Из-за спины Корлисса Проже зашелся в диком смехе — хриплом невеселом хохоте, который эхом раздавался по воздуху.
— Из всех натянутых историй, которые я когда-либо слышал, эта — самая паршивая. Послушай, Корлисс, а ведь чертовски забавно, что отправившись впервые с одним из наших людей, этот чужак возвращается с вестью об убийстве. Да, я сказал «убийство»!
Корлисс пристально посмотрел на могучего голландца, и на мгновение ему показалось, что его лицо очень похоже на облик Проже: такое же смуглое, угрюмое и подозрительное. И потом… странно, что Проже, облекая в слова те же мысли, что будоражили его ум, заставил его внезапно осознать, насколько же безумной и нелепой является сама мысль о подобном. Убийство! Вверх нелепости!
— Проже, — резко бросил Корлисс, — ты должен научиться контролировать свой язык! Ты говоришь полную чушь!
Чудовище посмотрело на голландца, замерев на месте. Странно, но сейчас оно только и могло, что чувствовать эгоистическую радость, что контролирует ситуацию; и настолько сильной была эта эмоция, что тварь не способна в этот момент даже разъяриться.
— Я не хочу с тобой ругаться, — начало существо, — сам понимаю, что происшедшее выглядит не лучшим образом, но просто вспомни, что мы отправились за существом, которое сам Перратин описал, как новый и опасный тип акул. И с какой стати мне убивать совершенно незнакомого мне человека? Я…
Оно замолчало, потому что Проже отвернулся и уставился на лодку, на которой плыли он и Перратин. Эта лодка швартовалась в конце дока, и Проже несколько секунд простоял над лодкой, глядя вниз на нее. Потом внезапно он спрыгнул в нее, и у чудовища перехватило дыхание, когда голландец исчез из виду за краем дока. Первым его побуждением было побежать вперед и посмотреть, что же тот делает, но оно не посмело.
Корлисс сказал:
— Все верно, Проже. Вы все разбрасываетесь обвинениями направо и налево. Какие могут быть мотивы…
Существо не слышало больше его. В его голове закружился хоровод хаотичных мыслей, когда оно в ужасе уставилось на Проже. Голландец выпрямился, в руках он держал сверкающую на солнце винтовку Перратина. Потом он что-то вынул из оружия — какую-то блестящую металлическую вещицу, которая сверкала в его руках.
— Сколько раз, ты говоришь, Перратин стрелял? — тихо спросил он.
Сознание чудовища охватило какое-то неясное ощущение ужаса. Оно поняло, что этот вопрос задан не просто так: на суровом мускулистом лице голландца появилось строгое выжидательное выражение. Ловушка! Но какая же? Существо проговорило, запинаясь:
— Ну… два… три раза. — Прилагая ужасные усилия, оно попыталось взять себя в руки. — То есть два раза. Да, два! Потом та тварь с плавниками ударила по лодке, и Перратин выронил ружье, и…
И тут чудовище замолчало! Замолчало, потому что на лице Проже появилась улыбка — грозная, отвратительная, торжествующая, язвительная. Он произнес звонким спокойным тоном:
— Тогда как получается, что в магазине ружья все пули? Объясните мне это, мистер Умный Чужестранец Джоунс… — И тут он взорвался в приступе гнева: — Ты, проклятый убийца!
Странным образом спокойствие, в котором они пребывали в этом забытом всеми мире, внезапно оказалось поколеблено. Корлиссу показалось, что все перевернулось вверх дном, под ложечкой неприятно засосало, возникло совершенно необычное неуютное ощущение страха и тревоги, словно они внезапно оказались вовсе не на острове, а на голой деревянной не защищенной ничем платформе посреди огромного враждебного океана. И это неприятное ощущение еще больше усилилось видом длинных низких зданий, чьи очертания смутно вырисовывались на фоне зелени, растущей на острове. Только дрожащие тени, падавшие на темно-синие воды, виделись сейчас ему; и неописуемые меланхоличные звуки волн, бесконечно плескавшихся о деревянные сваи, поддерживавших платформу, эхом отдавались в его мозгу.
