Выйдя на берег потока, Соколиный Глаз опять остановился, снял с ног мокасины и предложил Хейуорду и Давиду последовать его примеру. Затем вошел в воду и целый час вел отряд по руслу ручья, чтобы не оставлять опасных следов. Луна уже скрылась за черной громадой туч, нависших над западной частью горизонта, когда путники выбрались наконец из неглубокого извилистого ручья и вновь очутились на лесистой песчаной равнине. Здесь охотник почувствовал себя спокойнее и двинулся вперед с уверенностью и быстротой человека, знающего, что он делает. Вскоре тропинка стала менее ровной, и путники заметили, что с обеих сторон к ней подступают горы и что они входят в горловину широкого ущелья. Внезапно Соколиный Глаз остановился и, выждав, пока подойдут остальные, заговорил приглушенным голосом, придававшим во тьме оттенок особой торжественности его словам:

— Научиться находить тропу в лесу и отыскивать и глуши солонцы и родники — дело нехитрое. Но кто, глядя на эту местность, решится утверждать, что среди поп тех молчаливых деревьев и нагих гор расположилась сейчас на отдых целая армия?

— Значит, мы уже недалеко от форта Уильям-Генри? — с интересом спросил Хейуорд, подходя поближе к разведчику.

— Нет, до форта нам еще предстоит долгий и утомительный путь, и самый трудный теперь для нас вопрос— как добраться туда,— последовал ответ. — Видите? — разведчик указал на видневшееся между деревьев небольшое озеро, гладь которого отражала яркие звезды.— Это Кровавый пруд. Я не только часто бывал на его берегах, но и дрался там с врагами от восхода до заката.

— Вот как! Значит, эта унылая полоса воды — могила павших в битве храбрецов? Я слышал про это озеро, но никогда не видел его.

— Мы за один день дали здесь три сражения этому чертову французскому немцу! — продолжал Соколиный Глаз, скорее следуя течению собственных мыслей, чем отвечая Дункану.— Мы собирались устроить засаду и преградить ему путь, но дрался он храбро и вскоре погнал нас, как стадо испуганных оленей, по ущелью к берегам Хорикэна. Однако тут сэр Уильям, который именно за это дело и получил титул, подал команду, мы залегли за поваленными деревьями и под прикрытием их расквитались за утренний позор! В тот день сот-пи французов видели солнце в последний раз. Сам Дискау, их начальник, угодил к нам в руки до того изрешеченный свинцом, что ему пришлось вернуться на родину: он уже не мог больше участвовать в войне.

— Да, вы дали врагу хороший отпор! — по-юношески пылко воскликнул Хейуорд.— Молва о нем быстро долетела к нам, в южную армию.

— Но на этом дело не кончилось. Майор Эффингем, по личной просьбе сэра Уильяма, послал меня в обход французского фланга через волок в крепость на Гудзоне с известием о поражении противника. Как раз вон там, в леске, на склоне горы, я встретил отряд, спешивший к нам на подмогу, и повел его прямо туда, где французы устроили привал и закусывали, не подозревая, что резня еще не кончена.

— И ваше появление оказалось для них неожиданностью?

— Да, если смерть может оказаться неожиданностью для людей, думающих только о том, как утолить голод. Мы даже опомниться им не дали: они крепко пощипали нас в утренней схватке, и в нашем отряде мало кто не потерял из-за них друга или родича. Когда все кончилось, мертвых,— а кто говорит, и умирающих,— побросали в этот маленький пруд. Я собственными глазами видел, как он окрасился от крови в такой цвет, какого не увидишь ни в одном водоеме, берущем свое начало из земного источника.

— Ну что ж, это удобная и, надеюсь, спокойная могила для солдата! Значит, вы долго и много воевали здесь, на границе?

— Я-то? — переспросил разведчик, с истинно воинской гордостью выпрямляясь во весь рост.— В этих лесах почти нет места, где эхо не вторило бы моему ружью, и между Хорикэном и рекой не найдется даже квадратной мили, на которой оленебой не уложил бы врага или лесного зверя. А что касается пруда, который вы назвали спокойной могилой,— то это не совсем так. Ведь принято думать, что людей нельзя хоронить, прежде чем дух не покинет тело, иначе мертвецу по смерти покоя не будет. Но в тот вечер у врачей из-за спешки наверняка не хватило времени определить, кто живой, кто мертвый... Тс-с! Вам не кажется, что по берегу пруда кто-то бродит?

— Вряд ли в этом дремучем лесу найдутся другие бездомные скитальцы, кроме нас.

— Бывают и такие, кому не нужны ни дом, ни кров, а ночная роса не вымочит того, кто проводит дни свои в воде,— возразил Соколиный Глаз, с такой судорожной силой вцепившись Хейуорду в плечо, что боль помогла молодому офицеру уразуметь, какой суеверный ужас овладел обычно неустрашимым разведчиком.— Клянусь небесами, сюда направляется нечто в облике человеческом! К оружию, друзья мои,— мы ведь не знаем, кого можем встретить!

— Qui vive?[9]— окликнул суровый низкий голос, прозвучавший в этом зловещем безлюдном месте, как зов из потустороннего мира.

— Что оно говорит? — прошептал разведчик.— Оно говорит не по-индейски и не по-английски.

— Qui vive? — повторил тот же голос, и вслед окрику грозно забряцало оружие.

— France![10] — отозвался Хейуорд, выходя из тени деревьев на берег озера в нескольких ярдах от часового.

— D'ou venez-vous et ой allez-vous d'aussi bonne heure?[11] — спросил гренадер на языке и с акцентом жителя доброй старой Франции

— Je viens de la decouverte et je vais me coueher[12].

— Etes-vous officier du roi?[13]

— Sans doute, mon camarade; me prends-tu pour un provincial! Je suis capitaine de chasseurs[14],— ответил Хейуорд, успев приметить, что собеседник его — солдат линейного полка.— J'ai ici avec moi, les filles du commandant de la fortification. Aha! Tu en as entendu parler! Je les ai faites prisonnieres pres de l'autre fort et je les conduis au general[15].

— Ma foi! mesdames, j'en suis fache pour vous[16],— воскликнул молодой солдат, учтиво и не без изящества откозыряв девушкам.— Mais — fortune de guerre! Vous trouverez notre general un brave homme et bien poli avec les dames[17].

— C'est le caractere des gens de guerre[18], — с поразительным самообладанием подхватила Кора.— Adieu, шоп ami; je vous souhaiterais un devoir plus agreable a remplir[19].

Солдат низко и почтительно поклонился в ответ на любезность. Хейуорд бросил: «Bonne nuit, camarade!»[20].—-и путники осторожно двинулись вперед, оставив часового расхаживать взад и вперед по берегу молчаливого озера. Не допуская мысли, что враги способны на такую безумную дерзость, он беззаботно напевал песенку, пришедшую ему на ум при виде женщин, а быть может, навеянную воспоминанием о далекой прекрасной Франции:

— Vive Ie vin, vive I'amour, etc[21].

— Хорошо, что вы столковались с этим мошенником! — шепнул разведчик, когда они отошли на некоторое расстояние, и вновь опустил ружье.— Я сразу сообразил, что он из этих забияк-французов. Счастье его, что разговаривал он мирно и дружелюбно! В противном случае его костям нашлось бы местечко среди скелетов его соотечественников.

Слова Соколиного Глаза были прерваны долгим глухим стоном, донесшимся с пруда, словно призраки убитых в самом деле бродили там вокруг своей водной могилы.