Оторва умирала со смеху.

– Ну и злодей, будь он проклят! Недаром я видеть его не могу! – вспыхнула Камила.

Оторва мгновенно изменилась в лице.

– А тебе-то какое дело?

Перепуганная Камила пришпорила лошадь.

Оторва тоже пустила вскачь свою и, поравнявшись с Камилой, толкнула ее, схватила за волосы и растрепала косу.

От сильного толчка лошадь Камилы поднялась на дыбы как раз в тот момент, когда всадница выпустила поводья, чтобы откинуть с лица волосы. Камила качнулась, потеряла равновесие, рухнула с седла на камни и разбила себе лоб.

Давясь от смеха, Оторва поскакала за оставшейся без седока кобылой и ловко остановила ее.

– Шевелитесь, барчук, вот и вам работенка нашлась! – крикнул Панкрасио, увидев, как Деметрио посадил к себе в седло Камилу с залитым кровью лицом.

Напустив на себя важный вид, Луис Сервантес со своей нехитрой аптечкой поспешил к Камиле, Но она, тут же перестав рыдать, вытерла глаза и глухо прошептала:

– Да я умирать буду, а от вас воды и то не приму! В Кукио Деметрио получил пакет.

– Снова в Тепатитлан, генерал, – сказал Луис Сервантес, пробежав глазами приказ. – Оставите там людей, сами же отправитесь в Лагос, а оттуда поездом в Агуаскальентес.

Раздались крики протеста. Все роптали, жаловались, высказывали недовольство, а несколько горцев поклялись, что покинут отряд.

Камила всю ночь плакала, а утром попросила Деметрио отпустить ее домой.

– Если уж я так тебе противен… – мрачно начал Деметрио.

– Да нет, дон Деметрио, вовсе вы мне не противны, но вы сами видели – эта женщина…

– Не расстраивайся. Сегодня же отправлю ее ко всем… Я твердо решил.

Камила перестала плакать.

Люди уже седлали коней. Деметрио подошел к Оторве и сказал ей вполголоса:

– Дальше не поедешь.

– Что? Что? – переспросила она, не понимая.

– А то, что либо остаешься здесь, либо убирайся куда хочешь. С нами ты больше не поедешь.

– Да ты что? – изумилась Оторва. – Прогнать меня решил? Ха-ха-ха! Последний ты… коли сплетням этой суки веришь!

И она принялась честить Камилу, Деметрио, Луиса Сервантеса и всех, кого только знала, да так изобретательно и хлестко, что солдатам довелось услышать ругательства и непристойности, о существовании которых они даже не подозревали.

Деметрио терпеливо ждал, когда она кончит браниться, но, увидев по ее лицу, что она и не собирается этого делать, невозмутимо приказал одному из солдат:

– Вышвырни отсюда эту пьяную бабу.

– Белобрысый Маргарито! Белобрысик мой милый! Защити меня от этих… Сюда, радость моя! Покажи им, что ты настоящий мужчина, а они сукины дети!

Она жестикулировала, топала ногами и вопила.

Появился белобрысый Маргарито. Он только что проснулся: голос у него был хриплый, голубые глаза прятались под опухшими веками. Узнав, в чем дело, он подошел к Оторве и торжественно изрек:

– А по-моему, будет очень хорошо, если ты поскорее уберешься отсюда к… матери. Ты нам всем надоела до чертиков.

Лицо Оторвы окаменело. Она хотела что-то сказать, но у нее перехватило горло.

Солдаты покатывались со смеху, насмерть перепуганная Камила не решалась дохнуть.

Оторва обвела собравшихся взглядом. Все произошло в мгновение ока: она нагнулась, выхватила из чулка сверкающий острый нож и кинулась на Камилу. Пронзительный крик, тело падает наземь, кровь хлещет ручьем.

– Убить ее! – вне себя вопит Деметрио.

Двое солдат бросаются к Оторве, но та, ловко защищаясь, не дает им подступиться.

– Не возьмете, собаки! Убей меня сам, Деметрио!