Слова Проже не имели смысла. Огромное тело голландца возвышалось над ним, и на лице человека сияла тигриная безрадостная улыбка, выражающая непоколебимую уверенность. И на долю секунды Корлисс мысленно представил весь ужас, который испытал смуглолицый коротышка француз, бедняга Перратин, когда его разрывало на куски закованное в броню чудовище из морских глубин. Но остальное не имело смысла. Он резко крикнул:
— Ты сошел с ума, Проже. С какой стати, во имя всех Богов этого океана, Джоунсу убивать кого-нибудь из нас?
Растерявшееся существо лихорадочно ухватилось за эту спасительную мысль. Оно в замешательстве спросило:
— Магазин? Не понимаю, что ты имеешь в виду!
Голландец стремительно придвинул свое бычье лицо к худому обеспокоенному лицу чудовища, остановившись всего в футе от него.
— Да-а-а! — рявкнул он. — Вот на этом-то ты и поймался — раз не знаешь, что такое автоматическая винтовка. Да, все дело в том, что в ней имеется магазин, а в магазине — пули, двадцать пять штук, вот он, магазин, и он полон, ни одна пуля не израсходована!
Существу показалось, что стальные челюсти капкана, в которое оно попало, захлопнулись на нем. Но теперь, уже сознавая опасность, он скинул прочь неуверенность и смущение, оставив осторожность и сожаление. Существо сплюнуло и произнесло гнусавым голосом:
— Не знаю, как это получилось, но все произошло так, как я говорил. Он дважды выстрелил, и если ты не можешь понять этого, то тут я ничем помочь тебе не могу. Повторяю, с какой стати мне убивать кого-нибудь здесь? Я…
— Мне кажется, я могу дать объяснение случившемуся, — Высокий худощавый Умник Стапли протиснулся вперед среди людей, стоявших в хмуром молчании. — Предположим, Перратин действительно стрелял дважды и что две эти пули остались в старом магазине. Он, наверное, успел вставить новый магазин, но было слишком поздно. Джоунс мог быть настолько взволнован, что даже не заметил этого действия Перратина.
— Джоунс не из тех, кто волнуется, — пробурчал Проже, однако по его ворчанию чувствовалось, что неохотно, но ему придется согласиться с этим объяснением.
— Но тут имеется еще одна вещь, которую не так легко объяснить. — Стапли продолжал напрягшимся голосом. — Учитывая то обстоятельство, что акулы способны перемещаться со скоростью до семидесяти миль в час, как могло такое случиться, что они обнаружили эту тварь почти в том же самом месте, что и вчера. Другими словами, Джоунс лжет, когда утверждает, что они видели это существо, если только…
Он замолчал, и Корлисс спросил:
— Если только…
Умник не решался продолжить несколько секунд, но потом, наконец, неохотно произнес:
— Я снова вернусь к теме, о которой я уже говорил — о владыке акул.
Он торопливо продолжал, прежде чем кто-нибудь успел его перебить:
— Только не говорите, что это натянуто. Я сам это вижу. Но мы все уже не один год провели в этих южных морях, и мы все видели вещи, которые не поддаются объяснению. За это время в наших сознаниях произошел любопытный психологический поворот в сторону иррациональности. Я знаю это: любой ученый или психолог назвал бы меня суеверным простаком, но я дошел уже до тех пределов, чтобы не согласиться с подобным заключением: я считаю, что я уже приспособился к таинственному миру, который нас окружает. Я могу видеть разные вещи, ощущать их, принимать то, что показалось бы бессмысленным западному человеку.
Уже много лет я исследовал места, где нет людей, прислушивался к волнам, тихо накатывающим на сотни далеких берегов. Я наблюдал за Луной здесь, в Южном полушарии, и весь преисполнился ощущения безвременности этого мира воды — невероятного первозданного безвременья.
Мы, белые люди, пришли в этот мир со свойственным нам шумом, и мы принесли сюда корабли, приводимые в движение мощными двигателями, построили города на берегах. Иллюзорные города! В самом сердце безвременности они наводят на мысль о бренности, и вы знаете, что им не просуществовать здесь долго. Придет день, когда в этой части планеты не останется белых людей — останутся только эти острова и народы, их населяющие, океан и его обитатели.