Моран обречённо застонал и зажмурился. Грир испытал непреодолимое желание сделать то же самое, как ребёнок, который прячется от буки под кроватью.

Парень либо издевался… либо у него был какой-то план, и он просто тянул время.

Разрушая все надежды Грира. Дидье снова заговорил, горячо и искренне, ударив себя кулаком в грудь, так, что кандалы на нём зазвенели, и обращаясь уже не к судьям Ост-Индской, а к толпе внизу:

— Послушайте-ка, люди добрые! В чём наша вина? Мы не проливали невинной крови, не грабили церквей и не насиловали женщин!

«Блюли Господни заповеди, как монастырские служки», — машинально подумал Грир, обалдело затаивший дыхание, впрочем, как и зеваки внизу…

— Мы дрались с оружием в руках только против тех, кто угрожал нам оружием, — серьёзно продолжал Дидье, обводя пристальным взором толпу. — Мы воевали только с испанцами, ну и правду сказать… — губы его опять дрогнули в сокрушённой и лукавой улыбке, — корыта Ост-Индской тоже малость потрепали, не без этого…

По толпе прокатился смешок и сразу стих, когда судья вновь гневно затряс своими буклями:

— Что ты тут мелешь, прохвост?!

— Святую истину — перед святым распятием, — без запинки отчеканил Дидье, кивнув в сторону капеллана, так же зачарованно пялившегося на него, как и все остальные на этой залитой солнцем площади.

— Не смей просить пощады! — прошипел Моран, уставившись на Дидье проживающим насквозь синим яростным взглядом. — Слышишь?

— Я не пощады прошу, — так же искренне возразил тот, искоса посмотрев на канонира. Скуластое ясноглазое лицо его опять стало совершенно серьёзным и даже суровым. — Не пощады, а справедливости. Не у Всевышнего, — ибо на всё Его воля, — а у людей. Потому что люди — они всё знают и видят. Пусть они и скажут, видели ли от нас больше зла, чем добра, и достойны ли мы такой позорной смерти.

«Господи, что за проклятущая чушь!» — едва не заорал Грир. Люди! Толпа, собравшаяся поглазеть на то, как пойманные пираты будут дёргаться на виселице! О чём им толкует этот малахольный?! Будто бы не он восемь лет назад корчился у позорного столба на площади в своей паршивой деревушке, до полусмерти исхлёстанный плетью — на потеху такой же толпе! Люди! Собачья свора, жаждущая крови, пресмыкающаяся перед сильным и норовящая изорвать на куски упавшего!

Но этот вопль застрял у него в глотке, когда на помост вдруг вскарабкался широкоплечий смуглый парень, будто прокопчённый в огне горна. В огромных руках он привычно сжимал мушкет, казавшийся игрушечным.

— Я-то тебя сразу узнал, Дидье Бланшар. — проворчал он, так легко отпихивая в сторону застывшего перед Дидье сержанта, словно тот был соломенным пугалом. — Ты на своей «Маркизе» выудил нас из самой бури, когда мы с моей Жанеттой, с Симоном да с Полем сбежали на плоту от торговцев рабами! И будь я проклят, если позволю тебе умереть! — Он ткнул пальцем в давешнюю прехорошенькую мулаточку, которая решительно закивала, подтверждая его слова, а потом в сторону двух других немалого роста парней, спешивших к помосту. У одного из них в руках тоже был мушкет, а у другого — кузнечный молот. — А ну-ка, посторонитесь! Поль, сбей с них чёртовы кандалы!

Толпа неумолчно гудела, а из глубины её, расталкивая всех костлявыми локтями, неожиданно вынырнула высокая худая старуха, которую ошеломлённый Грир смутно узнал. И окончательно вспомнил, когда она закричала пронзительным громким голосом:

— Эта троица разбойников оставила все припасы со своих кораблей на нашем острове, когда случился неурожай, и мы уже готовы были прыгать в море и плыть туда, где бы наши дети могли прокормиться! А потом вот этот греховодник, — она ткнула пальцем в сторону Дидье, безудержно лыбившегося, — ещё и вернулся с полным трюмом зерна, чтоб мы смогли продержаться до следующего урожая!

А, вот, значит, где тогда шастал этот плут, а ведь не признался, — подумал Грир мельком. Он испытывал сильнейшее желание опуститься на доски помоста, ибо ноги у него так и подкашивались, словно во сне.

— Солдаты, к оружию! — фальцетом вскричал пришедший в себя судья, но его перебил другой, зычный и очень знакомый голос:

— Солдаты, оружие долой! Мы возвращаемся в форт.

