К своему удивлению, Настя быстро привыкла жить с Алексеем. Она пыталась убедить себя, что раз так все случилось, надо проявить максимум благоразумия и терпимости. В конце концов Алексей — не худший вариант. Был он человеком аккуратным, по-военному собранным, по мелочам не брюзжал, за копейки не выговаривал. Настя убедила себя, что раз она ему — жена, то и вести себя должна по-семейному, не стесняться ходить в трусиках, а то и без оных, наводить при муже «красоту», словом, заниматься некоторыми женскими мелкими делами, на которые при других мужчинах ни за что бы не решилась. Но именно из-за трусиков у них едва не разразился первый семейный скандал. Настя простирала их две-три пары и повесила в ванной комнате сушиться. Алексей увидел, снял с сушилки и отправил в мусоропровод.

— Где же мне их сушить? — удивилась Настя. — Чистоплюй чертов! Когда трусы сдираешь с меня, так не очень-то брезгуешь!

— Не путай грешное с праведным, — хмуро обрезал её Алексей. — Но чтобы больше твои бебехи глаза мне не мозолили… интеллигентка в первом поколении.

Этот мелкий инцидент не испортил их отношений. И Настя однажды даже подумала, что хорошо быть замужем по-настоящему, без всяких нам наследств, конспирации, командных игр. А что? Алексей мужик стоящий, характер нормальный, в постели… ну, это не главное… И он и она зарабатывают прилично, на достойную жизнь вполне хватило бы. Олег вспоминался все реже и реже. Он становился прошлым, к которому у Насти было сложное отношение.

Эх, мечты, мечты, где ваша сладость…

Вместо того, чтобы употреблять разные нежные слова, Алексей объявил, что впредь они как можно больше и чаще будут говорить на английском. Он был доволен её словарным запасом и произношением, но все-таки посоветовал после своего отъезда взять несколько уроков у квалифицированного преподавателя и снабдил её нужным телефоном:

— Эта дама преподавала английский в Высшей школе КГБ. Ее считают своей наставницей… — и он назвал несколько фамилий, которые Насте ничего не сказали. Но «дама», действительно оказалась специалисткой экстра-класса и быстро восполнила пробелы в английском, которые образовались у Насти в результате несколько казенного изучения языка. «Алексей Дмитриевич попросил, — сказала „дама“ при первой встрече с Настей, — помочь вам освоить бытовую речь: светская беседа, ресторан, уик-энд, магазин, дружеские вечеринки, ответственные приемы, легкий флирт и так далее…» Насте с «дамой» было интересно и она по собственной инициативе увеличила количество уроков с десяти до двадцати.

В один из дней Алексей назначил Насте встречу на Пушкинской площади. Настя стояла у кромки тротуара, когда Алексей плавно подкатил на «мерсе-600» темно-вишневого цвета. Он вышел из машины и указал Насте на место водителя:

— Садись. Пристегивайся ремнями.

Сам он сел рядом.

Настя уже привыкла его ни о чем не спрашивать. Она удобно устроилась, попрыгала на сиденье, поерзала туда-сюда, чтобы убедиться, что ей удобно.

— Поехали, — приказал Алексей.

— Куда?

— Для начала прямо, а потом — куда хочешь.

Алексей её проверял, как проверял по многим другим и сложным, и простым вещам.

Они недолго поездили по городу, причем Алексей выбирал маршруты посложнее. Наконец, он попросил припарковаться у частного ресторанчика «Белое солнце пустыни», специализирующегося на русской и восточной кухне.

Столик был заранее заказан, их встретили словно дорогих гостей. Алексей незаметно наблюдал, как Настя входит в ресторан, небрежно сбрасывает курточку на полку гардероба, не торопится шлепнуться на стул, а ждет, пока официант его отодвинет от столика и чуть приметным жестом предложит ей садиться. Тем, что увидел, Алексей был доволен.

Когда выпили аперитив, он сказал небрежно:

— Машина — твоя. Все документы в «бардачке». Ключики — вот они. — Алексей повертел на пальце связкой ключей. — Катайся всласть… женушка, отвыкай ходить пешком.

— Ты уверен, что твои капиталовложения в меня окупятся? — спросила Настя.

— Капитал вкладываю не я, — серьезно сказал Алексей. — И не дай тебе Бог, дорогая моя супруга… Словом, не дай тебе Бог!

— Неясно, но звучит опасно…

— Все-то ты понимаешь, Настенька. Коэффициент интеллектуального развития у тебя намного превышает средний.

— Проверили?

— А как же, — нимало не смущаясь, подтвердил Алексей.

— Могу тебя спросить?

— Спрашивай — отвечаем…

— Что мне можно в моей новой жизни?