Она подходит к Масиасу, протягивает ему кинжал, опускает руки и подставляет грудь. Деметрио заносит над нею окрашенное кровью оружие, но в глазах у него мутится, он шатается и отступает. Потом глухо и хрипло кричит:

– Убирайся! Живо!

Никто не осмелился задержать ее.

Лишь пронзительный гортанный голос белобрысого Маргарито нарушил тишину и оцепенение:

– Ну, вот и хорошо! Наконец-то эта пиявка от меня отвалится!

Понурив голову и опустив руки на седло, Деметрио грустно напевал привязчивый куплет. Иногда он надолго замолкал, переживая свою печаль.

– Вот увидите, генерал, в Лагосе я быстренько с вас эту хандру сгоню. Там для нашего удовольствия предостаточно красоток, – сказал белобрысый Маргарите.

– Сейчас мне только одного хочется: напиться вдрызг, – ответил Деметрио.

И, пришпорив коня, он отъехал в сторону, словно желая целиком отдаться своей скорби.

После многих часов пути Деметрио подозвал к себе Луиса Сервантеса.

– Слушайте, барчук, я вот все думаю, какого рожна меня несет в Агуаскальентес?

– Вам предстоит, генерал, отдать свой голос за временного президента республики.

– За временного президента? А кто же тогда Карранса? Ей-богу, ничего я в этой политике не смыслю.

Наконец они прибыли в Лагос. Белобрысый побился об заклад, что еще до ночи развеселит Деметрио.

Волоча но полу шпоры, то и дело поддергивая замшевые штаны, Деметрио вместе с Луисом Сервантесом, белобрысым Маргарито и другими своими помощниками вошел в ресторан гостиницы «Космополит».

– Чего бежите, барчуки? Мы не людоеды! – гаркнул белобрысый.

Посетители, двинувшиеся было к выходу, остановились. Одни незаметно вернулись к столикам и продолжали пить и болтать; другие нерешительно подошли засвидетельствовать свое почтение генералу и офицерам.

– Очень приятно, генерал!… Господин майор, рад вас видеть…

– Так-то лучше! Люблю, когда друзья учтивые да скромные, – одобрил белобрысый Маргарито и, с безмятежным видом вытащив пистолет, добавил: – Вот вам игрушечка, ребятки. Поиграйтесь с нею в жмурки.

Пуля рикошетом отскочила от цементного пола и просвистела между ногами посетителей, повскакавших из-за столов, словно дама, под юбку которой забралась мышь.

Побледневшие люди угодливо улыбались, делая вид, что отдают должное шутке господина майора. Деметрио лишь скривил губы, но свита его надрывалась от хохота.

– Эй, белобрысый! – окликает Перепел. – Видишь того, что к выходу ковыляет? Его, наверно, оса ужалила.

Не слушая товарища и даже не взглянув в сторону раненого, Маргарито с жаром убеждает всех, что с тридцати шагов, не целясь, попадет в рюмку с текилой, поставленную кому-нибудь на голову.

– Ну-ка, друг, становись, – говорит он буфетчику, тащит ого к выходу во внутренний двор гостиницы и ставит ему на голову полную рюмку текилы.

Несчастный отбивается, в ужасе пробует бежать, но белобрысый наводит на него пистолет и прицеливается.

– Ни с места, дерьмо, или в самом деле свинцом подавишься!

Маргарито отходит к стене, поднимает оружие и целится, рюмка разлетается вдребезги, и текила заливает бледное, как у мертвеца, лицо парня.

– А теперь по-настоящему! – вопит Маргарито, подбегает к буфету за новой рюмкой и снова водружает ее на голову молодому человеку. Потом возвращается на прежнее место, стремительно поворачивается и, не целясь, стреляет.

На этот раз рюмка цела, но у бедняги прострелено ухо. Хватаясь за живот от смеха, белобрысый утешает буфетчика:

– На, парень, бери деньги! Рана пустяковая – малость арники со спиртом, и все как рукой снимет.

Нагрузившись текилой и пивом, Деметрио наконец командует:

– Расплачивайся, белобрысый. Я пошел.

– A y меня ничего не осталось, генерал. Но вы не беспокойтесь. Сколько мы должны, друг?