Грир понял, что всё-таки спит и видит сон. Так это солдаты Бартона были присланы, чтобы охранять осуждённых?!

Комендант крепости Сан-Фернандо осадил разгорячённого коня прямёхонько перед помостом.

— Мы служим своему королю, а не Ост-Индской. И мы не палачи. Приговора военного суда не было. Так что казнь незаконна. Кру-гом!

— Le tabarnac de salaud… — едва слышно выдохнул Дидье, во все глаза уставившись на замкнутое серьёзное лицо Бартона. — Будь я проклят…

Моран, явно собиравшийся что-то съязвить, вдруг сжал задрожавшие губы и опустил всклокоченную голову, а Грир молча подставил подоспевшему Полю скованные руки, пригнувшись к помосту. Хватило пары ударов тяжёлого молота, чтобы кандалы, жалобно брякнув, рассыпались на звенья. А капитан «Разящего» наконец стиснул плечо Морана, не заботясь о своих всё ещё скованных ногах, и громко крикнул кузнецу:

— Раскуй сперва его! И вот этого шалопая!

Он кивнул на Дидье, который враз притих, неотрывно глядя теперь уже на них двоих так, словно увидел впервые.

Сверкнув щербатой улыбкой, Поль занёс молот, но первым всё-таки расковал Дидье. А тот стряхнул кандалы, словно простые верёвки, и, выхватив у Поля молот, с размаху саданул по затрещавшей виселице — под радостное улюлюканье вокруг. Судьи, растеряв всю свою надменность и подхватив полы мантий, прыгали с помоста, будто вспугнутые вороны, толпа хохотала, а Дидье размеренно крушил виселицу — так, словно хотел разнести её в мельчайшие щепы, в деревянное крошево. Губы его были так же плотно сжаты, как и у Морана.

— Хватит, хватит уже, garcon, — дрогнувшим голосом приказал Грир, шагнув к нему, — а то и на растопку ничего не останется…

Обернувшись, Дидье несколько мгновений смотрел на него широко раскрытыми отчаянными глазами, наконец выронил молот, с грохотом ударившийся о помост, и стиснул Грира в объятиях, снова спрятав лицо у него на плече, а сам Грир так же крепко обхватил Морана.

— Боже, — прошептал он, судорожно вздохнув.

Сердце у него бухало где-то в глотке, голова кружилась. На них снова пялилась вся примолкшая толпа, пронзительные крики чаек эхом отдавались в ушах, а он застыл, как вкопанный, обнимая обоих своих огольцов — живых и невредимых! — и никак не мог разжать рук.

— Я бы на вашем месте поторопился прочь отсюда, — раздался над их головами рассудительный спокойный голос Бартона, — пока Ост-Индская не опомнилась.

Дидье поднял голову, вскинув на него засиявшие мокрые глаза, ничуть того не стесняясь.

— Merci bien! — горячо выпалил он, и сухие губы Бартона чуть дрогнули в усмешке:

— Не стоит благодарности… Дезире. Всегда к вашим услугам.

Коснувшись двумя пальцами полей своей треуголки, он развернул коня.

— Глядите! — внезапно во всё горло звонко заорал какой-то тощий, загорелый дочерна мальчуган в лохмотьях, вспорхнувший на помост, будто воробей на ветку. Тонкой рукой он возбуждённо тыкал куда-то в море, весело подпрыгивая.

Прищурившись, Дидье всмотрелся в синюю гладь. Солнце слепило ему глаза, и он едва различал очертания мчавшегося к пристани брига, но эти очертания он узнал бы где угодно.

«Чёрная Маркиза» летела сюда на всех парусах, приближаясь с каждым мгновением, на вантах торчали Лукас, Марк и Кэл с Сэмом, а на носу корабля, словно статуя богини Мести, хоть и в мужской одежде, возвышалась стройная фигурка Жаклин Бланшар, чьи рыжие кудри развевались на ветру, как боевой стяг.

— Mon Dieu… — вымолвил Дидье, рассеянно вытирая рукавом мокрые щёки.

— Да, парень, — веско подтвердил Грир, с удовольствием опуская ладони на его плечи и крепко сжимая, — Божья помощь нам всем сейчас снова понадобится.

Жаклин птицей вылетела из пришвартовавшейся шлюпки на грязные доски пристани, сжимая в каждой маленькой изящной руке по пистолету. Однако лицо её казалось странно спокойным. Она лишь привычно вздёрнула острый подбородок, молча указывая бывшим пленникам Ост-Индской на шлюпку, и не убрала пистолетов, пока шлюпка не заплясала на волнах, резво направляясь обратно к «Маркизе».