тела белой женщины, первой белой женщины, до которой он дотронулся за последние три года, кровь бешено запульсировала в висках. Он забыл об угрозе, все больше сгущавшейся над Хартумом, забыл об обреченности осажденных, забыл об усталости, которая в течение последних тридцати шести часов совершенно выбила его из колеи. Увидев пламя в его глазах, девушка попыталась отстраниться от него, но его рука обвивала ее талию и крепко прижимала ее к себе. Второй рукой он шарил по ее изорванному платью, и, когда его пальцы обхватили упругую грудь, из ее губ вырвался глубокий вздох. Он почувствовал, как тает ее сопротивление, а мягкие руки, напряженно упиравшиеся в его грудь, снова обвили его шею. Коркоран с тяжелым вздохом погрузил пальцы в рыжевато-золотистые кудри и прижался ртом к ее розовым губам. Кончик ее языка облизал его губы, и, когда она загорелась от его пламенных поцелуев, ее объятия стали порывистыми, а из задыхающегося рта вырвался тихий стон восторга. Его рука скользнула ниже, прошлась по бархатистой коже бедра и подняла подол платья.

Солнце зашло; быстрые африканские сумерки перешли в ночь. Стояла полная тишина. Лишь изредка над плоскими крышами Хартума погрохатывали пушки. Эммет Коркоран внезапно проснулся от предчувствия неминуемой гибели, сжавшего горло. Он все еще лежал на кушетке в комнате, выходившей во внутренний дворик, где в застывшем теплом воздухе повисли листья пальм. Луны не было, но ноги девушки, что спала рядом с ним, освещались слабым светом звезд, пробивавшимся сквозь дверь и зарешеченные окна. Он быстро вскочил, потянулся к ремню кобуры и сабле, лежавшей на стуле рядом с кушеткой. Пушки зловеще молчали.

Проснулась Рут и сонным движением протянула к нему руки.

— Уже рассвело?

Он поцеловал ее, нежно коснувшись груди.

— Нет, но вставайте и одевайтесь! Мне не нравится эта тишина!

— Боже!

Рут вскрикнула и, вскочив с кушетки, вцепилась в него, но ее крик потонул в дьявольском шуме. В Хартуме словно разверзлись врата ада! В молчаливом городе началось настоящее неистовство: ужасающий диссонанс воплей, страшных проклятий и беспорядочных выстрелов. Над плоскими крышами разливалось красное зарево.

— Дервиши!

Коркоран застыл в изумлении.

— Как они оказались здесь?

Но девушка не ошиблась. Как потом стало известно Коркорану, пятьдесят тысяч человек пробрались под прикрытием темноты через щель в стене. Они вступили в город прежде, чем защитники осознали опасность. Началась настоящая резня.

В доме Рут Коркоран быстро натянул ботинки и обратился к насмерть перепутанной девушке:

— Нам надо найти лодку и попробовать улизнуть по Нилу. Дом не так далеко от берега…

Его слова потонули в грохоте сапог и громких ликующих воплях. Под напором сильных ударов винтовочных прикладов дверь начала трещать, а сквозь весь этот шум раздавался властный голос, явно принадлежавший европейцу.

— Латур! — вскричала побелевшая Рут.

— Во двор! Быстро! Некогда одеваться! Может быть, нам удастся выбраться через задний ход!

Они выбежали во двор как раз тогда, когда открылась маленькая дверь в стене и в нее ворвалась целая орда. Дикие черные лица; в свете мельтешащих факелов страшно сверкали белки глаз и обнаженные сабли. При виде белой девушки, одетой только в тонкую рубашонку с глубоким вырезом, нападавшие взвыли. Мягкий блеск белых ног и обнаженной груди окончательно вывел из себя этих зверей. Позади гогочущей толпы Коркоран заметил довольное лицо сомалийки Зельды. Так вот кто привел их сюда! Коркоран затаился в нише стены, предварительно затолкав туда обезумевшую от страха Рут. Один из дервишей вскинул старинный мушкет, и, когда он с грохотом выстрелил, ядро просвистело мимо уха Коркорана. Тот незамедлительно ответил, прострелив голову противнику, а потом градом выстрелов рассеял извивавшиеся фигуры по клумбам. Своим огнем он оттеснил толпу назад, к красным развалинам стены, но они снова вернулись, обезумевшие от вида полуобнаженной белой женщины, съежившейся за его спиной. Скоро в его кольте не осталось патронов. Тогда Коркоран пустил в ход саблю. Сверкающей голубой молнией она обрушилась на голову ближайшего противника, и тот свалился с разрубленным черепом. Снова и снова высокий американец наносил удары и каждый раз попадал в цель. Он метался среди дервишей, как призрак смерти, мощными ударами выбивая из их рук оружие и ослепляя их быстротой своих наскоков. Происходило невозможное: один человек преградил путь целой орде! Но тут во двор ворвалась еще одна банда, на сей раз со стороны улицы. Высокая фигура в арабском бурнусе разрядила пистолет над головами толпы, Коркоран покачнулся, и его сабля лязгнула о каменную плиту, которыми был вымощен дворик. Он упал, словно подрубленное дерево, а из его головы потекла кровь. Дюжина сабель взметнулись вверх, но прежде, чем они опустились, Рут с криком бросилась к Коркорану и закрыла его своим телом. Клинки застыли в воздухе, а затем вся толпа бросилась врассыпную от одного рывка человека в бурнусе. Он наклонился, схватил Рут за руку и поднял ее. При свете факела она узнала лицо под гладкой тканью головной повязки.

— Латур! — зарыдала она.

— Ваш верный поклонник, мадемуазель! — иронично ответил он.— Пришел заявить свои права на вас, как и обещал!