— Ну ты же не боишься, ma puce?
— Вот ещё! — строптиво фыркнула Жаклин, пытаясь скрыть улыбку, неудержимо расцветавшую на губах в ответ на его нахальную подначку.
Тысяча чертей, этот прохвост всегда точно знал, что, кому и как сказать!
Но руки она не отняла.
— Ты можешь наступить мне на ногу, — с готовностью предложил Дидье, озорно блеснув глазами. — Да чего там, на обе ноги! Оттопчи мне их нахрен. Знаю я в Порт-Ройяле одного отличного плотника, он мне деревянные выстругает, такие, что любо-дорого…
— Болтун! — Жаклин невольно рассмеялась и так же невольно прижала ладонь к его губам, а он тут же ловко перехватил её. — Ты что, никак обольщаешь меня, Дидье Бланшар? У нас с тобой уговор — я просто твой друг, ты разве забыл?
— По-омню… — с глубоким вздохом протянул Дидье. — И я тебя не обольщаю, мадам Бланшар, как бы мне этого ни хотелось. Я с тобой танцую.
— Я не… — начала Жаклин и осеклась, растерянно глянув вниз. Она действительно танцевала с этим хвастуном и балаболом! Её туфельки легко скользили рядом с его грубыми башмаками, тело само собой поймало тот плавный ритм, в котором двигалось его крепкое тело.
Она вдруг вспыхнула, вспомнив… вспомнив…
— Не думай ни о чём. Смотри мне в глаза, — приказал Дидье, уверенно взяв её за подбородок. — Слушай музыку.
Он знал, что оба они запомнят это на всю жизнь. Палуба «Маркизы» покачивалась под их ногами, над головами покачивалось светлеющее предрассветное небо, хрупкое тело Жаклин покачивалось в его руках. Виола пела и плакала, распарывая сердце смычком, будто ножом, и это было так печально, так пронзительно и сладко…
Дидье увидел изумлённые глаза Морана и Грира и остановился, тряхнув головой. Снова поднёс к губам ладонь Жаклин и мягко прошептал:
— Как мне жаль, что у нас с вами уговор, мадам Бланшар. Может, мы просто забудем про него, а? Хоть ненадолго? Первая брачная ночь… в «Очаровании» наверняка найдётся мягкая постель…
Жаклин тоже потрясла головой, будто стряхивая с себя наваждение, и запальчиво фыркнула:
— Размечтался! Даже не надейся на это, ты, чёртов бабник!
Музыка оборвалась. Марк опустил свой треклятый смычок, Лукас — гитару, сжимая её гриф крепко и нежно, как девичье запястье, и все возбуждённо захлопали в ладоши.
— Вот и мыс, — вымолвила Жаклин, указывая вперёд и через силу улыбаясь. — Добро пожаловать в «Очарование»!
Дидье цыкнул на Марка с Лукасом, требуя, чтобы они остались на «Маркизе», покачивавшейся в бухте.
— Мы не свадьбу туда идём гулять, олухи!
— Да пусть бы засранцы шли с нами, — проворчал Грир к немалому его удивлению. — Механический часовой какой-нибудь имеется тут, оглоеды?
— Только швабра, капитан, — виновато отрапортовал Лукас, опасливо косясь на Дидье, и Моран невольно прыснул, вспомнив, как нынешний капитан «Маркизы» в бытность старпомом отсиживался на мачте, спасаясь от разъярённой швабры.
Дидье тоже это вспомнил и усмехнулся:
— Сидите, изобретайте часового, черти.
— Ну, вы скоро там? — нетерпеливо окликнула их Жаклин из спущённой на воду шлюпки.
Наконец-то эта бесконечная ночь пришла к рассвету. Пришвартовав шлюпку к причалу в крохотном заливчике, куда, наверно, и вынес когда-то ручей их с Ивонной кораблик, Дидье соскочил на берег и подал руку Жаклин. Всё в нём бурлило от нетерпения, когда он нёсся вверх по знакомой, как свои пять пальцев, тропинке. Он даже не оборачивался, чтобы узнать, поспевают ли за ним остальные, пока запыхавшаяся Жаклин не ухватила его сзади за рукав:
— Подожди же ты… ты что, забыл? Мисс Дилан…
— Дай ей Бог… — проворчал Дидье, нехотя останавливаясь и пропуская Жаклин вперёд. Он провёл ладонью по лбу и мельком подумал, что его, несмотря на все старания Грира, всё-таки накрывает лихорадка, а потом так же мысленно махнул рукой. Главным сейчас было повидаться с Ивонной и успокоить малышку, а там… он выкарабкается, он же сильный и столько раз выкарабкивался…
Немедля выбросив из головы подобную ерунду, Дидье стал ждать, пока Жаклин зайдет внутрь чёрного хода в особняк, объяснится там с кем-то, — вероятно, с лакеем, — и махнёт ему рукой.