— Все, что не противоречит здравому смыслу и соответствует твоему образу.

— А что нельзя?

— Это уже посложнее… Нельзя допускать никакую самодеятельность. Запрещены импровизации. Исключаются нарушения дисциплины…

— Шаг в сторону считается побегом? — вспомнила Настя вычитанную где-то «формулу» конвойных ГУЛАГа.

— Именно. И стрельба сразу же ведется на поражение.

— Прощальный ужин завтра, — объявил Алексей, когда они снова сели в машину. — Заказываю в твоей уютной квартирке столик. Закусим, чем пошлет Бог и соседний «Гастроном» втроем: ты, я и Кушкин.

Настя уже отвыкла удивляться и послушно закупила продукты, пару бутылок коньяка и бутылку «Столичной».

Кушкин за столом держался скромно, охотно выпил две-три рюмки коньяка, с аппетитом закусил.

— Вот что, Настенька, — откинувшись на спинку стула после очередной рюмки сказал Алексей, — отныне Миша, то есть Михаил Иванович Кушкин, будет твоим ангелом-хранителем. Он головой отвечает за твою безопасность. Он и его люди…

— Совсем спятили? — возмутилась Настя. — Это кто же я такая? Пленница, заключенная, подконвойная?

— Ты — богатая женщина, — не обратил внимания на её истерическую вспышку Алексей. — И в твоих руках ключи к одной из самых больших наших тайн. Не трепыхайся, дорогая! — повысил он голос. — Наша организация все делает серьезно. Завещание, по которому все твое состояние перейдет в другие руки, уже написано и оформлено по всем правилам, остались мелкие детали. В случае твоей смерти, разумеется…

— Будь прокляты те, кто устроил мне такую жизнь! — Настя готова была расплакаться. Ей нестерпимо захотелось вернуться в юность, стать голенастой девчонкой, у которой и забот-то было — выучить уроки да решить самую «важную» проблему: целоваться вечером с этим мальчиком или с другим….

— Ну-ну, Настенька, — ободряюще сказал Алексей. — Ты ещё увидишь, сколько прелести в твоей новой жизни, когда она начнется. Кстати, помнишь инспектора по кадрам в «лумумбарии», с которым регулярно беседовала по душам?

Настя кивнула.

— Он тебя хорошо помнит и передает привет.

— Тоже друг нашелся…

— Скорее, наставник… Все записи бесед с тобою у него аккуратно подшиты в папочки, пронумерованы и проштемпелеваны… На каждой — гриф «Совершенно секретно». И стали доверительные беседы рапортами и отчетами агента… Хочешь, обнародуем? В наше демократическое время такое делается просто…

— Значит, я служила обыкновенной сексоткой?

— Ну, не совсем обыкновенной… Твои отчеты отличались наблюдательностью, точными оценками людей… Кое-кто в результате даже должен был покинуть стены университета. Вот так-то, милая…

— Сволочи вы! — прошипела Настя. — Хоть вешайся — в угол загнали!

— Успокойся, не ты первая. И повыше тебя рангом люди почитали за честь сотрудничать с нами. Не в угол тебя законопатили, а на крючок посадили. Придет время, поумнеешь — ещё спасибо скажешь.

Тигрица, гуляющая сама по себе

Алексей отбыл в свои закордонные дали, и Настя стала приспосабливаться к новому для себя образу жизни замужней дамы, у которой супруг трудится «за бугром», следовательно, она хорошо обеспечена, может себе позволить и модные туалеты, и «Шанель» № 5 и обед с близкими подругами в ресторане.

Свое новое состояние она не без юмора определила так: «Тигрица, гуляющая сама по себе». В её нынешнем положении были плюсы, но были и минусы.

Люська Заболотина и другие девицы из редакции считали вполне естественным, что возле неё постоянно вертится Миша Кушкин: старый друг, бой-френд, как стали говаривать в московском полусветском обществе, приятель Алексея Дмитриевича, а тот, между прочим, вдали от родины, следовательно, и от молодой жены. Надежнее иметь дело с приятелем мужа, чем неизвестно с кем. А Настя вдруг остро почувствовала, что это такое — бабье одиночество. Возраст у неё уже катился к четвертаку, жизнь требовала свое совсем не рублями. Она впервые узнала, что это такое — проснуться глубокой ночью, долго лежать с открытыми глазами и наконец задремав, утром очнуться на измятой простыне. Часто ей теперь не хотелось после работы возвращаться домой. Огромная квартира, гулкая и необжитая, вызывала неясные чувства беспокойства, тревоги, неустроенности. Так бывает, когда вдруг оказываешься на перекрестке дорог и не знаешь, куда идти.