Изменить стиль страницы

Когда я приехала на Беломорстрой, когда я увидела человеческое отношение к себе, внимательное и чуткое, особенно когда я пошла на производство, я почувствовала и осознала, какую большую ошибку совершила я тогда, когда была почти ребенком. Я поняла, что мне нужно как можно скорее реабилитировать себя чем угодно, какими угодно усилиями, какой угодно работой, но как можно скорее вернуться туда.

Беломорстрой снова вернул меня в семью трудящихся. Меня досрочно освободили с досрочным окончанием нашего канала… Отец этого не увидел, но он теперь был бы счастлив знать, что я буду полноценным участником социалистического строительства в нашей стране.

…Когда мы попали на 6-й участок, то мы имели 12–13 ездок паровоза в смену. Нам нужно было во что бы то ни стало довести эту цифру до максимума. Работая на 6-м боевом участке, мы взяли всевозможные методы работы, объединили соревнование не только по каждому звену, но мы охватили соревнованием каждого человека, устроили соревнование между участками, добились того, что улучшили питание рабочих, приносили им горячие завтраки и т. д. В смысле быта и одежды мы проводили ряд собраний в бараках, и вот в результате всего этого мы добились рекордной цифры — 19 ездок паровоза в смену. Эта цифра была впервые на Беломорстрое. Впоследствии у нас были разные показатели. Вот чего мы добились».

Вот ударник и поэт Беломорстроя Кремков. Кремков читает свое стихотворение «Чекист».

Его чтение патетично и яростно. Он размахивает руками, он наступает на аудиторию. Это беломорстроевская школа декламации. Так читали стихи с пней и глыб гранита в лесах бурные поэты БМС, окруженные самой впечатлительной в мире аудиторией. Поэзия на БМС была в почете.

Что день — успех, что час — то новый плюс.
Несется весть, сомненья рассеивая:
«Чекист» прошел восьмой, десятый шлюз,
Неудержимо продвигаясь к северу.
Братишка, знай, назад дороги нет.
Пусть нам порой как будто и не можется,
«Чекист» ведет нас лестницей побед
В великий бьеф бесклассового общества.

Следующий оратор Чекмазов, тоже поэт.

Как часто речи здесь оканчиваются стихами! Это понятно — речи лиричны. Для того чтобы они превратились в стихотворение-строчки, оратору достаточно снабдить свое волнение рифмами.

Я не сам покинул город шумный,
Разве я столицы не любил,
Правда, в жизни шатун безумный,
Я свободы должно не ценил.
Я не верил в жизнь с ее простором,
Я не верил счастью на земле,
Мне казалось, что рожден я вором
И умру воришкою в тюрьме.
А сейчас под знаменем коммуны,
Не пугаясь прошлого «вчера»,
Я вздымаю пламенным буруном
Трудовые вечера.
И встречая трудности нередко,
Веру в темпы не гася внутри,
Я с рабочим вместе пятилетку
По-ударному осуществляю в три.

Еще стихи. Выступает поэт Карюкин. (Этот вчерашний беспризорный недавно выбран на почетную должность каналоармейского поэта.)

Он читает стихотворение, посвященное борьбе за знамя Карелии.

Под этим знаменем дрались на Белморстрое
Фаланги сводные передовых бригад,
Оно — свидетель большевистской воли,
Не отступающей назад.
За это знамя спорили ребята,
Под этим знаменем прошли Водораздел.
Оно — маяк привета и почета,
Свидетель славных подвигов и дел.
И вот оно на трассе Волгостроя
Зовет сердца и будоражит ум…
Его несут ударники-герои,
Они идут на августовский штурм.

Во время выступления Карюкина тов. Коган задумчив. Только что он был оживлен и внимательно рассматривал зал. Он писал записки, он улыбался. Сейчас он как-то притих. Быть может, он думает о том, как не похожи эти стихи на те, что он писал сам на бессрочной каторге. Он тогда писал так:

Моя жизнь одинокая, бледная,
С роковым неизбежным концом…

После выступлений поэтов объявляется перерыв. Во время перерыва писателям сообщают более подробные сведения о Москанале. Они узнают, что из трех вариантов был выбран так называемый дмитровский, который идет по направлению железной дороги на Савелово, изредка пересекаясь. Дмитровский канал подходит к Волге двумя ветвями: судоходной и водоводной. Первый шлюз ставится на Дубне, вода в шлюз подается насосной станцией, в отличие от Беломорско-балтийского канала, где водораздельные озера и речки, совпадающие с трассой, дают возможность питать его самотеком.

Приближаясь к Москве, канал снова разветвляется: на Химки — судоходной ветвью и к Мытищам — водоводной. Здесь создается водохранилище-отстойник. Устраиваются два порта: у Покровского-Стрешнева для северных, волжских, грузов и у Сукина болота, где «Шарикоподшипник», — для окских, южных.

Грузовое движение между гаванями пойдет по Андреевскому каналу, от Канатчиковой дачи до Воробьевых гор, минуя петлю Москва-реки, омывающую центр.

Беломорстрой и Московско-волжский канал открывают новую эру в водном хозяйстве Союза, создавая сквозные и кратчайшие водные пути между морями и главнейшими бассейнами страны; из Москвы можно будет проехать по воде в любую область Союза.

В перерыве писатели много беседуют не только с руководством, но и с низовыми беломорстроевцами.

Беломорско-Балтийский канал имени Сталина i_131.jpg

Карта Москанала

«Товарищ, разрешите мне вам представиться. Я — бывший уголовник-рецидивист, просидевший в тюрьмах и на Соловках пятнадцать лет, — говорит одному из писателей Чекмазов. — Сейчас я — директор музыкальной фабрики при трудкоммуне № 2. Я все думаю о том, какие глупости говорят твердолобые буржуазные ученые типа Ломброзо, будто преступность есть врожденность, с которой никак и ничем нельзя бороться. Однако наши преступники построили Беломорский канал, и теперь мы им говорите: „товарищи“. Перед нашими преступниками стоит еще более важная и почетная задача — это Волга-Москва».

Беломорско-Балтийский канал имени Сталина i_132.jpg

В. М. Молотов

Это уже не первый выпад против Ломброзо на слете. Полемика эта неуклюжа по форме, но глубоко содержательна. Она вновь подчеркивает историческое значение слета. Замечательно, что Ломброзо впервые практически опровергается в стране, славившейся в его время ужасами беспощадной каторги.

«Я по своему уголовному прошлому, — говорит подошедший Пинзбург, — очень мало чем уступаю тов. Чекмазову. Он имел пятнадцатилетний стаж, а я имел 14 лет стажа. А теперь я получил квалификацию. Я научился быть десятником по скальным работам, а в настоящее время я — инспектор культвоспитательной части в восьмом отделении. Вот что дала мне советская власть».

В другой группе говорит знакомый читателям инженер Ананьев.

«Много лет тому назад я носил на своей груди академический значок, увенчанный царским гербом. Сейчас видите у меня на груди красный значок ударника строительства Беломорстроя. Я должен вас, товарищи, заверить, что никакие звезды, никакие знаки отличия капиталистического буржуазного мира никто из нас, инженеров, не променяет на этот значок».