Сильная ладонь Грира опустилась ему на здоровое плечо, и хмурые тёмные глаза проницательно на него посмотрели:
— Тебя лихорадит, парень.
— Patati-patata! — нетерпеливо оскалился Дидье, и Грир бесстрастно проговорил, не выпуская его плеча:
— Что тебе сказала мадам Бланшар? Если ты ещё раз ляпнешь это, она тебя просто убьёт. Так вот, я ей помогу.
Дидье мотнул головой и высвободился, рассеянно бросив:
— Да всё в порядке, кэп, чего вы все…
И стремительно прянул к чёрному ходу, не оборачиваясь.
Жаклин, прижав палец к губам, цепко ухватила его за локоть и повела вверх по лестнице, слабо освещённой пробивавшимися сквозь узкие окна рассветными лучами.
Дидье замер у двери детской, переминаясь с ноги на ногу. Он волновался так, как не волновался перед спальнями чужих жён. Точнее, перед спальнями чужих жён он вообще никогда не волновался. Подумаешь, разъярённый муж с ружьём, эка невидаль! А вот если Ивонна его забыла… если она его просто-напросто испугается… если…
Она не забыла.
И не испугалась.
Маленький тёплый вихрь, пахнущий молоком, путаясь в подоле ночной рубашонки, кинулся ему на шею, мягкие ладошки неловко вцепились в волосы, когда он присел на корточки, и тонкий голосок зашептал прямо в ухо:
— А я знала, я знала, что тебя вовсе не за-са-ди-ли ни в какую тюрьму, потому что ты хороший, и ты вовсе не хотел украсть меня, вот!
…На самом деле он хотел украсть её — прямо сейчас.
…А сушёная грымза всё-таки не сказала Ивонне, что его должны казнить…
…И… чёрт, что же теперь делать-то…
Дидье судорожно вздохнул, продолжая прижимать к себе хрупкое, как веточка, тельце Ивонны и пряча лицо в её шёлковых светлых кудряшках.
Неожиданно ему на плечо легла другая ладонь. Узкая, в перстнях, ладонь его жены.
— Это твой отец, Ивонна, — негромко произнесла Жаклин, тоже присев рядом с ними на корточки.
Святые угодники, да она просто решила его добить!
Или спасти.
— Но ты же говорила, что он старичок и умер! Почему? — изумлённо воскликнула Ивонна, и Дидье наконец через силу усмехнулся, незаметно, как он надеялся, мазнув рукавом по глазам.
— Я… — Жаклин запнулась и беспомощно посмотрела на него.
Дидье проглотил вертевшееся на языке: «Да твоя мама просто забыла», понимая, что тут-то ему и конец придёт, и серьёзно объяснил, глядя в круглые глазищи девчушки:
— Потому что мы только сейчас обвенчались в церкви, малышка.
Ивонна сосредоточенно нахмурила брови, обдумывая услышанное.
— Но только об этом никому нельзя рассказывать, — быстро добавил Дидье, перебирая пальцами её кудряшки. — Это секрет, понимаешь?
Зелёные глаза-блюдца вновь уставились ему в самую душу:
— Это потому что ты пират?
Оторопев, Дидье рывком повернулся к Жаклин, которая уже выпрямилась и стояла у притолоки, глядя на них и едва заметно улыбаясь.
— Да уж, мадам Бланшар, наша дочь пошла в вас, в уме ей не откажешь. — Он снова взглянул на Ивонну. — Именно поэтому. Так уж получилось, малышка. — Дидье глубоко вздохнул и потёр лоб. — И поэтому ещё я не смогу жить тут с тобой и с мамой… и каждый день запускать кораблики в ручье… и кататься верхом… и носить тебя на плечах… и… — Он замолчал, чувствуя, что голос опять вот-вот сорвётся, и встал, держа Ивонну на руках и отчаянно глядя на Жаклин поверх её растрёпанной головы.
— Я придумаю что-нибудь, — откашлявшись, тихо сказала Жаклин. — Чтобы ты мог появляться здесь беспрепятственно и видеться с нею… с нами. Я… тоже хочу этого и придумаю что-нибудь, обещаю. Только вот сейчас тебе надо уходить.
— Да, пора, — хрипло вымолвил Дидье, чувствуя, как бьётся сердечко Ивонны под его ладонью. — Но я скоро вернусь, малышка, и привезу тебе… Господи… — Он крепко зажмурился. — Жаклин, это несправедливо.